ТОП200 частных многопрофильных клиник России – регулярное исследование Аналитического центра Vademecum, оценивающее деятельность частных клиник и сетей, оказывающих медицинские услуги как минимум по 20 направлениям. Ключевой параметр ранжирования – годовая выручка оператора. Анкетирование клиник выявляет различные параметры бизнеса – финансовые показатели (очищенная от внутригрупповых оборотов выручка, EBITDA, LFL), пациентопоток, площадь и мощность филиальной сети.
Главный страх игроков рынка медуслуг – значительное падение выручки в 2020 году, – разумеется, оказался ложным. В стремлении предвосхитить негативное развитие событий крупнейшие многопрофильные сети пустились во все тяжкие – одни взялись лечить COVID-19, другие сделали акцент на плановой медпомощи, третьи вводили или усиливали такие направления, как лабораторная диагностика и телемедицина, четвертые вооружились всеми перечисленными инструментами. Итог – совокупная выручка участников ТОП200 по итогам 2020 года превысила 242,1млрд рублей, продемонстрировав незначительное снижение темпов роста (18% против 18,7% годом ранее). На этом фоне госмедучреждения, оказывающие плановую медпомощь на коммерческой основе, естественно, померкли – ТОП50 больниц третьего уровня в 2020 году заработали платными медуслугами на 11% меньше, чем годом ранее, а ТОП100 федеральных медцентров сократили выручку по этой статье на 5%.
Если верить общей оценке сегмента платных медуслуг от Росстата в 680,6 млрд рублей, то 200 крупнейших частных клиник и сетей занимают не менее 34% этого поля. Расклад, конечно, очень условный: если принять во внимание суммарную долю всех прочих игроков, а также до сих пор корректно не обсчитанные направления вроде стоматологии (а только ее вклад в копилку, по экспертным оценкам, превышает 300 млрд рублей), окажется, что общий объем рынка коммерческой медицины выйдет на порядок больше.
Зато Vademecum впервые удалось измерить пациентскую аудиторию крупнейших частных клиник и сетей России: в 2020 году, по оценкам Аналитического центра Vademecum, в базе 80 регулярно отчитывающихся о своей деятельности участников ТОП200 оказалось 18,1 млн уникальных пациентов – тех, кто обращался за амбулаторной или стационарной медпомощью и чья ситуация представляет собой законченный случай лечения (то есть один и тот же человек мог обратиться несколько раз). Здесь динамика выглядит убедительнее и точнее отражает реальность – в 2020 году этот показатель вырос на 13,8%.
Вопрос, за счет чего обеспечивался прирост, пока остается без убедительного развернутого ответа. В основном, конечно, за счет прямых платежей и ДМС, так как в ОМС позиции всех частников, включая операторов из ТОП200, по-прежнему незначительные – лишь 148,5 млрд рублей, или 8% от общего объема поступлений по этому направлению.
ОМС-канал позволяет расти в выручке только крупнейшим игрокам рынка – с хорошим финансовым резервом собственника, возможностями рисковать и копить дебиторскую задолженность, генерируемую страховыми медорганизациями и терфондами ОМС. О стыдных долговых нюансах говорить у нас почему-то не принято, даже публичные компании до недавнего времени избегали нетактичных заявлений о масштабах проблемы и старались воздерживаться от судов.
В отчетности EMC, опубликованной по случаю размещения ценных бумаг на Московской бирже, дебиторка от МГФОМС впервые проявилась по итогам 2019 года – на уровне 1,2 млн евро (83,2 млн рублей по курсу на 31 декабря 2019 года), а в 2020-м достигла 9 млн евро (816,1 млн рублей) – за медпомощь, оказанную иногородним пациентам. Страховщики – «СОГАЗ-мед», «МАКС-М» и «РЕСО-Мед» – совокупно задолжали ЕМС 13,3 млн евро (1,2 млрд рублей). На запрос Vademecum об актуальном статусе расчетов с этими контрагентами в группе не ответили. В анализируемый период EMC как раз запустил ММОЦ, работающий исключительно по ОМС, и к концу 2020 года доля этого канала в структуре выручки холдинга достигла 20%, или 4,3 млрд рублей. Однако почти треть из этой суммы оказалась не оплачена. Тем не менее в совокупной выручке EMC удалось показать отличную динамику: +30,1%.
Разнонаправленное влияние ОМС на финрезультаты клиник заметно и у двух основных конкурентов EMC – ГК «Медси» и ГК «Мать и дитя». Первая продемонстрировала взрывной рост ОМС-выручки в 2019-м (40,4% – за полугодие, 25,8% – по году), но очень скоро столкнулась с проблемами: сначала МГФОМС отказался платить за медпомощь, оказанную иногородним, а таких в «Медси» было большинство, затем 1,5 тысячи пациентов были переведены из клиник группы в онкологические учреждения ДЗМ.
Масштабное наступление на сегмент ОМС со стороны ГК «Мать и дитя» пришлось на 2019-2020 годы. В холдинге постарались проводить маневр с должной осторожностью. «Мы всегда ведем нашу деятельность корректно – не злоупотребляем теми возможностями, которые нам предоставляет государство в части работы по ОМС. Мы претендуем только на те объемы, в которых нуждается регион, в частности Московская область. Если у региона есть потребность, мы готовы ее закрыть. Тем не менее пока в структуре выручки группы ОМС занимает чуть больше 10% – это и ЭКО, и онкология, и травматология, и амбулаторные приемы. Более 80% у нас приходится на платежи физлиц, остальное – ДМС», – говорил Vademecum в 2020 году гендиректор «Мать и дитя» Марк Курцер. Однако с запуском онкоцентра «Лапино-2» осторожничать стало сложнее, так что группа завершила год с долей ОМС в выручке 16%.
ЗАКОС И ПОРЯДОК
Все эти опыты скорее исключение, чем правило, и основной источник финансирования частных клиник – прямые платежи (в Москве еще и ДМС). В этом сегменте операторам тоже удается показывать неплохую динамику даже на концентрированном столичном рынке, в частности «СМ-Клиника» увеличила выручку на 29,3%, Национальная медицинская сеть – на 15,9%, АО «Семейный доктор» – на 18,5%, «Медгард» – на 19,2%. Кто-то – например, подмосковная Ильинская больница (+370,5% год к году) или воронежский «Олимп здоровья» (111%) – пользуется эффектом низкой базы, а кто-то – «Медма» или «Медскан» – растет органически или через M&A. Под занавес 2020 года группа Евгения Туголукова приобрела очередной актив – 51% курской сети клиник «Медассист». В ГК «Медма», показавшей в 2020 году общую выручку 9,7 млрд рублей, к многопрофильным можно отнести лишь небольшую сеть «Ситидок» (190-е место в рейтинге), но в целом, уточнили в холдинге, группа объединяет более 450 точек – это и лабораторные пункты «Ситилаб», и диализные центры «Нефролайн», и сети центров «Геном» (репродуктивные технологии), и «КатЛаб» (сердечно-сосудистая хирургия), и RSPEI (лучевая терапия), и «Де Визио» (офтальмология), на стадии запуска онкологический проект «Диахил». По словам президента ГК «Медма» Юлая Магадеева, в 2021 году совокупная выручка компаний холдинга прогнозируется на уровне 13 млрд рублей, ежегодную инвестпрограмму он оценивает минимум в 1 млрд рублей.
Феерические инвестиционные планы строит ГК «МедИнвестГрупп» Виктора Харитонина – в течение пяти лет группа намерена вложить 160 млрд рублей в строительство 14 клиник по ГЧП, а также добавить мощности действующим площадкам – «К+31» и сети центров лекарственной терапии «Мед Технолоджи». За последние три года CAPEX только ТОП3 сетей достиг 27,8 млрд рублей. В целом же по рынку разными игроками в 2020-2021 годы анонсированы проекты более чем на 260 млрд рублей. Если оставить за скобками планы МИГ и «Медскана», то этот показатель будет более реалистичным – на уровне 31,8 млрд рублей.
Иными словами, расширением горизонтов и освоением новых территорий – всяк на свой лад – озабочены главным образом стратегические инвесторы и те, кто претендует на это высокое звание. Однако, как отмечают опрошенные Vademecum эксперты, продуктивнее сегодня заходить на локальные рынки не через стройку, а приобретая активы, а вместе с ними – базу лояльных пациентов, кадры и инфраструктуру, включая медоборудование (с поправкой на состояние техники). Операционный директор ГК «Медси» Родион Ступин, объясняя порядок оценки объектов M&A, выделяет следующие факторы: «Конечно, начинаем с выручки, смотрим на темпы роста и на то, за счет чего он происходит – внедрения новых услуг, привлечения дополнительных пациентов и так далее. Дальше оцениваем стандартные для нас параметры – количество уникальных пациентов и их возвращаемость, LTV, объем оказываемых услуг, средние чеки. Если говорить не об экономических показателях, то важна корпоративная культура и видение предпринимателя, который эту клинику создавал. Если они совпадают с нашей стратегией, то с партнером легче договариваться, и дальше можно идти плечом к плечу, совместно развивая медицину в регионе».
И все же M&A, видимо, по традиции, идут со скрипом. За последние два года сделок было немного и, что характерно, обошлись они без участия лидеров рынка, а свершились силами игроков из второй двадцатки рейтинга, а то и вовсе за его пределами. Например, в начале 2021 года стало известно о покупке сетью «Сова» 100% краснодарского центра WMT с установкой NanoKnife, в которую совладелец краснодарского многопрофильного холдинга «ПКФ «Самсон» Владимир Апухтин вложил ни много ни мало 1,5 млрд рублей. Небольшой, но любопытный M&A-кейс удалось реализовать «Клинике Фомина» – летом нынешнего года управляющая авторской сетью «КДФ Групп» выкупила 100% воронежского филиала «Скандинавии», за счет этого объекта площадью 400 кв. м новый собственник планирует расширять присутствие «Клиники Фомина» в регионе.
Проявляются на рынке медуслуг и фармацевтические компании. В конце июня 2020 года принадлежащее группе «Протек» ООО «Кременчугская 3» выкупило ООО «Медицинский центр «Атлас», управляющее многопрофильной клиникой Atlas на Кутузовском проспекте в Москве. С новым собственником, приценивавшимся к медицинским активам еще в 2019 году, Atlas готовится вырасти в сеть, открыв до 2023 года еще две клиники, в том числе стационар. Пакет в 50% челябинской сети «Лотос» выкупила фармкомпания «Генериум». Прояснить Vademecum смысл партнерства стороны не смогли, однако представители основного «медицинского» актива Харитонина – МИГ – заявили, что эта сделка не означает включения сети в структуру активов группы.
Сегментация операторов, попадающих в поле зрения Аналитического центра Vademecum, позволяет заметить, что в 2020 году наилучшую динамику по выручке показали клиники с выручкой 700–963 млн и 2–5 млрд рублей, тогда как небольшим игрокам пришлось заметно хуже – компании с выручкой 172–394 млн рублей выросли год к году всего на 6,5%. Непростым, вне зависимости от выручки, оказался 2020 год и для одиночных клиник – они выросли лишь на 4,8%. Остальные показали рост выше рынка, однако наиболее заметную динамику (19,7%) удалось продемонстрировать только крупным сетевым проектам, оперирующим 20-ю и более точками. Что примечательно, на темпы роста вовсе не повлияло местоположение клиники – участники ТОП200 прибавили по 16–16,7% в год по всей стране (не учитывались показатели клиник с приростом выручки за счет эффекта низкой базы или несопоставимыми с прочими игроками параметрами работы – ценовым сегментом, наличием сильного лабораторного направления и так далее).
Генеральный директор сети клиник «Ниармедик» Мария Коломенцева, второй год исследующая региональные рынки на предмет наличия интересных для объединения активов, отмечает, что основной массе клиник пока только предстоит раскрыть свой потенциал к M&A: «Даже с выручкой в 300 млн рублей – это все еще малый бизнес, который, тем не менее, пока может существовать самостоятельно. Конъюнктура рынка такова, что в ближайшие два-три года эти игроки пересмотрят свою тактику – собственных оборотных средств будет не хватать на CAPEX, рыночную оплату труда, маркетинг и внедрение новых технологий, а кредитное финансирование привлекать такому бизнесу сложно».
Здесь будут уместны несколько тезисов о подготовке клиники к продаже. По словам управляющего партнера DMG Владимира Гераскина, собственник может базово оценить готовность своего бизнеса к общению с потенциальными покупателями по нескольким параметрам.
«На 80%, а лучше на 90–100%, выручка должна быть «белой», должна существовать история ведения бухгалтерской отчетности. Такие компании покупаются лучше и стоят дороже. Быстрее продается клиника, которая арендует помещение, а не владеет им. Стоимость помещения существенно удорожает сделку и удлиняет сроки окупаемости инвестиций. Важна культура управления компанией. Собственник и менеджмент должны хорошо понимать формат бизнеса, стратегию развития и эффективно взаимодействовать между собой, не подменяя функции друг друга», – поясняет эксперт.
Далее, рассуждает Гераскин, стоит определить круг потенциальных покупателей, а не просто выходить на рынок с тизером о продаже и посылом «может, кто-то возьмет»: «Клинику небольшой площади вряд ли купит сеть вроде «Медси». Сети с выручкой около 1 млрд рублей будут интересны клиники и сети с выручкой 200–300 млн рублей с положительной EBITDA хотя бы 5–10%. Такая сделка позволит увеличить стоимость поглощающей сети, поскольку мультипликатор к EBITDA в сетевом формате выше, чем у одиночной клиники. EBITDA поглощаемого бизнеса также вырастет за счет эффекта масштаба. Идеальной для сетевого покупателя будет клиника с EBITDA в 5–15% и загрузкой не более 50%. Покупатель заплатит ниже рынка, а загрузив клинику собственными клиентами, существенно увеличит стоимость бизнеса».
КАК ВЫ ЛОТЫ НАЗОВЕТЕ
Участие гораздо более строгих, чем любой собственник, институциональных инвесторов (фондов прямых инвестиций и банков) в медицинском бизнесе остается эпизодическим, а попытки сделок – более чем осторожными. Например, «Газпромбанк» зашел на рынок через миноритарную долю в ГК «Эксперт», пообещав не только инвестиции, но и заемное финансирование. В инвестпрограмму ГК «Медскан» на 70 млрд рублей тот же «Газпромбанк» согласился вложиться только в виде кредита. ВЭБ решился всего на 1 млрд рублей инвестиций в проект «Доктор рядом» и «Ниармедик».
В нынешнем году глава ВТБ Андрей Костин анонсировал покупку доли в одной из частных сетей клиник и содействие ее выходу на IPO. «Мы видим сейчас активизацию и развитие частных клиник, и мы действительно – меня просили не называть их – с несколькими сетями ведем переговоры. Но это не контрольный пакет, это скорее участие такое долевое и в перспективе возможный выход на IPO этих сетей», – говорил Костин в начале сентября, пообещав определиться с планами к концу года.
Из медицинских холдингов, способных заинтересовать банк своими оборотами, на IPO пока не вышла только ГК «Медси», хотя такие планы неоднократно анонсировались головной для группы АФК «Система». Летом этого года председатель совета директоров корпорации Владимир Евтушенков в очередной раз намекнул на такую возможность, отметив, что продажа акций на бирже случится «не ради денег, потому что можно было бы их получить совсем другими способами – через кредиты, облигации и так далее».
Кроме того, ВТБ давно кредитует ГК «Мать и дитя», и по рынку ходили слухи, что Костин уже выкупил пакет акций холдинга, однако подтвердить эту информацию не удалось, да и незамеченной такая сделка с публичной компанией вряд ли осталась бы. Пока ВТБ ограничился выдачей кредита в 5 млрд рублей EMC, и это вовсе не то, о чем говорил Костин, уточняет источник Vademecum в самом банке.
Инвестфонд Baring Vostok в 2020-2021 годах вышел сразу из всех своих клинических проектов – сначала продав МИГу 27,78% в EMC, затем заключив сделку по продаже 50% АО «Семейный доктор» основателям сети. Других покупателей на этот актив, оцененный в 1,3 млрд рублей, как в отрасли, так и за ее пределами не нашлось.
На 2021 год может прийтись еще один знаковый «выход» – продажа фондом «Эльбрус Капитал» долей в клиниках, находящихся под управлением «Национальной медицинской сети». Прежде на рынке не случалось сделок в отношении настолько серьезных активов, присутствующих не в столице.
Фонд «Эльбрус Капитал» инициировал проект НМС в 2012 году, поручив поиск и интеграцию региональных медбизнесов Илье Тупицыну. За 10 лет НМС объединила четыре региональные сети – лидеров локальных рынков. Последовательно под контроль «Эльбруса» перешли «Промедицина» (Башкирия), «Диалайн» (Волгоградская область), «Здоровье 365» (Свердловская область) и «Евромед» (Омская область).
УК «НМС» не стала заморачиваться ребрендингом региональных клиник, уделив первостепенное внимание стандартизации бизнес-процессов и расширению инфраструктуры по трехуровневому принципу – поликлиника в формате «у дома», клинико-диагностические центры и госпитали площадью 5–7 тысяч кв. м. К 2020 году совокупная выручка сети из 40 точек, на 70% ориентированных на прямые продажи физлицам, превысила 5 млрд рублей. По данным Аналитического центра Vademecum, в 2020 году рентабельность проекта по EBITDA составила около 20% (за вычетом арендных платежей).
Подготовка клиник, объединенных проектом НМС, к продаже началась еще в конце 2020 года: к сети приценивались как стратеги – «Мать и дитя», «Медскан», «Скандинавия» и «Медси», так и непрофильные инвесторы, в том числе иностранцы. Среди покупателей оказался и совладелец одного из активов НМС – основатель омского «Евромеда» Геннадий Фридман. Однако он ограничился консолидацией долей в авторском проекте – в апреле 2021 года 100% Euromed International Ltd перешли калининградскому офшору Фридмана Adanimov Trading Limited. И хотя сумма этой сделки не раскрывается, по оценкам Аналитического центра Vademecum, 50% бизнеса могли достаться покупателю не менее чем за 1,5–2 млрд рублей. Таким образом, предметом дальнейших переговоров остались три сети с совокупной выручкой 3,3 млрд рублей за 2020 год. Генеральный директор НМС Илья Тупицын от комментариев по поводу параметров и статуса грядущей продажи воздержался.
Из других фондов private equity в клиническом бизнесе по-прежнему присутствует VIYM Андрея Якунина, который пока дальше участия в столичной МК «Семейный доктор», потерявшей в пандемию 19% выручки, так и не продвинулся. Казахстанской Emdeu Medline, инвестировавшей в подмосковную Ильинскую больницу, пока тоже вроде бы далеко до продажи своих 88,75%, несмотря на стремительный (с учетом эффекта низкой базы) рост – в 2020 году клиника выручила более 1,4 млрд рублей.
Тем не менее, по словам источников Vademecum на рынке, среди потенциальных инвесторов проекта фигурирует бизнесмен Владимир Потанин и его фонд Winter Capital. Гендиректор Ильинской больницы Артем Гапеев не подтвердил, но и не опроверг эту информацию, заметив лишь, что переговоры с «заинтересованными сторонами» действительно ведутся.
Дополнительное финансирование проекту необходимо – инвестиционный план изначально предполагал строительство второй очереди клиники. По словам Гапеева, в настоящее время на земельном участке идут подготовительные работы, а с 2022 года планируется начать проектирование центра радиотерапии, детского госпиталя и центра амбулаторной хирургии.
«Интересными для инвестиций могут быть клиники, которые будут отличаться такими параметрами, как желание основателей компании работать с институциональными инвесторами и, следовательно, предусматривать будущие возможности выхода для них и других акционеров, удачная бизнес-модель, которую можно успешно масштабировать, а также перспективный и растущий сегмент рынка, на который ориентирована компания», – считает директор инвестиционного фонда Russia Partners Юрий Машинцев.
Параллельно крупнейшие игроки экспериментируют с привлечением средств от локальных розничных инвесторов, размещая ценные бумаги на Московской бирже. В последний год такой формат, но с разными целями, выбрали ГК «Мать и дитя» и EMC. Если холдинг Марка Курцера предложил покупателям глобальных депозитарных расписок (ГДР) вложиться в расширение инфраструктуры, то для EMC выход на биржу оказался способом разойтись с акционерами. Обманув надежды наблюдателей на консолидацию рынка, МИГ Виктора Харитонина так и не стал для EMC опорным бизнес-партнером, а приобретенный у Baring Vostok пакет вскоре разделился между партнером Харитонина Егором Кульковым (через кипрскую Hiolot Holdings Limited) и Greenleas International Holdings Романа Абрамовича.
В 2021 году EMC обещает раздать инвесторам в общей сложности 114 млн евро дивидендов, из которых в конце сентября были выплачены 76 млн евро (6,4 млрд рублей по курсу на 30 сентября 2021 года). ГК «Мать и дитя» только за первое полугодие 2021 года выделила акционерам 1,35 млрд рублей дивидендов. То есть при покупке ГДР по рыночной цене до закрытия реестра акционеров доходность бумаг EMC за год составила 6,15%, а ГК «Мать и дитя» за полгода – 2%, причем «Мать и дитя» направила часть прибыли на погашение долга и вложение в новые проекты. «И то и другое повышает будущую стоимость компании для акционеров», – уверен Юрий Машинцев.
Больше данных по исследованию – в ближайшем номере журнала Vademecum. Подписывайтесь!
"
["~DETAIL_TEXT"]=>
string(51186) "
Главный страх игроков рынка медуслуг – значительное падение выручки в 2020 году, – разумеется, оказался ложным. В стремлении предвосхитить негативное развитие событий крупнейшие многопрофильные сети пустились во все тяжкие – одни взялись лечить COVID-19, другие сделали акцент на плановой медпомощи, третьи вводили или усиливали такие направления, как лабораторная диагностика и телемедицина, четвертые вооружились всеми перечисленными инструментами. Итог – совокупная выручка участников ТОП200 по итогам 2020 года превысила 242,1млрд рублей, продемонстрировав незначительное снижение темпов роста (18% против 18,7% годом ранее). На этом фоне госмедучреждения, оказывающие плановую медпомощь на коммерческой основе, естественно, померкли – ТОП50 больниц третьего уровня в 2020 году заработали платными медуслугами на 11% меньше, чем годом ранее, а ТОП100 федеральных медцентров сократили выручку по этой статье на 5%.
Если верить общей оценке сегмента платных медуслуг от Росстата в 680,6 млрд рублей, то 200 крупнейших частных клиник и сетей занимают не менее 34% этого поля. Расклад, конечно, очень условный: если принять во внимание суммарную долю всех прочих игроков, а также до сих пор корректно не обсчитанные направления вроде стоматологии (а только ее вклад в копилку, по экспертным оценкам, превышает 300 млрд рублей), окажется, что общий объем рынка коммерческой медицины выйдет на порядок больше.
Зато Vademecum впервые удалось измерить пациентскую аудиторию крупнейших частных клиник и сетей России: в 2020 году, по оценкам Аналитического центра Vademecum, в базе 80 регулярно отчитывающихся о своей деятельности участников ТОП200 оказалось 18,1 млн уникальных пациентов – тех, кто обращался за амбулаторной или стационарной медпомощью и чья ситуация представляет собой законченный случай лечения (то есть один и тот же человек мог обратиться несколько раз). Здесь динамика выглядит убедительнее и точнее отражает реальность – в 2020 году этот показатель вырос на 13,8%.
Вопрос, за счет чего обеспечивался прирост, пока остается без убедительного развернутого ответа. В основном, конечно, за счет прямых платежей и ДМС, так как в ОМС позиции всех частников, включая операторов из ТОП200, по-прежнему незначительные – лишь 148,5 млрд рублей, или 8% от общего объема поступлений по этому направлению.
ОМС-канал позволяет расти в выручке только крупнейшим игрокам рынка – с хорошим финансовым резервом собственника, возможностями рисковать и копить дебиторскую задолженность, генерируемую страховыми медорганизациями и терфондами ОМС. О стыдных долговых нюансах говорить у нас почему-то не принято, даже публичные компании до недавнего времени избегали нетактичных заявлений о масштабах проблемы и старались воздерживаться от судов.
В отчетности EMC, опубликованной по случаю размещения ценных бумаг на Московской бирже, дебиторка от МГФОМС впервые проявилась по итогам 2019 года – на уровне 1,2 млн евро (83,2 млн рублей по курсу на 31 декабря 2019 года), а в 2020-м достигла 9 млн евро (816,1 млн рублей) – за медпомощь, оказанную иногородним пациентам. Страховщики – «СОГАЗ-мед», «МАКС-М» и «РЕСО-Мед» – совокупно задолжали ЕМС 13,3 млн евро (1,2 млрд рублей). На запрос Vademecum об актуальном статусе расчетов с этими контрагентами в группе не ответили. В анализируемый период EMC как раз запустил ММОЦ, работающий исключительно по ОМС, и к концу 2020 года доля этого канала в структуре выручки холдинга достигла 20%, или 4,3 млрд рублей. Однако почти треть из этой суммы оказалась не оплачена. Тем не менее в совокупной выручке EMC удалось показать отличную динамику: +30,1%.
Разнонаправленное влияние ОМС на финрезультаты клиник заметно и у двух основных конкурентов EMC – ГК «Медси» и ГК «Мать и дитя». Первая продемонстрировала взрывной рост ОМС-выручки в 2019-м (40,4% – за полугодие, 25,8% – по году), но очень скоро столкнулась с проблемами: сначала МГФОМС отказался платить за медпомощь, оказанную иногородним, а таких в «Медси» было большинство, затем 1,5 тысячи пациентов были переведены из клиник группы в онкологические учреждения ДЗМ.
Масштабное наступление на сегмент ОМС со стороны ГК «Мать и дитя» пришлось на 2019-2020 годы. В холдинге постарались проводить маневр с должной осторожностью. «Мы всегда ведем нашу деятельность корректно – не злоупотребляем теми возможностями, которые нам предоставляет государство в части работы по ОМС. Мы претендуем только на те объемы, в которых нуждается регион, в частности Московская область. Если у региона есть потребность, мы готовы ее закрыть. Тем не менее пока в структуре выручки группы ОМС занимает чуть больше 10% – это и ЭКО, и онкология, и травматология, и амбулаторные приемы. Более 80% у нас приходится на платежи физлиц, остальное – ДМС», – говорил Vademecum в 2020 году гендиректор «Мать и дитя» Марк Курцер. Однако с запуском онкоцентра «Лапино-2» осторожничать стало сложнее, так что группа завершила год с долей ОМС в выручке 16%.
ЗАКОС И ПОРЯДОК
Все эти опыты скорее исключение, чем правило, и основной источник финансирования частных клиник – прямые платежи (в Москве еще и ДМС). В этом сегменте операторам тоже удается показывать неплохую динамику даже на концентрированном столичном рынке, в частности «СМ-Клиника» увеличила выручку на 29,3%, Национальная медицинская сеть – на 15,9%, АО «Семейный доктор» – на 18,5%, «Медгард» – на 19,2%. Кто-то – например, подмосковная Ильинская больница (+370,5% год к году) или воронежский «Олимп здоровья» (111%) – пользуется эффектом низкой базы, а кто-то – «Медма» или «Медскан» – растет органически или через M&A. Под занавес 2020 года группа Евгения Туголукова приобрела очередной актив – 51% курской сети клиник «Медассист». В ГК «Медма», показавшей в 2020 году общую выручку 9,7 млрд рублей, к многопрофильным можно отнести лишь небольшую сеть «Ситидок» (190-е место в рейтинге), но в целом, уточнили в холдинге, группа объединяет более 450 точек – это и лабораторные пункты «Ситилаб», и диализные центры «Нефролайн», и сети центров «Геном» (репродуктивные технологии), и «КатЛаб» (сердечно-сосудистая хирургия), и RSPEI (лучевая терапия), и «Де Визио» (офтальмология), на стадии запуска онкологический проект «Диахил». По словам президента ГК «Медма» Юлая Магадеева, в 2021 году совокупная выручка компаний холдинга прогнозируется на уровне 13 млрд рублей, ежегодную инвестпрограмму он оценивает минимум в 1 млрд рублей.
Феерические инвестиционные планы строит ГК «МедИнвестГрупп» Виктора Харитонина – в течение пяти лет группа намерена вложить 160 млрд рублей в строительство 14 клиник по ГЧП, а также добавить мощности действующим площадкам – «К+31» и сети центров лекарственной терапии «Мед Технолоджи». За последние три года CAPEX только ТОП3 сетей достиг 27,8 млрд рублей. В целом же по рынку разными игроками в 2020-2021 годы анонсированы проекты более чем на 260 млрд рублей. Если оставить за скобками планы МИГ и «Медскана», то этот показатель будет более реалистичным – на уровне 31,8 млрд рублей.
Иными словами, расширением горизонтов и освоением новых территорий – всяк на свой лад – озабочены главным образом стратегические инвесторы и те, кто претендует на это высокое звание. Однако, как отмечают опрошенные Vademecum эксперты, продуктивнее сегодня заходить на локальные рынки не через стройку, а приобретая активы, а вместе с ними – базу лояльных пациентов, кадры и инфраструктуру, включая медоборудование (с поправкой на состояние техники). Операционный директор ГК «Медси» Родион Ступин, объясняя порядок оценки объектов M&A, выделяет следующие факторы: «Конечно, начинаем с выручки, смотрим на темпы роста и на то, за счет чего он происходит – внедрения новых услуг, привлечения дополнительных пациентов и так далее. Дальше оцениваем стандартные для нас параметры – количество уникальных пациентов и их возвращаемость, LTV, объем оказываемых услуг, средние чеки. Если говорить не об экономических показателях, то важна корпоративная культура и видение предпринимателя, который эту клинику создавал. Если они совпадают с нашей стратегией, то с партнером легче договариваться, и дальше можно идти плечом к плечу, совместно развивая медицину в регионе».
И все же M&A, видимо, по традиции, идут со скрипом. За последние два года сделок было немного и, что характерно, обошлись они без участия лидеров рынка, а свершились силами игроков из второй двадцатки рейтинга, а то и вовсе за его пределами. Например, в начале 2021 года стало известно о покупке сетью «Сова» 100% краснодарского центра WMT с установкой NanoKnife, в которую совладелец краснодарского многопрофильного холдинга «ПКФ «Самсон» Владимир Апухтин вложил ни много ни мало 1,5 млрд рублей. Небольшой, но любопытный M&A-кейс удалось реализовать «Клинике Фомина» – летом нынешнего года управляющая авторской сетью «КДФ Групп» выкупила 100% воронежского филиала «Скандинавии», за счет этого объекта площадью 400 кв. м новый собственник планирует расширять присутствие «Клиники Фомина» в регионе.
Проявляются на рынке медуслуг и фармацевтические компании. В конце июня 2020 года принадлежащее группе «Протек» ООО «Кременчугская 3» выкупило ООО «Медицинский центр «Атлас», управляющее многопрофильной клиникой Atlas на Кутузовском проспекте в Москве. С новым собственником, приценивавшимся к медицинским активам еще в 2019 году, Atlas готовится вырасти в сеть, открыв до 2023 года еще две клиники, в том числе стационар. Пакет в 50% челябинской сети «Лотос» выкупила фармкомпания «Генериум». Прояснить Vademecum смысл партнерства стороны не смогли, однако представители основного «медицинского» актива Харитонина – МИГ – заявили, что эта сделка не означает включения сети в структуру активов группы.
Сегментация операторов, попадающих в поле зрения Аналитического центра Vademecum, позволяет заметить, что в 2020 году наилучшую динамику по выручке показали клиники с выручкой 700–963 млн и 2–5 млрд рублей, тогда как небольшим игрокам пришлось заметно хуже – компании с выручкой 172–394 млн рублей выросли год к году всего на 6,5%. Непростым, вне зависимости от выручки, оказался 2020 год и для одиночных клиник – они выросли лишь на 4,8%. Остальные показали рост выше рынка, однако наиболее заметную динамику (19,7%) удалось продемонстрировать только крупным сетевым проектам, оперирующим 20-ю и более точками. Что примечательно, на темпы роста вовсе не повлияло местоположение клиники – участники ТОП200 прибавили по 16–16,7% в год по всей стране (не учитывались показатели клиник с приростом выручки за счет эффекта низкой базы или несопоставимыми с прочими игроками параметрами работы – ценовым сегментом, наличием сильного лабораторного направления и так далее).
Генеральный директор сети клиник «Ниармедик» Мария Коломенцева, второй год исследующая региональные рынки на предмет наличия интересных для объединения активов, отмечает, что основной массе клиник пока только предстоит раскрыть свой потенциал к M&A: «Даже с выручкой в 300 млн рублей – это все еще малый бизнес, который, тем не менее, пока может существовать самостоятельно. Конъюнктура рынка такова, что в ближайшие два-три года эти игроки пересмотрят свою тактику – собственных оборотных средств будет не хватать на CAPEX, рыночную оплату труда, маркетинг и внедрение новых технологий, а кредитное финансирование привлекать такому бизнесу сложно».
Здесь будут уместны несколько тезисов о подготовке клиники к продаже. По словам управляющего партнера DMG Владимира Гераскина, собственник может базово оценить готовность своего бизнеса к общению с потенциальными покупателями по нескольким параметрам.
«На 80%, а лучше на 90–100%, выручка должна быть «белой», должна существовать история ведения бухгалтерской отчетности. Такие компании покупаются лучше и стоят дороже. Быстрее продается клиника, которая арендует помещение, а не владеет им. Стоимость помещения существенно удорожает сделку и удлиняет сроки окупаемости инвестиций. Важна культура управления компанией. Собственник и менеджмент должны хорошо понимать формат бизнеса, стратегию развития и эффективно взаимодействовать между собой, не подменяя функции друг друга», – поясняет эксперт.
Далее, рассуждает Гераскин, стоит определить круг потенциальных покупателей, а не просто выходить на рынок с тизером о продаже и посылом «может, кто-то возьмет»: «Клинику небольшой площади вряд ли купит сеть вроде «Медси». Сети с выручкой около 1 млрд рублей будут интересны клиники и сети с выручкой 200–300 млн рублей с положительной EBITDA хотя бы 5–10%. Такая сделка позволит увеличить стоимость поглощающей сети, поскольку мультипликатор к EBITDA в сетевом формате выше, чем у одиночной клиники. EBITDA поглощаемого бизнеса также вырастет за счет эффекта масштаба. Идеальной для сетевого покупателя будет клиника с EBITDA в 5–15% и загрузкой не более 50%. Покупатель заплатит ниже рынка, а загрузив клинику собственными клиентами, существенно увеличит стоимость бизнеса».
КАК ВЫ ЛОТЫ НАЗОВЕТЕ
Участие гораздо более строгих, чем любой собственник, институциональных инвесторов (фондов прямых инвестиций и банков) в медицинском бизнесе остается эпизодическим, а попытки сделок – более чем осторожными. Например, «Газпромбанк» зашел на рынок через миноритарную долю в ГК «Эксперт», пообещав не только инвестиции, но и заемное финансирование. В инвестпрограмму ГК «Медскан» на 70 млрд рублей тот же «Газпромбанк» согласился вложиться только в виде кредита. ВЭБ решился всего на 1 млрд рублей инвестиций в проект «Доктор рядом» и «Ниармедик».
В нынешнем году глава ВТБ Андрей Костин анонсировал покупку доли в одной из частных сетей клиник и содействие ее выходу на IPO. «Мы видим сейчас активизацию и развитие частных клиник, и мы действительно – меня просили не называть их – с несколькими сетями ведем переговоры. Но это не контрольный пакет, это скорее участие такое долевое и в перспективе возможный выход на IPO этих сетей», – говорил Костин в начале сентября, пообещав определиться с планами к концу года.
Из медицинских холдингов, способных заинтересовать банк своими оборотами, на IPO пока не вышла только ГК «Медси», хотя такие планы неоднократно анонсировались головной для группы АФК «Система». Летом этого года председатель совета директоров корпорации Владимир Евтушенков в очередной раз намекнул на такую возможность, отметив, что продажа акций на бирже случится «не ради денег, потому что можно было бы их получить совсем другими способами – через кредиты, облигации и так далее».
Кроме того, ВТБ давно кредитует ГК «Мать и дитя», и по рынку ходили слухи, что Костин уже выкупил пакет акций холдинга, однако подтвердить эту информацию не удалось, да и незамеченной такая сделка с публичной компанией вряд ли осталась бы. Пока ВТБ ограничился выдачей кредита в 5 млрд рублей EMC, и это вовсе не то, о чем говорил Костин, уточняет источник Vademecum в самом банке.
Инвестфонд Baring Vostok в 2020-2021 годах вышел сразу из всех своих клинических проектов – сначала продав МИГу 27,78% в EMC, затем заключив сделку по продаже 50% АО «Семейный доктор» основателям сети. Других покупателей на этот актив, оцененный в 1,3 млрд рублей, как в отрасли, так и за ее пределами не нашлось.
На 2021 год может прийтись еще один знаковый «выход» – продажа фондом «Эльбрус Капитал» долей в клиниках, находящихся под управлением «Национальной медицинской сети». Прежде на рынке не случалось сделок в отношении настолько серьезных активов, присутствующих не в столице.
Фонд «Эльбрус Капитал» инициировал проект НМС в 2012 году, поручив поиск и интеграцию региональных медбизнесов Илье Тупицыну. За 10 лет НМС объединила четыре региональные сети – лидеров локальных рынков. Последовательно под контроль «Эльбруса» перешли «Промедицина» (Башкирия), «Диалайн» (Волгоградская область), «Здоровье 365» (Свердловская область) и «Евромед» (Омская область).
УК «НМС» не стала заморачиваться ребрендингом региональных клиник, уделив первостепенное внимание стандартизации бизнес-процессов и расширению инфраструктуры по трехуровневому принципу – поликлиника в формате «у дома», клинико-диагностические центры и госпитали площадью 5–7 тысяч кв. м. К 2020 году совокупная выручка сети из 40 точек, на 70% ориентированных на прямые продажи физлицам, превысила 5 млрд рублей. По данным Аналитического центра Vademecum, в 2020 году рентабельность проекта по EBITDA составила около 20% (за вычетом арендных платежей).
Подготовка клиник, объединенных проектом НМС, к продаже началась еще в конце 2020 года: к сети приценивались как стратеги – «Мать и дитя», «Медскан», «Скандинавия» и «Медси», так и непрофильные инвесторы, в том числе иностранцы. Среди покупателей оказался и совладелец одного из активов НМС – основатель омского «Евромеда» Геннадий Фридман. Однако он ограничился консолидацией долей в авторском проекте – в апреле 2021 года 100% Euromed International Ltd перешли калининградскому офшору Фридмана Adanimov Trading Limited. И хотя сумма этой сделки не раскрывается, по оценкам Аналитического центра Vademecum, 50% бизнеса могли достаться покупателю не менее чем за 1,5–2 млрд рублей. Таким образом, предметом дальнейших переговоров остались три сети с совокупной выручкой 3,3 млрд рублей за 2020 год. Генеральный директор НМС Илья Тупицын от комментариев по поводу параметров и статуса грядущей продажи воздержался.
Из других фондов private equity в клиническом бизнесе по-прежнему присутствует VIYM Андрея Якунина, который пока дальше участия в столичной МК «Семейный доктор», потерявшей в пандемию 19% выручки, так и не продвинулся. Казахстанской Emdeu Medline, инвестировавшей в подмосковную Ильинскую больницу, пока тоже вроде бы далеко до продажи своих 88,75%, несмотря на стремительный (с учетом эффекта низкой базы) рост – в 2020 году клиника выручила более 1,4 млрд рублей.
Тем не менее, по словам источников Vademecum на рынке, среди потенциальных инвесторов проекта фигурирует бизнесмен Владимир Потанин и его фонд Winter Capital. Гендиректор Ильинской больницы Артем Гапеев не подтвердил, но и не опроверг эту информацию, заметив лишь, что переговоры с «заинтересованными сторонами» действительно ведутся.
Дополнительное финансирование проекту необходимо – инвестиционный план изначально предполагал строительство второй очереди клиники. По словам Гапеева, в настоящее время на земельном участке идут подготовительные работы, а с 2022 года планируется начать проектирование центра радиотерапии, детского госпиталя и центра амбулаторной хирургии.
«Интересными для инвестиций могут быть клиники, которые будут отличаться такими параметрами, как желание основателей компании работать с институциональными инвесторами и, следовательно, предусматривать будущие возможности выхода для них и других акционеров, удачная бизнес-модель, которую можно успешно масштабировать, а также перспективный и растущий сегмент рынка, на который ориентирована компания», – считает директор инвестиционного фонда Russia Partners Юрий Машинцев.
Параллельно крупнейшие игроки экспериментируют с привлечением средств от локальных розничных инвесторов, размещая ценные бумаги на Московской бирже. В последний год такой формат, но с разными целями, выбрали ГК «Мать и дитя» и EMC. Если холдинг Марка Курцера предложил покупателям глобальных депозитарных расписок (ГДР) вложиться в расширение инфраструктуры, то для EMC выход на биржу оказался способом разойтись с акционерами. Обманув надежды наблюдателей на консолидацию рынка, МИГ Виктора Харитонина так и не стал для EMC опорным бизнес-партнером, а приобретенный у Baring Vostok пакет вскоре разделился между партнером Харитонина Егором Кульковым (через кипрскую Hiolot Holdings Limited) и Greenleas International Holdings Романа Абрамовича.
В 2021 году EMC обещает раздать инвесторам в общей сложности 114 млн евро дивидендов, из которых в конце сентября были выплачены 76 млн евро (6,4 млрд рублей по курсу на 30 сентября 2021 года). ГК «Мать и дитя» только за первое полугодие 2021 года выделила акционерам 1,35 млрд рублей дивидендов. То есть при покупке ГДР по рыночной цене до закрытия реестра акционеров доходность бумаг EMC за год составила 6,15%, а ГК «Мать и дитя» за полгода – 2%, причем «Мать и дитя» направила часть прибыли на погашение долга и вложение в новые проекты. «И то и другое повышает будущую стоимость компании для акционеров», – уверен Юрий Машинцев.
Больше данных по исследованию – в ближайшем номере журнала Vademecum. Подписывайтесь!
Две трети объема российского фармрынка, как известно, сосредоточены в рознице. Но как эта розница устроена, всякий раз приходится разбираться по-новому. Некоторые сети склонны завышать свои показатели, другие излишне скромничают. Кроме того, за последние два года по рынку прокатилась волна слияний, которая полностью перекроила его ландшафт. Флагманский продукт Vademecum — рейтинг «ТОП200 аптечных сетей» — публикуется два раза в год. В его основу ложатся данные нашего геомаркетингового сервиса «VM-Навигатор», отчетность аптечных компаний, итоги анкетирования и опросов.
Собственники бизнесов и управленцы теперь любят вспоминать середину февраля. Не то чтобы это была какая-то особенная романтическая пора. Нет, мрачный отечественный февраль, но просто почему-то именно в это время компании, претендующие на структурность и зрелость, обычно проводят цикловые конференции и стратсессии в пригородных отелях. Задача у подобных утомительных и по итогу душных мероприятий ответственная и сложная – через мечтания и обмен мнениями (поутру за флипчартом, а ввечеру за стаканом) сформировать некую картину будущего для своей отрасли и компании, накидать долгосрочные и краткосрочные планы развития и соответствующие статьи расходов, ну и напоследок пройти тренинг и попробовать стать лучшими версиями себя.
В этом феврале, говорят, мечталось особенно недурно, а все потому, что два года пандемии нисколько не усугубили положения существенного числа игроков фармрынка, а только дали возможность нежданно заработать. И заработанного вполне могло хватить на всякое разное, что, по мнению акционеров, неминуемо ведет к повышению эффективности бизнеса и победе над конкурентами.
После 24 февраля эти планы отменились. Зато воспоминания о них стали бесценны, поскольку будущее вмиг стало историей и приобрело сослагательное наклонение, и в нем автоматически оказались достижимы абсолютно все цели, сбылись все мечты, даже самые фантастические. В этом контексте особенно жаль тех, кто отменил или, не дай бог, провел-таки цикловую в марте или апреле. Широко ли им там мечталось?
Впрочем, стресс распределялся по товаропроводящей цепи неравномерно. Шок и трепет в полной мере испытали разве что производители, главным образом иностранные. Тут достаточно вспомнить теперь уже знаменитую мартовскую пятиминутку политинформации в российском офисе Abbott (с выдержками можно ознакомиться на сайте Vademecum) – единственное на сегодня документальное свидетельство глубины экзистенциального кризиса, в который погрузились все те, кто принимал активнейшее участие в формировании российского фармрынка и теперь, испытав на себе яд культуры отмены, поставили жизнь на паузу.
«Знаешь, утром узнаю, что офис еще работает, и уже хорошо становится, – характеризует ситуацию топ-менеджер московского представительства крупной иностранной компании. – Поэтому особенно смешно смотреть и слушать умников, которые делятся какими-то прогнозами. О чем они все? Никто не в состоянии спрогнозировать рынок!» По его словам, во многих офисах уже начали резать расходы на персонал, но пока в статистике по росту безработицы это не отразится, поскольку в первую очередь компании отказываются от услуг тех, кто сидит на договорах подряда – медпредставителей и айтишников. Впрочем, для остальных работы все еще хватает. «Ни одна крупная иностранная компания не отказалась от маркетинга и скидок для дистрибьюторов», – добавляет собеседник Vademecum. И вообще, забот только поприбавилось. Например, местным офисам стало труднее добывать у штаб-квартир дефицитные позиции. «Раньше Россия была в абсолютном приоритете перед, скажем, Польшей. Если нам до зарезу был нужен препарат, а по квоте этот объем предназначался для польского рынка, нам отдавали без вопросов. Сейчас все наоборот: сначала Польша, потом уже мы. Это путь к дефектуре».
ОТ ВШЕЙ ДУШИ
Переживать за будущее многим, а в особенности рознице, до сих пор было попросту некогда. По данным ЦРПТ, в марте 2022 года продажи лекарств выросли почти в три раза в сравнении с мартом 2021-го – 134 млрд против 51 млрд рублей. Даже в регионах, далеких от суетных мегаполисов, продажи марта к марту подскочили на 20–40%. В «миллионниках», где градус тревожности традиционно выше, сети фиксировали рост на 60%.
Переплюнули показатели и продажи дикого перволокдауна в 2020 году. А с учетом того, что в целом первый весенний месяц вовсе не сулил золотых гор, азарт, в который впали ритейлеры, совершенно понятен и извинителен. «Не случись всех этих событий, март для многих сетей был бы провальным. К концу весны мы бы увидели, как в очередной раз «валятся» неэффективные игроки. Сейчас их уход с рынка (не суть, по какому сценарию) отложен», – рассуждает топ-менеджер крупной производственной компании.
Но в марте и апреле ритейлеры могли спокойно жить теми же заботами и с воодушевлением обсуждать промеж собой то же, что и всегда – различные асоциальные и паранормальные проявления конкуренции среди ведущих сетей, приметы предвзятого отношения со стороны крупнейших дистрибьюторов, дискриминацию производителей со стороны сетей, выпуклые проблемы морального облика участников рынка. В общем, всего того, что несет в себе емкий авторский термин совладельца сети «Фармаимпекс» Алексея Владимировича Зверева: «Полный педикулез».
Полный, равно как и частичный, «педикулез» – безусловно, основное сырье для формирования информполя фармрынка. Чувствуют это не только отраслевые лидеры, но и сторонние комментаторы. Отсюда, вероятно, все гневные отповеди со стороны надзорных органов в адрес индустрии. Взять хоть последние слова генпрокурора Краснова о «необъяснимой жадности» коммерсантов как причине роста цен на лекарственный ассортимент. Метафора, конечно, поэтичная, но и одновременно тревожная, поскольку очевидно, что сверхвыручки и сверхприбыли на фоне потребительской паники и «курсовых качелей» рынку припомнят, в том числе и тогда, когда потребуется пересмотр цен на те препараты, наценки на которые государство регулирует и без того негибко.
Но все же разберемся с претензией к ценообразованию. «Многие воспринимают рост цен, возникший из-за роста стоимости отсрочек, именно как рост прибыли дистрибьютора. В реальности 90-дневная отсрочка при 60-дневном товарном запасе и отсрочке производителя в 90–100 дней требует от нас существенных инвестиций в торговый рабочий капитал, – поясняет руководитель крупного дистрибьютора. – Мы просто транслировали в цены рост своих затрат на инвестированный капитал». Как эта трансляция осуществляется на практике, Vademecum попросил прокомментировать одного уважаемого производителя парафармы: «До 24 февраля дистрибьюторы работали с наценкой 3,5–5%. Розница тоже вела себя прилично.
Но в марте в отдельных сетях цены могли вырасти вдвое: 1 200 рублей против 580 рублей за упаковку одного из наших топовых продуктов». И вклад дистрибьюторов в цену был значимым. По его словам, по итогу месяца они собрали с сетей данные по наценкам на товар и распределили по табличке. Мы, признаемся, табличку эту видели. Но приводить ее тут из этических соображений не рискнем, ибо все в ней буквально дышит индивидуальным отношением. Очень уж красочно в цифрах выражается любовь и нелюбовь, сочувствие и реваншизм, которые дистрибьюторы нередко испытывают к значительным клиентам. А потому просто скажем, что наценка у разных компаний для разного сорта сетей гуляла от 1% до 79%, но в среднем федеральные дистрибьюторы наценивали не больше 33% и нередко меньше 15% на ходовые SKU из списка производителя.
Однако и эта вольница уходит в историю. Март и начало апреля не предвещали ничего хорошего, а май и июнь уже обещают сплошные трудности. Почувствуйте разницу. «Шутка ли, первый квартал плюс 50% в упаковках, плюс 30% в деньгах, – отмечает владелец крупной оптовой компании. – Образовался существенный горб. Только он весь во втором квартале съестся». Его конкурент (хотя в текущих условиях вернее говорить «коллега») настроен позитивнее: «Мы рассчитываем, что доходов марта – начала апреля аптечным сетям хватит, чтобы пережить летний спад и остаться на плаву».
Дистрибьюторы потихоньку смягчают условия для ритейла и обещают впредь находить вместе с производителями гибкие решения во избежание кассовых разрывов у сетей, оставшихся без денег, и вообще хотят двигаться в русле теории малых дел. К санации должников, тем более массовой, никто из опрошенных Vademecum дистрибьюторских компаний охоты не проявляет. Однако и гарантий, что «заваливания» не случится, никто теперь не даст. Слишком уж мало в индустрии тех игроков, кто привык опираться главным образом на свои силы и жить по средствам, работать на маленьких отсрочках и не открещиваться от предоплаты. «А как будут в новых реалиях выкручиваться сети и аптечные объединения, которые все последние годы вдрызг ссорились с Big Pharma, пачками выкидывая препараты-бренды из матрицы в так называемую стратегическую дефектуру, лихо подменяли собой производителей и плодили собственные торговые марки, а теперь вместо свердоходов получили сплошные «головняки»? – размышляет менеджер производственной компании. – Тут какой пласт ни возьми, куча проблем вылезает. И это мы еще не принимаем в расчет, что у нынешнего кризиса есть экономические последствия, но основания не экономические. Ладно, хорошо, что старые каналы поставок работают».
Рейтинг «ТОП200 аптечных сетей России» составляется два раза в год по итогам анализа официальной отчетности компаний, анкетирования сетевых игроков, опроса участников фармрынка и расчетов аналитиков. При расчете выручки сетей не учитываются НДС и средства, вырученные от продажи льготных лекарств.
Собственники бизнесов и управленцы теперь любят вспоминать середину февраля. Не то чтобы это была какая-то особенная романтическая пора. Нет, мрачный отечественный февраль, но просто почему-то именно в это время компании, претендующие на структурность и зрелость, обычно проводят цикловые конференции и стратсессии в пригородных отелях. Задача у подобных утомительных и по итогу душных мероприятий ответственная и сложная – через мечтания и обмен мнениями (поутру за флипчартом, а ввечеру за стаканом) сформировать некую картину будущего для своей отрасли и компании, накидать долгосрочные и краткосрочные планы развития и соответствующие статьи расходов, ну и напоследок пройти тренинг и попробовать стать лучшими версиями себя.
В этом феврале, говорят, мечталось особенно недурно, а все потому, что два года пандемии нисколько не усугубили положения существенного числа игроков фармрынка, а только дали возможность нежданно заработать. И заработанного вполне могло хватить на всякое разное, что, по мнению акционеров, неминуемо ведет к повышению эффективности бизнеса и победе над конкурентами.
После 24 февраля эти планы отменились. Зато воспоминания о них стали бесценны, поскольку будущее вмиг стало историей и приобрело сослагательное наклонение, и в нем автоматически оказались достижимы абсолютно все цели, сбылись все мечты, даже самые фантастические. В этом контексте особенно жаль тех, кто отменил или, не дай бог, провел-таки цикловую в марте или апреле. Широко ли им там мечталось?
Впрочем, стресс распределялся по товаропроводящей цепи неравномерно. Шок и трепет в полной мере испытали разве что производители, главным образом иностранные. Тут достаточно вспомнить теперь уже знаменитую мартовскую пятиминутку политинформации в российском офисе Abbott (с выдержками можно ознакомиться на сайте Vademecum) – единственное на сегодня документальное свидетельство глубины экзистенциального кризиса, в который погрузились все те, кто принимал активнейшее участие в формировании российского фармрынка и теперь, испытав на себе яд культуры отмены, поставили жизнь на паузу.
«Знаешь, утром узнаю, что офис еще работает, и уже хорошо становится, – характеризует ситуацию топ-менеджер московского представительства крупной иностранной компании. – Поэтому особенно смешно смотреть и слушать умников, которые делятся какими-то прогнозами. О чем они все? Никто не в состоянии спрогнозировать рынок!» По его словам, во многих офисах уже начали резать расходы на персонал, но пока в статистике по росту безработицы это не отразится, поскольку в первую очередь компании отказываются от услуг тех, кто сидит на договорах подряда – медпредставителей и айтишников. Впрочем, для остальных работы все еще хватает. «Ни одна крупная иностранная компания не отказалась от маркетинга и скидок для дистрибьюторов», – добавляет собеседник Vademecum. И вообще, забот только поприбавилось. Например, местным офисам стало труднее добывать у штаб-квартир дефицитные позиции. «Раньше Россия была в абсолютном приоритете перед, скажем, Польшей. Если нам до зарезу был нужен препарат, а по квоте этот объем предназначался для польского рынка, нам отдавали без вопросов. Сейчас все наоборот: сначала Польша, потом уже мы. Это путь к дефектуре».
ОТ ВШЕЙ ДУШИ
Переживать за будущее многим, а в особенности рознице, до сих пор было попросту некогда. По данным ЦРПТ, в марте 2022 года продажи лекарств выросли почти в три раза в сравнении с мартом 2021-го – 134 млрд против 51 млрд рублей. Даже в регионах, далеких от суетных мегаполисов, продажи марта к марту подскочили на 20–40%. В «миллионниках», где градус тревожности традиционно выше, сети фиксировали рост на 60%.
Переплюнули показатели и продажи дикого перволокдауна в 2020 году. А с учетом того, что в целом первый весенний месяц вовсе не сулил золотых гор, азарт, в который впали ритейлеры, совершенно понятен и извинителен. «Не случись всех этих событий, март для многих сетей был бы провальным. К концу весны мы бы увидели, как в очередной раз «валятся» неэффективные игроки. Сейчас их уход с рынка (не суть, по какому сценарию) отложен», – рассуждает топ-менеджер крупной производственной компании.
Но в марте и апреле ритейлеры могли спокойно жить теми же заботами и с воодушевлением обсуждать промеж собой то же, что и всегда – различные асоциальные и паранормальные проявления конкуренции среди ведущих сетей, приметы предвзятого отношения со стороны крупнейших дистрибьюторов, дискриминацию производителей со стороны сетей, выпуклые проблемы морального облика участников рынка. В общем, всего того, что несет в себе емкий авторский термин совладельца сети «Фармаимпекс» Алексея Владимировича Зверева: «Полный педикулез».
Полный, равно как и частичный, «педикулез» – безусловно, основное сырье для формирования информполя фармрынка. Чувствуют это не только отраслевые лидеры, но и сторонние комментаторы. Отсюда, вероятно, все гневные отповеди со стороны надзорных органов в адрес индустрии. Взять хоть последние слова генпрокурора Краснова о «необъяснимой жадности» коммерсантов как причине роста цен на лекарственный ассортимент. Метафора, конечно, поэтичная, но и одновременно тревожная, поскольку очевидно, что сверхвыручки и сверхприбыли на фоне потребительской паники и «курсовых качелей» рынку припомнят, в том числе и тогда, когда потребуется пересмотр цен на те препараты, наценки на которые государство регулирует и без того негибко.
Но все же разберемся с претензией к ценообразованию. «Многие воспринимают рост цен, возникший из-за роста стоимости отсрочек, именно как рост прибыли дистрибьютора. В реальности 90-дневная отсрочка при 60-дневном товарном запасе и отсрочке производителя в 90–100 дней требует от нас существенных инвестиций в торговый рабочий капитал, – поясняет руководитель крупного дистрибьютора. – Мы просто транслировали в цены рост своих затрат на инвестированный капитал». Как эта трансляция осуществляется на практике, Vademecum попросил прокомментировать одного уважаемого производителя парафармы: «До 24 февраля дистрибьюторы работали с наценкой 3,5–5%. Розница тоже вела себя прилично.
Но в марте в отдельных сетях цены могли вырасти вдвое: 1 200 рублей против 580 рублей за упаковку одного из наших топовых продуктов». И вклад дистрибьюторов в цену был значимым. По его словам, по итогу месяца они собрали с сетей данные по наценкам на товар и распределили по табличке. Мы, признаемся, табличку эту видели. Но приводить ее тут из этических соображений не рискнем, ибо все в ней буквально дышит индивидуальным отношением. Очень уж красочно в цифрах выражается любовь и нелюбовь, сочувствие и реваншизм, которые дистрибьюторы нередко испытывают к значительным клиентам. А потому просто скажем, что наценка у разных компаний для разного сорта сетей гуляла от 1% до 79%, но в среднем федеральные дистрибьюторы наценивали не больше 33% и нередко меньше 15% на ходовые SKU из списка производителя.
Однако и эта вольница уходит в историю. Март и начало апреля не предвещали ничего хорошего, а май и июнь уже обещают сплошные трудности. Почувствуйте разницу. «Шутка ли, первый квартал плюс 50% в упаковках, плюс 30% в деньгах, – отмечает владелец крупной оптовой компании. – Образовался существенный горб. Только он весь во втором квартале съестся». Его конкурент (хотя в текущих условиях вернее говорить «коллега») настроен позитивнее: «Мы рассчитываем, что доходов марта – начала апреля аптечным сетям хватит, чтобы пережить летний спад и остаться на плаву».
Дистрибьюторы потихоньку смягчают условия для ритейла и обещают впредь находить вместе с производителями гибкие решения во избежание кассовых разрывов у сетей, оставшихся без денег, и вообще хотят двигаться в русле теории малых дел. К санации должников, тем более массовой, никто из опрошенных Vademecum дистрибьюторских компаний охоты не проявляет. Однако и гарантий, что «заваливания» не случится, никто теперь не даст. Слишком уж мало в индустрии тех игроков, кто привык опираться главным образом на свои силы и жить по средствам, работать на маленьких отсрочках и не открещиваться от предоплаты. «А как будут в новых реалиях выкручиваться сети и аптечные объединения, которые все последние годы вдрызг ссорились с Big Pharma, пачками выкидывая препараты-бренды из матрицы в так называемую стратегическую дефектуру, лихо подменяли собой производителей и плодили собственные торговые марки, а теперь вместо свердоходов получили сплошные «головняки»? – размышляет менеджер производственной компании. – Тут какой пласт ни возьми, куча проблем вылезает. И это мы еще не принимаем в расчет, что у нынешнего кризиса есть экономические последствия, но основания не экономические. Ладно, хорошо, что старые каналы поставок работают».
Рейтинг «ТОП200 аптечных сетей России» составляется два раза в год по итогам анализа официальной отчетности компаний, анкетирования сетевых игроков, опроса участников фармрынка и расчетов аналитиков. При расчете выручки сетей не учитываются НДС и средства, вырученные от продажи льготных лекарств.
Импортозамещение лекарств и медизделий было объявлено генеральной линией правительства еще несколько лет назад. Судя по отчетам Минпромторга, с тех пор дело двинулось вперед семимильными шагами. Так ли это на самом деле? Vademecum регулярно проводит замеры различных сегментов рынка на предмет успехов отечественного производителя. Можно признать, что импортозамещение существует и даже развивается, но, как показывает опыт, в основном без помощи чиновников. Наиболее успешно здесь оперируют частные компании, движимые стремлением подзаработать, потеснив иностранцев в прибыльных рыночных нишах.
По данным МНИОИ им. П.А. Герцена (филиал НМИЦ радиологии Минздрава РФ), существующие мощности в лучевой терапии обеспечивают 63% потребности – 153,3 тысячи пролеченных пациентов в год против условного стандарта (когда этот вид медпомощи получает хотя бы половина пациентов со впервые выявленным злокачественным новообразованием) в 257,5 тысячи человек.
Парк оборудования насчитывает 364 аппарата – 174 гамма‑установки и 190 линейных ускорителей. Но только 114 ускорителей поддерживают, например, модуляцию интенсивности пучка (IMRT), обеспечивая высокоуровневое 3D‑конформное облучение. По подсчетам МНИОИ, стране не хватает порядка 268 линейных ускорителей, включая вновь установленные и те, что заменят выработавшую ресурс технику.
НАБОРНАЯ СТРАНЫ
В начале января 2019 года Минздрав РФ представил проект, а месяц спустя утвердил перечень медизделий для переоснащения онкологических диспансеров. В обновленный список, помимо гамма‑аппарата с кобальтом‑60, вошли четыре вида линейных ускорителей. Первый – с энергией 5–10 МэВ (без расшифровки спецификаций), остальные, с энергией 18–25 МэВ, заявленные в трех вариантах – без указания параметров, с мультилифколлиматором и функцией изменения интенсивности пучка (уровень не менее 3D), и версия, дополненная визуальным контролем и синхронизацией с дыханием пациента (4D).
Выбор регулятора тут же, вслух – на Гайдаровском форуме, раскритиковал экс‑вице‑мэр Москвы, декан факультета управления в медицине и здравоохранении РАНХиГС Леонид Печатников:
«Я вот посмотрел сегодня перечень оборудования, которое Минздрав рекомендует закупать, тоже не от хорошей жизни, наверное. Но ведь посмотрите – мы боремся с онкологией, а главный упор, который делает сегодня Минздрав, – это ускорители 2D. 2D – это то, от чего мир уже отказался, но 2D‑терапия стоит в два раза дешевле, чем наиболее распространенная в мире 4D. 2D‑машины сегодня вообще не выпускаются, но у нас таких машин большая часть».
Главный внештатный радиолог Минздрава Евгений Хмелевский соглашается, что в идеале базовым уровнем для профильного медучреждения должна стать 3D‑конформная терапия. Однако, по его мнению, даже на 2D‑аппаратах, при условии качественной предлучевой подготовки, можно добиться высокой эффективности лечения. Пока доля применения 3D‑технологий в России не превышает 60%, сетует Хмелевский.
Как пояснили Vademecum в Минздраве, действующий перечень оборудования предполагает закупку ускорителей в соответствии со стандартом оснащения отделения радиотерапии онкологического диспансера, утвержденного ведомственным приказом №915‑н. Точные параметры ускорителей стандартом назначаются только для отделений радиотерапии медучреждений второго и третьего уровней: потолок для второго – 3D, для третьего – 4D с синхронизацией по дыханию. При этом формулировка описания объекта закупки в перечне содержит слово «или», что позволяет приобрести аппарат классом ниже. А в стандарте для отделений радиотерапии медучреждений первого уровня вообще нет расшифровки показателей – через «или» перечисляются и аппарат дистанционной гамма‑терапии с кобальтом‑60, и два вида линейных ускорителя – с энергией пучка 5–10 МэВ и 18–25 МэВ, без уточнений.
Формально под такой стандарт подпадают как устаревшие 2D‑аппараты, так и бюджетные модели линейных 3D‑ускорителей Compact от Elekta, Unique от Varian (цена комплексной поставки – от $1,5 млн). В том же ряду легко оказываются и продвинутые версии – Sinergy от Elekta, Сlinac, Halcyon и Truebeam от Varian, Radixact Tomotherapy и даже Cyberknife от Accuray ($4–6,5 млн).
Какие именно аппараты будут закупать операторы онкослужбы и в каком количестве, не знает, похоже, и сам Минздрав: «Медучреждения определяют графики переоснащения с учетом износа медицинского оборудования, обеспечения доступности медицинской помощи».
«Количественная цель [закупок ускорителей] определена и понятна», – уверена управляющей партнер клиники проекта «Онкостоп» Ксения Ловцова, подчеркивая, что на этапе планирования закупки важно предусмотреть бюджет на авторизованное производителями регулярное сервисное обслуживание с использованием оригинальных запчастей, а также запланировать расходы на модернизацию оборудования.
«Это критически важно, поскольку напрямую влияет на качество лечения, а также на работоспособность систем», – говорит она.
По подсчетам МНИОИ им. П.А. Герцена, наиболее нуждающиеся в новой технике регионы – Московская область, Москва, Краснодарский край, Татарстан и Ростовская область. С учетом минимальной стоимости аппарата в $1,5 млн, общий объем поставок ускорителей за время действия нацпроекта наверняка превысит 25 млрд рублей.
Повысить эффективность использования закупаемого оборудования могли бы частники, например, посредством концессии. Однако Минздрав пока осторожничает, и частников, пусть даже концессионеров, к бюджету ОМС особо не допускает. Да и утвержденные в середине 2019 года правила предоставления негосударственным клиникам федерального заказа на ВМП, не погруженную в ОМС, особых возможностей для возврата инвестиций не открывает.
Сейчас, по сведениям сайта госзакупок, российский рынок линейных ускорителей почти поровну поделен американской Varian Medical Systems и британско‑шведской Elekta.
Помимо поставок по госзаказу, мейджоры наращивают свое присутствие, входя в комплексные ГЧП‑проекты. Например, УК «МедМа» намерена построить в России сеть центров томотерапии, используя аппараты Accuray TomoTherapy, стоящие порядка $5‑6 млн. В июле 2019 года дочка «МедМа» компания «ЭрСпей» уже заключила первую концессию на 600 млн рублей в Ульяновской области. Предполагается, что следующие центры томотерапии появятся в Дальневосточном федеральном округе – в частности, в столице Забайкальского края Чите.
ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛП
В декабре 2018 года Минздрав утвердил регламент предоставления средств на переоснащение. На межбюджетный трансферт смогут рассчитывать регионы, располагающие онкодиспансером или медучреждением с онкологическим отделением, в крайнем случае – с онкологическими койками, а также имеющие утвержденную программу переоснащения. Еще одно важное положение регламента – рекомендация закупать российское медоборудование при «эквивалентных технологических характеристиках».
Отечественные проекты по созданию ускорителей можно сосчитать по пальцам одной руки. В 1996 году Philips, по соглашению с Минздравом, передал питерскому НИИЭФА им. Д.В. Ефремова технологию локализации линейных ускорителей с энергией пучка до 6 МэВ. Год спустя НИИЭФА начал на мощностях оборонно‑промышленного предприятия «Светлана» серийный выпуск аппаратов СЛ‑75 – реплики SL75 от Philips. Производство финансировал Минздрав, затем Минобороны: всего до 2002 года было изготовлено и поставлено в онкоцентры 58 таких машин.
Свой следующий линейный ускоритель – «Эллус 6М» – НИИЭФА разрабатывал почти 10 лет. В 2013 году аппарату выписали разрешение на клинические испытания, спустя еще шесть лет, в июне 2019 года, НИИЭФА объявил тендер на регистрацию «Эллуса» в качестве медизделия, судя по всему, рассчитывая выйти на рынок до исчерпания бюджета нацпроекта конкурентами.
В спину этим аппаратам дышит перспективная разработка АО «НИИТФА», получившего в сентябре 2017 года от Министерства науки и высшего образования грант в 250 млн рублей на создание линейного ускорителя с той же энергией пучка 6 МэВ. И внешне, и по техническим характеристикам аппарат, уже получивший название КЛТ‑6, будет походить на Compact от Elekta и Uniqie от Varian Inc.
Как сообщили Vademecum в Миннауки, грант рассчитан до июня 2020 года, средства уже перечислены. В отличие от дорогостоящих зарубежных аппаратов, имеющих две так называемые моды излучения – фотонами и электронами, новейшая российская разработка получит одну – тормозное фотонное излучение, что, по расчетам авторов, позволит сделать аппарат более популярным на рынке госзаказа.
Сегодня над КЛТ‑6 колдует мощная коллаборация – «дочка» атомной госкорпорации «Русатом Хелскеа», получившая от грантополучателя контракт на 145 млн рублей, специалисты НМИЦ радиологии Минздрава, НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина, МГУ и МИФИ. Сейчас разработан ускоритель, гантри, идет сборка поворотного механизма и многолепесткового коллиматора. Первые испытания КЛТ‑6 запланированы на 2020 год, а мелкосерийное производство – на 2022‑й. Разработчики оценивают актуальную потребность индустрии в такой машине в 300 экземпляров. Но для того, чтобы эта амбиция наполнилась содержанием, КЛТ‑6 нужно успеть зарегистрировать и выпустить в серию хотя бы до конца 2023 года.
Гораздо больше шансов сойти за своего и подвинуть на рынке мейджоров – у проектов по локализации производства высокоэнергетических зарубежных ускорителей. Первую подобную попытку предпринял дистрибьютор медоборудования «МСМ‑Медимпэкс» Дмитрия Балалыкина, подписавший в декабре 2012 года с компанией Elekta меморандум о намерениях организовать в России совместное производство радиотерапевтических аппаратов.
Производственную базу для отверточной сборки мощностью 40–50 аппаратов в год предполагалось устроить в Москве. Локализовать партнеры намеревались не бюджетные укорители Elekta Compact, а более продвинутые Elekta Synergy S. Но СП не случилось – в 2015 году «МСМ‑Медимпэкс» столкнулась с серией исков с суммарным объемом претензий на 838 млн рублей и в октябре 2017 года была признана Арбитражным судом Московской области банкротом.
Спустя несколько лет бывший гендиректор и совладелец «МСМ‑Медимпэкс» Андрей Попов, вступив в кооперацию с конкурентом Elekta – американской Varian Inc, учредил ООО «Фабрика радиотерапевтической техники» и начал строить в подмосковной Дубне новое совместное производство линейных ускорителей. В проект стоимостью 900 млн рублей в 2016 году инвестировал соучредитель «ПЭТ‑Технолоджи» Алексей Царьков, а в июне 2018 года его долю через ООО «Р‑Фарм венчурс» выкупил Алексей Репик, акцептовав прежние условия партнерства с Varian Inc.
Вскоре в ОЭЗ «Дубна» было закончено возведение производственной площадки. Замдиректора «Фабрики РТТ» Дмитрий Соснов подтвердил Vademecum, что инвестиционная стадия завершена и завод готов к старту производства: «В настоящее время завершается процедура оформления лицензий».
Основной инвестор проекта Алексей Репик в беседе с корреспондентом Vademecum осторожничать не стал.
«Первые ускорители Varian – Clinac, Unique – уже производятся на заводе. Но у Varian есть новейший продукт, который на порядок отличается от всех имеющихся на рынке, – Halcyon. Он в линейке компании самый современный, быстрый и простой в использовании. Ведь важно, чтобы на оборудовании было легко работать, чтобы можно было увеличить пропускную способность. Halcyon отвечает этим запросам, мы надеемся, что в следующем году он тоже будет российским и начнет производиться у нас», – заключил Репик, добавив, что соответствующее соглашение может быть подписано на Восточном экономическом форуме в сентябре 2019 года.
По данным Vademecum, аппараты Unique и Clinac подмосковного производства уже получили верификацию регудостоверения, а в июне «Фабрика РТТ» заключила первый контракт на отгрузку ускорителя за 96 млн рублей Ярославской областной клинической онкологической больнице. Всего на предприятии намерены производить не менее 30 аппаратов год, а это значит, в полном соответствии с рекомендацией Минздрава о приоритете отечественных медизделий при «эквивалентных технических характеристиках», с большой долей вероятности окажутся на первых позициях в закупочной кампании с миллиардными бюджетами.
НЕЛИНЕЙНЫЕ ЗАМЕДЛИТЕЛИ
Другой вопрос, смогут ли переоснащенные медучреждения добраться на обновленном парке машин до целевых показателей по нацпроекту. В России по‑прежнему предпочитают использовать для борьбы с онкозаболеваниями традиционную хирургию: в 2017 году, по данным МНИОИ им. П.А. Герцена, доля применения методик только лучевой терапии составила 9,5%, тогда как объем использования хирургических методов лечения вырос до 55,4% (против 54,3% годом ранее), а комбинированного или комплексного метода – снизился до 30,5% (31,2% в 2016 году).
«Многое зависит от научных школ, наставников, наличия или отсутствия оборудования, консерватизма медицинского сообщества, – перечисляет концептуальные причины «загона» лучевой терапии в России собеседник Vademecum, практикующий в одной из крупных онкоклиник. – Нет стимула внедрять новейшие методы лечения – у нас до сих пор защищают докторские диссертации, где доказывают, что 3D‑облучение эффективнее, чем 2D». Отдельно стоит проблема маршрутизации, часто связанная с желанием оставить деньги за законченный случай лечения внутри своего медучреждения или региона, а не направлять пациента туда, где есть современные аппараты.
Никуда не исчезла, а с закупками нового оборудования еще и обострится, кадровая проблема. На то, чтобы эффективно эксплуатировать запланированные к поставке 268 линейных ускорителей, потребуется порядка 1 тысячи радиотерапевтов и медицинских физиков. Считается, что в России такие специалисты есть – по данным НМИЦ радиологии, в отрасли заняты 1 120 радиотерапевтов, 429 медицинских физиков и около тысячи техников‑операторов. Как минимум в случае с операторами (официально специальность называется «радиационный технолог») – в пересчете и на количество аппаратов, и на численность населения – укомплектованность квалифицированными кадрами уступает европейским стандартам в два раза. К тому же штат в России возрастной, поэтому бывают случаи, даже если в клинике стоит современный 3D‑аппарат, специалисты используют его возможности вполовину, строя модель облучения «на пленочке фломастером», фактически используя 3D как 2D.
Опрошенные Vademecum эксперты сходятся во мнении, что поставки техники непременно должны сопровождаться и комплексной подготовкой кадров, и отвечающими мировым стандартам клиническими рекомендациями. Ускоритель, объясняют работающие с современной техникой клиницисты, лишь инструмент для лечения конкретных пациентов, и область его действия не ограничивается облучением злокачественных опухолей или метастазов. Это может быть и паллиативная помощь, направленная на улучшение качества жизни, и нейрохирургия, и лечение болезней центральной нервной системы.
"
["~DETAIL_TEXT"]=>
string(28853) "
По данным МНИОИ им. П.А. Герцена (филиал НМИЦ радиологии Минздрава РФ), существующие мощности в лучевой терапии обеспечивают 63% потребности – 153,3 тысячи пролеченных пациентов в год против условного стандарта (когда этот вид медпомощи получает хотя бы половина пациентов со впервые выявленным злокачественным новообразованием) в 257,5 тысячи человек.
Парк оборудования насчитывает 364 аппарата – 174 гамма‑установки и 190 линейных ускорителей. Но только 114 ускорителей поддерживают, например, модуляцию интенсивности пучка (IMRT), обеспечивая высокоуровневое 3D‑конформное облучение. По подсчетам МНИОИ, стране не хватает порядка 268 линейных ускорителей, включая вновь установленные и те, что заменят выработавшую ресурс технику.
НАБОРНАЯ СТРАНЫ
В начале января 2019 года Минздрав РФ представил проект, а месяц спустя утвердил перечень медизделий для переоснащения онкологических диспансеров. В обновленный список, помимо гамма‑аппарата с кобальтом‑60, вошли четыре вида линейных ускорителей. Первый – с энергией 5–10 МэВ (без расшифровки спецификаций), остальные, с энергией 18–25 МэВ, заявленные в трех вариантах – без указания параметров, с мультилифколлиматором и функцией изменения интенсивности пучка (уровень не менее 3D), и версия, дополненная визуальным контролем и синхронизацией с дыханием пациента (4D).
Выбор регулятора тут же, вслух – на Гайдаровском форуме, раскритиковал экс‑вице‑мэр Москвы, декан факультета управления в медицине и здравоохранении РАНХиГС Леонид Печатников:
«Я вот посмотрел сегодня перечень оборудования, которое Минздрав рекомендует закупать, тоже не от хорошей жизни, наверное. Но ведь посмотрите – мы боремся с онкологией, а главный упор, который делает сегодня Минздрав, – это ускорители 2D. 2D – это то, от чего мир уже отказался, но 2D‑терапия стоит в два раза дешевле, чем наиболее распространенная в мире 4D. 2D‑машины сегодня вообще не выпускаются, но у нас таких машин большая часть».
Главный внештатный радиолог Минздрава Евгений Хмелевский соглашается, что в идеале базовым уровнем для профильного медучреждения должна стать 3D‑конформная терапия. Однако, по его мнению, даже на 2D‑аппаратах, при условии качественной предлучевой подготовки, можно добиться высокой эффективности лечения. Пока доля применения 3D‑технологий в России не превышает 60%, сетует Хмелевский.
Как пояснили Vademecum в Минздраве, действующий перечень оборудования предполагает закупку ускорителей в соответствии со стандартом оснащения отделения радиотерапии онкологического диспансера, утвержденного ведомственным приказом №915‑н. Точные параметры ускорителей стандартом назначаются только для отделений радиотерапии медучреждений второго и третьего уровней: потолок для второго – 3D, для третьего – 4D с синхронизацией по дыханию. При этом формулировка описания объекта закупки в перечне содержит слово «или», что позволяет приобрести аппарат классом ниже. А в стандарте для отделений радиотерапии медучреждений первого уровня вообще нет расшифровки показателей – через «или» перечисляются и аппарат дистанционной гамма‑терапии с кобальтом‑60, и два вида линейных ускорителя – с энергией пучка 5–10 МэВ и 18–25 МэВ, без уточнений.
Формально под такой стандарт подпадают как устаревшие 2D‑аппараты, так и бюджетные модели линейных 3D‑ускорителей Compact от Elekta, Unique от Varian (цена комплексной поставки – от $1,5 млн). В том же ряду легко оказываются и продвинутые версии – Sinergy от Elekta, Сlinac, Halcyon и Truebeam от Varian, Radixact Tomotherapy и даже Cyberknife от Accuray ($4–6,5 млн).
Какие именно аппараты будут закупать операторы онкослужбы и в каком количестве, не знает, похоже, и сам Минздрав: «Медучреждения определяют графики переоснащения с учетом износа медицинского оборудования, обеспечения доступности медицинской помощи».
«Количественная цель [закупок ускорителей] определена и понятна», – уверена управляющей партнер клиники проекта «Онкостоп» Ксения Ловцова, подчеркивая, что на этапе планирования закупки важно предусмотреть бюджет на авторизованное производителями регулярное сервисное обслуживание с использованием оригинальных запчастей, а также запланировать расходы на модернизацию оборудования.
«Это критически важно, поскольку напрямую влияет на качество лечения, а также на работоспособность систем», – говорит она.
По подсчетам МНИОИ им. П.А. Герцена, наиболее нуждающиеся в новой технике регионы – Московская область, Москва, Краснодарский край, Татарстан и Ростовская область. С учетом минимальной стоимости аппарата в $1,5 млн, общий объем поставок ускорителей за время действия нацпроекта наверняка превысит 25 млрд рублей.
Повысить эффективность использования закупаемого оборудования могли бы частники, например, посредством концессии. Однако Минздрав пока осторожничает, и частников, пусть даже концессионеров, к бюджету ОМС особо не допускает. Да и утвержденные в середине 2019 года правила предоставления негосударственным клиникам федерального заказа на ВМП, не погруженную в ОМС, особых возможностей для возврата инвестиций не открывает.
Сейчас, по сведениям сайта госзакупок, российский рынок линейных ускорителей почти поровну поделен американской Varian Medical Systems и британско‑шведской Elekta.
Помимо поставок по госзаказу, мейджоры наращивают свое присутствие, входя в комплексные ГЧП‑проекты. Например, УК «МедМа» намерена построить в России сеть центров томотерапии, используя аппараты Accuray TomoTherapy, стоящие порядка $5‑6 млн. В июле 2019 года дочка «МедМа» компания «ЭрСпей» уже заключила первую концессию на 600 млн рублей в Ульяновской области. Предполагается, что следующие центры томотерапии появятся в Дальневосточном федеральном округе – в частности, в столице Забайкальского края Чите.
ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛП
В декабре 2018 года Минздрав утвердил регламент предоставления средств на переоснащение. На межбюджетный трансферт смогут рассчитывать регионы, располагающие онкодиспансером или медучреждением с онкологическим отделением, в крайнем случае – с онкологическими койками, а также имеющие утвержденную программу переоснащения. Еще одно важное положение регламента – рекомендация закупать российское медоборудование при «эквивалентных технологических характеристиках».
Отечественные проекты по созданию ускорителей можно сосчитать по пальцам одной руки. В 1996 году Philips, по соглашению с Минздравом, передал питерскому НИИЭФА им. Д.В. Ефремова технологию локализации линейных ускорителей с энергией пучка до 6 МэВ. Год спустя НИИЭФА начал на мощностях оборонно‑промышленного предприятия «Светлана» серийный выпуск аппаратов СЛ‑75 – реплики SL75 от Philips. Производство финансировал Минздрав, затем Минобороны: всего до 2002 года было изготовлено и поставлено в онкоцентры 58 таких машин.
Свой следующий линейный ускоритель – «Эллус 6М» – НИИЭФА разрабатывал почти 10 лет. В 2013 году аппарату выписали разрешение на клинические испытания, спустя еще шесть лет, в июне 2019 года, НИИЭФА объявил тендер на регистрацию «Эллуса» в качестве медизделия, судя по всему, рассчитывая выйти на рынок до исчерпания бюджета нацпроекта конкурентами.
В спину этим аппаратам дышит перспективная разработка АО «НИИТФА», получившего в сентябре 2017 года от Министерства науки и высшего образования грант в 250 млн рублей на создание линейного ускорителя с той же энергией пучка 6 МэВ. И внешне, и по техническим характеристикам аппарат, уже получивший название КЛТ‑6, будет походить на Compact от Elekta и Uniqie от Varian Inc.
Как сообщили Vademecum в Миннауки, грант рассчитан до июня 2020 года, средства уже перечислены. В отличие от дорогостоящих зарубежных аппаратов, имеющих две так называемые моды излучения – фотонами и электронами, новейшая российская разработка получит одну – тормозное фотонное излучение, что, по расчетам авторов, позволит сделать аппарат более популярным на рынке госзаказа.
Сегодня над КЛТ‑6 колдует мощная коллаборация – «дочка» атомной госкорпорации «Русатом Хелскеа», получившая от грантополучателя контракт на 145 млн рублей, специалисты НМИЦ радиологии Минздрава, НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина, МГУ и МИФИ. Сейчас разработан ускоритель, гантри, идет сборка поворотного механизма и многолепесткового коллиматора. Первые испытания КЛТ‑6 запланированы на 2020 год, а мелкосерийное производство – на 2022‑й. Разработчики оценивают актуальную потребность индустрии в такой машине в 300 экземпляров. Но для того, чтобы эта амбиция наполнилась содержанием, КЛТ‑6 нужно успеть зарегистрировать и выпустить в серию хотя бы до конца 2023 года.
Гораздо больше шансов сойти за своего и подвинуть на рынке мейджоров – у проектов по локализации производства высокоэнергетических зарубежных ускорителей. Первую подобную попытку предпринял дистрибьютор медоборудования «МСМ‑Медимпэкс» Дмитрия Балалыкина, подписавший в декабре 2012 года с компанией Elekta меморандум о намерениях организовать в России совместное производство радиотерапевтических аппаратов.
Производственную базу для отверточной сборки мощностью 40–50 аппаратов в год предполагалось устроить в Москве. Локализовать партнеры намеревались не бюджетные укорители Elekta Compact, а более продвинутые Elekta Synergy S. Но СП не случилось – в 2015 году «МСМ‑Медимпэкс» столкнулась с серией исков с суммарным объемом претензий на 838 млн рублей и в октябре 2017 года была признана Арбитражным судом Московской области банкротом.
Спустя несколько лет бывший гендиректор и совладелец «МСМ‑Медимпэкс» Андрей Попов, вступив в кооперацию с конкурентом Elekta – американской Varian Inc, учредил ООО «Фабрика радиотерапевтической техники» и начал строить в подмосковной Дубне новое совместное производство линейных ускорителей. В проект стоимостью 900 млн рублей в 2016 году инвестировал соучредитель «ПЭТ‑Технолоджи» Алексей Царьков, а в июне 2018 года его долю через ООО «Р‑Фарм венчурс» выкупил Алексей Репик, акцептовав прежние условия партнерства с Varian Inc.
Вскоре в ОЭЗ «Дубна» было закончено возведение производственной площадки. Замдиректора «Фабрики РТТ» Дмитрий Соснов подтвердил Vademecum, что инвестиционная стадия завершена и завод готов к старту производства: «В настоящее время завершается процедура оформления лицензий».
Основной инвестор проекта Алексей Репик в беседе с корреспондентом Vademecum осторожничать не стал.
«Первые ускорители Varian – Clinac, Unique – уже производятся на заводе. Но у Varian есть новейший продукт, который на порядок отличается от всех имеющихся на рынке, – Halcyon. Он в линейке компании самый современный, быстрый и простой в использовании. Ведь важно, чтобы на оборудовании было легко работать, чтобы можно было увеличить пропускную способность. Halcyon отвечает этим запросам, мы надеемся, что в следующем году он тоже будет российским и начнет производиться у нас», – заключил Репик, добавив, что соответствующее соглашение может быть подписано на Восточном экономическом форуме в сентябре 2019 года.
По данным Vademecum, аппараты Unique и Clinac подмосковного производства уже получили верификацию регудостоверения, а в июне «Фабрика РТТ» заключила первый контракт на отгрузку ускорителя за 96 млн рублей Ярославской областной клинической онкологической больнице. Всего на предприятии намерены производить не менее 30 аппаратов год, а это значит, в полном соответствии с рекомендацией Минздрава о приоритете отечественных медизделий при «эквивалентных технических характеристиках», с большой долей вероятности окажутся на первых позициях в закупочной кампании с миллиардными бюджетами.
НЕЛИНЕЙНЫЕ ЗАМЕДЛИТЕЛИ
Другой вопрос, смогут ли переоснащенные медучреждения добраться на обновленном парке машин до целевых показателей по нацпроекту. В России по‑прежнему предпочитают использовать для борьбы с онкозаболеваниями традиционную хирургию: в 2017 году, по данным МНИОИ им. П.А. Герцена, доля применения методик только лучевой терапии составила 9,5%, тогда как объем использования хирургических методов лечения вырос до 55,4% (против 54,3% годом ранее), а комбинированного или комплексного метода – снизился до 30,5% (31,2% в 2016 году).
«Многое зависит от научных школ, наставников, наличия или отсутствия оборудования, консерватизма медицинского сообщества, – перечисляет концептуальные причины «загона» лучевой терапии в России собеседник Vademecum, практикующий в одной из крупных онкоклиник. – Нет стимула внедрять новейшие методы лечения – у нас до сих пор защищают докторские диссертации, где доказывают, что 3D‑облучение эффективнее, чем 2D». Отдельно стоит проблема маршрутизации, часто связанная с желанием оставить деньги за законченный случай лечения внутри своего медучреждения или региона, а не направлять пациента туда, где есть современные аппараты.
Никуда не исчезла, а с закупками нового оборудования еще и обострится, кадровая проблема. На то, чтобы эффективно эксплуатировать запланированные к поставке 268 линейных ускорителей, потребуется порядка 1 тысячи радиотерапевтов и медицинских физиков. Считается, что в России такие специалисты есть – по данным НМИЦ радиологии, в отрасли заняты 1 120 радиотерапевтов, 429 медицинских физиков и около тысячи техников‑операторов. Как минимум в случае с операторами (официально специальность называется «радиационный технолог») – в пересчете и на количество аппаратов, и на численность населения – укомплектованность квалифицированными кадрами уступает европейским стандартам в два раза. К тому же штат в России возрастной, поэтому бывают случаи, даже если в клинике стоит современный 3D‑аппарат, специалисты используют его возможности вполовину, строя модель облучения «на пленочке фломастером», фактически используя 3D как 2D.
Опрошенные Vademecum эксперты сходятся во мнении, что поставки техники непременно должны сопровождаться и комплексной подготовкой кадров, и отвечающими мировым стандартам клиническими рекомендациями. Ускоритель, объясняют работающие с современной техникой клиницисты, лишь инструмент для лечения конкретных пациентов, и область его действия не ограничивается облучением злокачественных опухолей или метастазов. Это может быть и паллиативная помощь, направленная на улучшение качества жизни, и нейрохирургия, и лечение болезней центральной нервной системы.
Жертвой разбирательств уже пали 1,9 млн акций АО «Ангиолайн» общей стоимостью 142,5 млн рублей – больше половины уставного капитала, – на которые арбитраж в середине ноября наложил обеспечительный арест. Vademecum, углубившийся в дебри сложносочиненного конфликта, обнаружил в числе сегодняшних совладельцев «Ангиолайна» структуры инвестгруппы «Абсолют» миллиардера Александра Светакова.
Разобраться в происходящем сегодня не получится без ретроспективы. Компания «Ангиолайн» была основана в 2007 году в Новосибирске Андреем Кудряшовым и Алексеем Французовым. Бизнес выстраивался партнерами последовательно и кропотливо, что привело их к заслуженному призу – доле в 20% российского рынка коронарных стентов.
По данным СПАРК-Интерфакс, за 2017 год выручка основного юрлица компании превысила 730 млн рублей. «Ангиолайн» участвует в солидных инвестпроектах: компания стала резидентом биотехнопарка «Кольцово», где намеревается построить производственный комплекс площадью 9,5 тысячи кв. м, вложив в него 500 млн рублей.
Кроме того, «Ангиолайн» рассчитывает войти в биомедицинский парк «Зеленая долина», создаваемый вокруг НМИЦ им. Е.Н. Мешалкина пулом инвесторов, готовых профинансировать начинание расчетной стоимостью 6,5 млрд рублей. Растет и продуктовый портфель компании, которая помимо стентов собственной разработки, например «Калипсо», готовит к выпуску и другие медизделия – протезы аорты, стент‑ретриверы для тромбэкстракции и так далее.
Владельцы «Ангиолайна» не побоялись вступить в открытое противостояние с могущественным конкурентом – Виктором Вексельбергом, чей проект по локализации в РФ производства стентов американской Medtronic «Стентекс» получил статус единого поставщика.
Так вот, в октябре 2016 года владелец ГК «Ренова» в эфире телеканала «Россия 24» заявил, что «при потребности, превышающей сотню тысяч изделий, в России полукустарным методом производится чуть больше тысячи коронарных стентов, все остальное – импорт». В «Ангиолайне» записали эти слова на свой счет и подали в арбитраж иск с требованием к Вексельбергу опровергнуть это заявление – в интервью тому же телеканалу.
Суд новосибирская компания проиграла, однако Виктор Вексельберг, к его чести, публично – в телеэфире – принес «Ангиолайну» извинения. Затем «Ангиолайн» в числе прочих российских поставщиков смог пролоббировать протекционистское правительственное постановление, дающее всем отечественным производителям стентов, а не только компании Вексельберга, преимущества на рынке госзаказа.
В августе нынешнего года на форуме «Технопром‑2018» совладелец компании Андрей Кудряшов выступил с еще более дерзкой инициативой – предложил правительству на волне борьбы с ССЗ упростить процедуру госзаказа стентов и разрешить медучреждениям закупать крупные партии изделий у российских производителей напрямую. То есть по совокупности заслуг и поступков «Ангиолайн» вполне можно именовать лидером рынка, редкой настоящей российской инновационной компанией с убедительным финрезом, а также иллюстрацией сбывшейся мечты об импортозамещении в медпроме. Все это так, но с одной существенной оговоркой.
СКЛЕЕННЫЕ СТРАНИЧКИ ОДНОКЛАССНИКОВ
Как следует из материалов разбирающего сегодня кипу связанных с «Ангиолайном» исков Новосибирского арбитража, в начале 2013 года Кудряшов и Французов договорились об инвестициях в производство стентов со своей бывшей одноклассницей по физматшколе (информация из открытых источников) Натальей Лебедевой, в тот момент работавшей на солидных позициях в группе «Ренессанс‑Капитал».
Партнеры предложили Лебедевой вложить $5 млн (150 млн рублей по тогдашнему курсу) в обмен на блокирующий пакет в 25% в новом АО «Ангиолайн». По достигнутой договоренности, она должна была сначала обменять на акции первый транш в 120 млн рублей, а затем консолидировать обещанный ей пакет, выкупив недостающие бумаги лично у Кудряшова и Французова.
Так и поступили: Лебедева в 2013 году приобрела 90,5 тысячи акций нового АО через ЗАО «Проспект онлайн». Еще 109,5 тысячи впоследствии были куплены на люксембургскую Healthcare Solutions Holding SA, тогда, как следует из материалов дела, подконтрольную Лебедевой (правда, в этой части сделки фигурировала уже другая цена – 750 рублей за акцию). В результате, вложив 150 млн рублей, инвестор получила лишь 20% АО «Ангиолайн».
«Высокие технологии, импортозамещение и год кардиологии одновременно. Эти инвестиции были сделаны до объявления 2015‑го годом кардиологии, таким образом, это либо гениальные инвестиции, либо я слишком наивна», – комментировала Лебедева приобретение блокирующего пакета «Ангиолайна» изданию Finparty в 2015 году.
Тогда же, в 2015 году, стороны пришли к соглашению, согласно которому АО выкупало у собственных акционеров Кудряшова и Французова пакет акций и передавало его Лебедевой, но не в зачет обещанного, а за 37,5 млн рублей. Одноклассница платить отказалась. Партнеры идущей в гору компании, видимо, во избежание неуместного шумного разбирательства в декабре 2016 года решением совета директоров долг Лебедевой списали.
В июне 2017 года совет директоров АО «Ангиолайн» принял решение об уменьшении в 10 раз уставного капитала – с 750 млн до 75 млн рублей путем конвертации в акции с меньшим номиналом. Возникающую в результате переоценки разницу компания обязалась вернуть акционерам.
А в ноябре‑декабре 2017 года совет директоров и собрание акционеров компании приняли еще одно решение – провести допэмиссию, выпустив 1,9 млн акций стоимостью 75 рублей каждая. Глава «Ангиолайна» Кудряшов объяснял изданию Sibru необходимость эмиссии высокими расходами на разработку новых стентов. Владельцами пакета стали члены совета директоров компании Андрей Кудряшов (39,2%), Алексей Французов (60,5%) и Александр Чинин (0,2%).
Наталье Лебедевой допэмиссия явно не понравилась, и в конце декабря 2017 года она обратилась в Новосибирский арбитражный суд с требованием признать недействительным решение внеочередного общего собрания акционеров АО «Ангиолайн» от 19 декабря 2017 года об увеличении уставного капитала общества путем проведения дополнительной эмиссии.
По ее мнению, представленному в ходе судебного разбирательства, действия «Ангиолайна» были направлены не на привлечение инвестиций, а являлись «схемой уменьшения в уставном капитале пакета принадлежащих ей привилегированных акций». По подсчетам Лебедевой, в результате допэмиссии ее доля уменьшилась с 4,73% до 1,63% УК общества.
Лебедева попыталась добиться ареста спорных акций, но проиграла, пройдя всю цепочку от первой инстанции до кассации. В феврале 2018 года, через два месяца после иска Лебедевой, один из акционеров «Ангиолайна» – Александр Чинин, владеющий 0,55% акций, – подал в арбитраж иск о восстановлении задолженности Лебедевой, прощенной советом директоров в декабре 2016 года.
В итоге Арбитражный суд Новосибирской области обязал Лебедеву выплатить 37,5 млн рублей, и апелляция в августе 2018 года оставила решение без изменений. В декабре 2018 года тот же суд вынес еще одно решение не в пользу Лебедевой и отказал в удовлетворении иска о признании недействительным выпуска «Ангиолайном» 1,9 млн акций.
Наталья Лебедева в беседе с Vademecum подтвердила, что в 2013 году инвестировала в АО «Ангиолайн» в обмен на акции, а заодно рассказала, что в ноябре 2017 года продала блокирующий пакет «Ангиолайна», оставив за собой незначительную часть акций и выйдя из совета директоров новосибирской компании.
По ее словам, с момента проведения этой сделки к номинальному держателю блокирующего пакета Healthcare Solutions Holding SA она не имеет отношения. Имя покупателя Лебедева предпочла не раскрывать. По данным Vademecum, впоследствии подтвердившимся, контроль над этим пакетом акций «Ангиолайна» перешел структурам группы «Абсолют» Александра Светакова.
ГРАДУС «АБСОЛЮТА»
«Абсолют» появилась на российском рынке в начале 1990‑х годов как дистрибьютор зарубежной электронной техники. В 1993 году Александр Светаков со своими партнерами создал одноименный банк, который спустя 14 лет за $1 млрд выкупила бельгийская группа KBC. В начале 2000‑х бизнесмен вместе с партнерами – Дмитрием Аксеновым и Дмитрием Саблиным ушли в девелоперские проекты и вскоре оказались в числе крупнейших застройщиков Московской области.
После раздела бизнеса Светаков стал единоличным владельцем группы «Абсолют», в орбиту которой входят компании «ТД Абсолют», «Абсолют страхование» и «Абсолют Недвижимость». Forbes в 2018 году, оценив капитал Светакова в $3,3 млрд, поставил бизнесмена на 38‑ю строчку своего рейтинга.
В пресс‑службе «Абсолюта» Vademecum попросили подождать с ответом по покупке блокирующего пакета акций АО «Ангиолайн» до следующей недели. Однако на письменный запрос редакции, направленный директору по инвестициям ГК «Абсолют» Наталье Трошиной, с адреса корпоративной почты группы пришел ответ за подписью Алексея Слесаря: «Подтверждаю факт сделки, которая состоялась в конце 2017 года. Информация о сумме сделки составляет коммерческую тайну и не подлежит разглашению».
Судя по всему, управленцев «Ангиолайна» такая смена акционера, владеющего блокирующим пакетом, застала врасплох. Компания не согласовала несколько кандидатур от номинального держателя акций Healthcare Solutions Holding SA на членство в совете директоров и под формальным предлогом отказалась предоставлять люксембургской компании протоколы заседаний совета директоров и общего собрания акционеров.
По словам адвоката Сергея Панченко, представляющего интересы ГК «Абсолют» в деле против «Ангиолайна», новый акционер в совете директоров до сих пор не представлен.
«Абсолюту» пришлось идти другим путем. Как следует из материалов суда, в марте 2018 Healthcare Solutions Holding SA подала ходатайство об участии в деле Лебедевой в качестве третьего лица, а также выдвинула иск к АО «Ангиолайн» с аналогичными (чуть ли не дословно повторяющими претензии Лебедевой) требованиями, предъявив суду выписку регистратора о владении пакетом в 202 740 акций, что превышает долю в 20%.
Однако арбитраж отказал люксембургской компании во вхождении в дело Лебедевой, указав: из документов, представленных «Ангиолайном», следует, что, по состоянию на декабрь 2017 года, компания отсутствовала в числе акционеров общества, и отложил рассмотрение иска по существу до принятия решения по делу Лебедевой.
Тем не менее владельцы Healthcare Solutions Holding SA через суд смогли получить заверенные копии корпоративных документов «Ангиолайна», в том числе протоколы общего собрания акционеров и совета директоров. И в ноябре 2018 года им удалось добиться ареста спорных акций в рамках обеспечительных мер. «Ангиолайн» обжаловал это решение в апелляции.
«ГК «Абсолют» сейчас производит оценку состояния дел компании, оценку качества управления. Мы выясняем некоторые юридические нюансы касательно активов компании и деятельности в предыдущие годы, – сообщил Vademecum Сергей Панченко. – Как акционеры компании мы реализовываем свои права, которые даны нам законодательством, выясняем информацию, и после этого руководство группы будет принимать управленческие решения».
Поскольку в судах сейчас рассматривается ряд исков бывшего собственника блокирующего пакета акций Натальи Лебедевой и встречные иски самого «Ангиолайна», подчеркнул адвокат, ГК «Абсолют» со своей стороны не готова подробно это комментировать.
Генеральный директор «Ангиолайна» Андрей Кудряшов в свою очередь заявил Vademecum, что в компании не владеют информацией, каким образом и когда новый акционер стал владельцем акций Healthcare Solutions Holding SA.
«Объективно мы сами не знаем. Из основных акционеров никто ничего не продавал», – рассказал он, добавив, что в соответствии с внутренними корпоративными правилами компания не участвует в обсуждении вопросов, связанных с компетенцией, действиями и решениями акционеров.
Правда, как следует из материалов суда, «Ангиолайн» все же предпринял попытку оспорить принадлежность акций новому владельцу: в октябре 2018 года компания подала в Московский арбитраж иск к швейцарскому Bank Julius Baer & Co Ltd, на счетах которого размещен блокирующий пакет акций, с требованием раскрыть бенефициара.
Свое настояние истец поддержал ссылкой на положения федерального закона №115‑ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма». В банке на иск «Ангиолайна» отреагировали сдержанно, но твердо, отказавшись принимать претензии в связи с несоответствием иска Гаагской конвенции. Рассмотрение иска в российском суде отложено на 2019 год.
В сентябре 2018 года партнер Кудряшова Алексей Французов подал в Новосибирский арбитражный суд свой иск с требованием признать сделку по продаже 200 тысяч акций «Ангиолайна» ЗАО «Проспект онлайн» в ноябре 2013 года общей стоимостью 150 млн рублей, две сделки самого «Проспект онлайна» по продаже Наталье Лебедевой в том же месяце 90,5 тысячи акций за 67,9 млн рублей и все последующие сделки по продаже этих акций недействительными.
В том же иске Французов утверждает, что пакетом в 202 740 акций до сих пор владеет Наталья Лебедева, и просит суд арестовать акции в рамках обеспечительных мер, запретить ей переоформлять акции и лишить права голоса на собрании акционеров. Среди ответчиков значатся «Проспект онлайн», Наталья Лебедева и Healthcare Solutions Holding SA. Арбитраж на заседании 6 декабря 2018 года отказал заявителю в аресте блокирующего пакета акций, а рассмотрение дела по существу перенес на январь 2019 года.
«Мы не хотим делать преждевременные выводы. «Ангиолайн» является успешным производителем на рынке медицинской продукции, хорошим бизнесом. Когда мы придем к каким‑то выводам о состоянии компании, перспективам участия в ней, мы сообщим», – пообещал Vademecum Сергей Панченко.
Как следует из сведений СПАРК‑Интерфакс, участие в тяжбах не помешало совладельцам «Ангиолайна» переоформить основное юридическое лицо производителя стентов – ООО «Ангиолайн», 75‑процентной долей которого владело АО «Ангиолайн», на другую компанию – зарегистрированное в декабре 2017 года ООО «Латрек», принадлежащее Андрею Кудряшову (37,5%), Алексею Французову (37,5%) и совладельцу биофармацевтической ГК SFM Андрею Артамонову (25%).
Адвокат Панченко назвал это переоформление прав одним из тех тонких моментов, которые очень интересуют ГК «Абсолют»: «Мы сталкиваемся с нежеланием «Ангиолайна» предоставлять информацию об этой операции, что нас очень беспокоит».
"
["~DETAIL_TEXT"]=>
string(30532) "
Жертвой разбирательств уже пали 1,9 млн акций АО «Ангиолайн» общей стоимостью 142,5 млн рублей – больше половины уставного капитала, – на которые арбитраж в середине ноября наложил обеспечительный арест. Vademecum, углубившийся в дебри сложносочиненного конфликта, обнаружил в числе сегодняшних совладельцев «Ангиолайна» структуры инвестгруппы «Абсолют» миллиардера Александра Светакова.
Разобраться в происходящем сегодня не получится без ретроспективы. Компания «Ангиолайн» была основана в 2007 году в Новосибирске Андреем Кудряшовым и Алексеем Французовым. Бизнес выстраивался партнерами последовательно и кропотливо, что привело их к заслуженному призу – доле в 20% российского рынка коронарных стентов.
По данным СПАРК-Интерфакс, за 2017 год выручка основного юрлица компании превысила 730 млн рублей. «Ангиолайн» участвует в солидных инвестпроектах: компания стала резидентом биотехнопарка «Кольцово», где намеревается построить производственный комплекс площадью 9,5 тысячи кв. м, вложив в него 500 млн рублей.
Кроме того, «Ангиолайн» рассчитывает войти в биомедицинский парк «Зеленая долина», создаваемый вокруг НМИЦ им. Е.Н. Мешалкина пулом инвесторов, готовых профинансировать начинание расчетной стоимостью 6,5 млрд рублей. Растет и продуктовый портфель компании, которая помимо стентов собственной разработки, например «Калипсо», готовит к выпуску и другие медизделия – протезы аорты, стент‑ретриверы для тромбэкстракции и так далее.
Владельцы «Ангиолайна» не побоялись вступить в открытое противостояние с могущественным конкурентом – Виктором Вексельбергом, чей проект по локализации в РФ производства стентов американской Medtronic «Стентекс» получил статус единого поставщика.
Так вот, в октябре 2016 года владелец ГК «Ренова» в эфире телеканала «Россия 24» заявил, что «при потребности, превышающей сотню тысяч изделий, в России полукустарным методом производится чуть больше тысячи коронарных стентов, все остальное – импорт». В «Ангиолайне» записали эти слова на свой счет и подали в арбитраж иск с требованием к Вексельбергу опровергнуть это заявление – в интервью тому же телеканалу.
Суд новосибирская компания проиграла, однако Виктор Вексельберг, к его чести, публично – в телеэфире – принес «Ангиолайну» извинения. Затем «Ангиолайн» в числе прочих российских поставщиков смог пролоббировать протекционистское правительственное постановление, дающее всем отечественным производителям стентов, а не только компании Вексельберга, преимущества на рынке госзаказа.
В августе нынешнего года на форуме «Технопром‑2018» совладелец компании Андрей Кудряшов выступил с еще более дерзкой инициативой – предложил правительству на волне борьбы с ССЗ упростить процедуру госзаказа стентов и разрешить медучреждениям закупать крупные партии изделий у российских производителей напрямую. То есть по совокупности заслуг и поступков «Ангиолайн» вполне можно именовать лидером рынка, редкой настоящей российской инновационной компанией с убедительным финрезом, а также иллюстрацией сбывшейся мечты об импортозамещении в медпроме. Все это так, но с одной существенной оговоркой.
СКЛЕЕННЫЕ СТРАНИЧКИ ОДНОКЛАССНИКОВ
Как следует из материалов разбирающего сегодня кипу связанных с «Ангиолайном» исков Новосибирского арбитража, в начале 2013 года Кудряшов и Французов договорились об инвестициях в производство стентов со своей бывшей одноклассницей по физматшколе (информация из открытых источников) Натальей Лебедевой, в тот момент работавшей на солидных позициях в группе «Ренессанс‑Капитал».
Партнеры предложили Лебедевой вложить $5 млн (150 млн рублей по тогдашнему курсу) в обмен на блокирующий пакет в 25% в новом АО «Ангиолайн». По достигнутой договоренности, она должна была сначала обменять на акции первый транш в 120 млн рублей, а затем консолидировать обещанный ей пакет, выкупив недостающие бумаги лично у Кудряшова и Французова.
Так и поступили: Лебедева в 2013 году приобрела 90,5 тысячи акций нового АО через ЗАО «Проспект онлайн». Еще 109,5 тысячи впоследствии были куплены на люксембургскую Healthcare Solutions Holding SA, тогда, как следует из материалов дела, подконтрольную Лебедевой (правда, в этой части сделки фигурировала уже другая цена – 750 рублей за акцию). В результате, вложив 150 млн рублей, инвестор получила лишь 20% АО «Ангиолайн».
«Высокие технологии, импортозамещение и год кардиологии одновременно. Эти инвестиции были сделаны до объявления 2015‑го годом кардиологии, таким образом, это либо гениальные инвестиции, либо я слишком наивна», – комментировала Лебедева приобретение блокирующего пакета «Ангиолайна» изданию Finparty в 2015 году.
Тогда же, в 2015 году, стороны пришли к соглашению, согласно которому АО выкупало у собственных акционеров Кудряшова и Французова пакет акций и передавало его Лебедевой, но не в зачет обещанного, а за 37,5 млн рублей. Одноклассница платить отказалась. Партнеры идущей в гору компании, видимо, во избежание неуместного шумного разбирательства в декабре 2016 года решением совета директоров долг Лебедевой списали.
В июне 2017 года совет директоров АО «Ангиолайн» принял решение об уменьшении в 10 раз уставного капитала – с 750 млн до 75 млн рублей путем конвертации в акции с меньшим номиналом. Возникающую в результате переоценки разницу компания обязалась вернуть акционерам.
А в ноябре‑декабре 2017 года совет директоров и собрание акционеров компании приняли еще одно решение – провести допэмиссию, выпустив 1,9 млн акций стоимостью 75 рублей каждая. Глава «Ангиолайна» Кудряшов объяснял изданию Sibru необходимость эмиссии высокими расходами на разработку новых стентов. Владельцами пакета стали члены совета директоров компании Андрей Кудряшов (39,2%), Алексей Французов (60,5%) и Александр Чинин (0,2%).
Наталье Лебедевой допэмиссия явно не понравилась, и в конце декабря 2017 года она обратилась в Новосибирский арбитражный суд с требованием признать недействительным решение внеочередного общего собрания акционеров АО «Ангиолайн» от 19 декабря 2017 года об увеличении уставного капитала общества путем проведения дополнительной эмиссии.
По ее мнению, представленному в ходе судебного разбирательства, действия «Ангиолайна» были направлены не на привлечение инвестиций, а являлись «схемой уменьшения в уставном капитале пакета принадлежащих ей привилегированных акций». По подсчетам Лебедевой, в результате допэмиссии ее доля уменьшилась с 4,73% до 1,63% УК общества.
Лебедева попыталась добиться ареста спорных акций, но проиграла, пройдя всю цепочку от первой инстанции до кассации. В феврале 2018 года, через два месяца после иска Лебедевой, один из акционеров «Ангиолайна» – Александр Чинин, владеющий 0,55% акций, – подал в арбитраж иск о восстановлении задолженности Лебедевой, прощенной советом директоров в декабре 2016 года.
В итоге Арбитражный суд Новосибирской области обязал Лебедеву выплатить 37,5 млн рублей, и апелляция в августе 2018 года оставила решение без изменений. В декабре 2018 года тот же суд вынес еще одно решение не в пользу Лебедевой и отказал в удовлетворении иска о признании недействительным выпуска «Ангиолайном» 1,9 млн акций.
Наталья Лебедева в беседе с Vademecum подтвердила, что в 2013 году инвестировала в АО «Ангиолайн» в обмен на акции, а заодно рассказала, что в ноябре 2017 года продала блокирующий пакет «Ангиолайна», оставив за собой незначительную часть акций и выйдя из совета директоров новосибирской компании.
По ее словам, с момента проведения этой сделки к номинальному держателю блокирующего пакета Healthcare Solutions Holding SA она не имеет отношения. Имя покупателя Лебедева предпочла не раскрывать. По данным Vademecum, впоследствии подтвердившимся, контроль над этим пакетом акций «Ангиолайна» перешел структурам группы «Абсолют» Александра Светакова.
ГРАДУС «АБСОЛЮТА»
«Абсолют» появилась на российском рынке в начале 1990‑х годов как дистрибьютор зарубежной электронной техники. В 1993 году Александр Светаков со своими партнерами создал одноименный банк, который спустя 14 лет за $1 млрд выкупила бельгийская группа KBC. В начале 2000‑х бизнесмен вместе с партнерами – Дмитрием Аксеновым и Дмитрием Саблиным ушли в девелоперские проекты и вскоре оказались в числе крупнейших застройщиков Московской области.
После раздела бизнеса Светаков стал единоличным владельцем группы «Абсолют», в орбиту которой входят компании «ТД Абсолют», «Абсолют страхование» и «Абсолют Недвижимость». Forbes в 2018 году, оценив капитал Светакова в $3,3 млрд, поставил бизнесмена на 38‑ю строчку своего рейтинга.
В пресс‑службе «Абсолюта» Vademecum попросили подождать с ответом по покупке блокирующего пакета акций АО «Ангиолайн» до следующей недели. Однако на письменный запрос редакции, направленный директору по инвестициям ГК «Абсолют» Наталье Трошиной, с адреса корпоративной почты группы пришел ответ за подписью Алексея Слесаря: «Подтверждаю факт сделки, которая состоялась в конце 2017 года. Информация о сумме сделки составляет коммерческую тайну и не подлежит разглашению».
Судя по всему, управленцев «Ангиолайна» такая смена акционера, владеющего блокирующим пакетом, застала врасплох. Компания не согласовала несколько кандидатур от номинального держателя акций Healthcare Solutions Holding SA на членство в совете директоров и под формальным предлогом отказалась предоставлять люксембургской компании протоколы заседаний совета директоров и общего собрания акционеров.
По словам адвоката Сергея Панченко, представляющего интересы ГК «Абсолют» в деле против «Ангиолайна», новый акционер в совете директоров до сих пор не представлен.
«Абсолюту» пришлось идти другим путем. Как следует из материалов суда, в марте 2018 Healthcare Solutions Holding SA подала ходатайство об участии в деле Лебедевой в качестве третьего лица, а также выдвинула иск к АО «Ангиолайн» с аналогичными (чуть ли не дословно повторяющими претензии Лебедевой) требованиями, предъявив суду выписку регистратора о владении пакетом в 202 740 акций, что превышает долю в 20%.
Однако арбитраж отказал люксембургской компании во вхождении в дело Лебедевой, указав: из документов, представленных «Ангиолайном», следует, что, по состоянию на декабрь 2017 года, компания отсутствовала в числе акционеров общества, и отложил рассмотрение иска по существу до принятия решения по делу Лебедевой.
Тем не менее владельцы Healthcare Solutions Holding SA через суд смогли получить заверенные копии корпоративных документов «Ангиолайна», в том числе протоколы общего собрания акционеров и совета директоров. И в ноябре 2018 года им удалось добиться ареста спорных акций в рамках обеспечительных мер. «Ангиолайн» обжаловал это решение в апелляции.
«ГК «Абсолют» сейчас производит оценку состояния дел компании, оценку качества управления. Мы выясняем некоторые юридические нюансы касательно активов компании и деятельности в предыдущие годы, – сообщил Vademecum Сергей Панченко. – Как акционеры компании мы реализовываем свои права, которые даны нам законодательством, выясняем информацию, и после этого руководство группы будет принимать управленческие решения».
Поскольку в судах сейчас рассматривается ряд исков бывшего собственника блокирующего пакета акций Натальи Лебедевой и встречные иски самого «Ангиолайна», подчеркнул адвокат, ГК «Абсолют» со своей стороны не готова подробно это комментировать.
Генеральный директор «Ангиолайна» Андрей Кудряшов в свою очередь заявил Vademecum, что в компании не владеют информацией, каким образом и когда новый акционер стал владельцем акций Healthcare Solutions Holding SA.
«Объективно мы сами не знаем. Из основных акционеров никто ничего не продавал», – рассказал он, добавив, что в соответствии с внутренними корпоративными правилами компания не участвует в обсуждении вопросов, связанных с компетенцией, действиями и решениями акционеров.
Правда, как следует из материалов суда, «Ангиолайн» все же предпринял попытку оспорить принадлежность акций новому владельцу: в октябре 2018 года компания подала в Московский арбитраж иск к швейцарскому Bank Julius Baer & Co Ltd, на счетах которого размещен блокирующий пакет акций, с требованием раскрыть бенефициара.
Свое настояние истец поддержал ссылкой на положения федерального закона №115‑ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма». В банке на иск «Ангиолайна» отреагировали сдержанно, но твердо, отказавшись принимать претензии в связи с несоответствием иска Гаагской конвенции. Рассмотрение иска в российском суде отложено на 2019 год.
В сентябре 2018 года партнер Кудряшова Алексей Французов подал в Новосибирский арбитражный суд свой иск с требованием признать сделку по продаже 200 тысяч акций «Ангиолайна» ЗАО «Проспект онлайн» в ноябре 2013 года общей стоимостью 150 млн рублей, две сделки самого «Проспект онлайна» по продаже Наталье Лебедевой в том же месяце 90,5 тысячи акций за 67,9 млн рублей и все последующие сделки по продаже этих акций недействительными.
В том же иске Французов утверждает, что пакетом в 202 740 акций до сих пор владеет Наталья Лебедева, и просит суд арестовать акции в рамках обеспечительных мер, запретить ей переоформлять акции и лишить права голоса на собрании акционеров. Среди ответчиков значатся «Проспект онлайн», Наталья Лебедева и Healthcare Solutions Holding SA. Арбитраж на заседании 6 декабря 2018 года отказал заявителю в аресте блокирующего пакета акций, а рассмотрение дела по существу перенес на январь 2019 года.
«Мы не хотим делать преждевременные выводы. «Ангиолайн» является успешным производителем на рынке медицинской продукции, хорошим бизнесом. Когда мы придем к каким‑то выводам о состоянии компании, перспективам участия в ней, мы сообщим», – пообещал Vademecum Сергей Панченко.
Как следует из сведений СПАРК‑Интерфакс, участие в тяжбах не помешало совладельцам «Ангиолайна» переоформить основное юридическое лицо производителя стентов – ООО «Ангиолайн», 75‑процентной долей которого владело АО «Ангиолайн», на другую компанию – зарегистрированное в декабре 2017 года ООО «Латрек», принадлежащее Андрею Кудряшову (37,5%), Алексею Французову (37,5%) и совладельцу биофармацевтической ГК SFM Андрею Артамонову (25%).
Адвокат Панченко назвал это переоформление прав одним из тех тонких моментов, которые очень интересуют ГК «Абсолют»: «Мы сталкиваемся с нежеланием «Ангиолайна» предоставлять информацию об этой операции, что нас очень беспокоит».
Годовой объем государственного заказа в фармотрасли превышает 300 млрд рублей, и, хотя рынок госзакупок лекарств в последнее время замедлил рост, это не означает, что он перестал быть интересен производителям и дистрибьюторам. Борьба за бюджетные миллиарды здесь только разгорается, шансы последних стать первыми остаются велики, а перспектива насаждения госмонополии в отдельных секторах не отпугивает от аукционных площадок оптовиков с коммерческого рынка. Vademecum пристально следит за рыночным ландшафтом, несколько раз в год публикуя подробные хроники успехов и неудач этой вечной борьбы.
В прошлом году Vademecum, составляя профильный рейтинг‑2019, не без оснований полагал, что фиксирует позиции игроков, прошедших квалификационный раунд и приготовившихся конкурировать за бюджеты нацпроекта «Здравоохранение». Вряд ли кто‑то (и мы в том числе) мог тогда предположить, что главными героями 2020 года станут вовсе не поставщики тяжелой техники, обслуживающие онкологическую и сердечно‑сосудистую госпрограммы, а дистрибьюторы, готовые завтра, а лучше сегодня, пусть и втридорога, отгрузить заказчику партию СИЗ, лабораторной расходки или аппаратов ИВЛ. В одночасье рынок медицинских масок, оборот которого в общей массе поставок МИ прежде измерялся долями процентов, вырос до 2 млрд рублей в месяц.
Другим своим краем ажиотажный «ковидный» спрос коснулся сегмента оборудования для оснащения ОРИТ и компьютерных томографов, отгрузки которых в мирное время планировались производителями на девять месяцев вперед и, конечно же, никак не учитывали закрытия границ и прочих чрезвычайных обстоятельств. Товаропроводящие цепочки в новой реальности запутывались как никогда прежде: медизделия, уже оплаченные и готовые к отправке одному заказчику, зачастую перекупались дистрибьюторами и уходили по другому адресу. Аналитики Vademecum, выгружая данные из ЕИС, не раз натыкались на факты расторжения уже заключенных контрактов – оборудование (чаще всего ИВЛ) терялось в цепи посредников и не попадало в заявленные сроки к покупателю или эксплуатанту. Кроме того, многие «пандемические» закупки проводились у единственного поставщика или без конкурса, что, естественно, мешало получению объективной оценки среза рынка и требовало актуализации методологии.
По расчетам Аналитического центра Vademecum, произведенным c помощью сервиса zakupki360.ru, объем рынка госзакупок МИ в 2020 году составил 599 млрд рублей (почти вдвое больше показателя 2019 года), что сопоставимо с данными Минфина РФ, который оценил совокупную стоимость заключенных в 2020 году по программе «Развитие здравоохранения» контрактов в 571 млрд рублей. По сведениям же Минпромторга РФ, объем рынка МИ в 2020 году достиг 547 млрд рублей.
Около 142 млрд рублей из полученной Vademecum итоговой суммы приходится на долю закупок, проведенных по 223‑ФЗ, но не идентифицированных по исполнителю – в реестровых записях ЕИС заказчики зачастую не указывают победителя тендера.
Особняком в наших расчетах стоят 54 млрд рублей, потраченных ГАУ «Гормедтехника» Департамента здравоохранения Москвы (ДЗМ) на приобретение оборудования по контрактам жизненного цикла. И поскольку КЖЦ, помимо цены самой техники, включают стоимость сервисных услуг, эти контракты в нынешнем рейтинге не учитывались, хотя и были включены в наиболее широкий оборотный показатель рынка МИ.
Еще одной статьей (увы, не раскрывающей важных для составления рейтинга параметров) профильных расходов государства стали контракты, заключенные без проведения конкурсной процедуры. Минфин РФ в своем письме от 19 марта 2020 года признал распространение SARS‑CoV‑2 обстоятельством непреодолимой силы, разрешив закупать необходимые МИ и услуги, руководствуясь п. 9 ч. 1 ст. 93 44‑ФЗ, «для оказания медицинской помощи при введении режима повышенной готовности». Если в 2019 году таких закупок было произведено всего на 12 млн рублей, то в 2020‑м уже на 343 млрд рублей, что позволяет, даже не раскрывая контракты, предположить их прямую связь с пандемией, но необязательно с МИ. В номенклатуру таких закупок вошли и СИЗ, и работы по организации временных или мобильных госпиталей, и лабораторные исследования. Все эти активности юрлиц, претендовавших на попадание в актуальный ТОП100, были проверены вручную через систему «СПАРК‑Интерфакс». Таким образом, посчитанный Vademecum по традиционной методологии объем рынка госзаказа МИ в 599 млрд рублей вкупе с 54 млрд рублей закупок по КЖЦ и суммарной стоимостью заключенных без конкурса контрактов в 343 млрд рублей приближает итоговую оценку оборота мединдустрии, с учетом сопутствующих «ковидных» закупок различного профиля, к фантастической планке в 1 трлн рублей .
МАСКИ И МАЗКИ
Вообще 2020 год (во многом, конечно, в связи с пандемией) стал для мединдустрии выдающимся – такого государственного внимания отрасль в новейшей истории еще не испытывала. И дело даже не в беспрецедентных регуляторных послаблениях (выдача разрешений на ввоз и оборот медизделий, предназначенных для борьбы с COVID‑19, без проведения стандартной процедуры регистрации при наличии зарубежного досье, или пилотного fast traсk для МИ низкого класса риска), а в легко читаемом стремлении распорядителей чрезвычайных бюджетов опереться на своих, проверенных исполнителей. И потому совсем не удивительно, что лидера нынешнего рейтинга сотворило Правительство РФ, одной рукой выделившее на централизованную закупку ИВЛ, ЭКМО, бесконтактных термометров и бактерицидных облучателей более 12,5 млрд рублей, а другой – назначившее структуры ГК «Ростех» – АО «КРЭТ» и холдинг «Швабе» – единственными поставщиками профильной продукции.
В результате «КРЭТ» законтрактовался не менее чем на 14,6 млрд рублей, «Швабе» – на 4 млрд рублей, отгрузив заказчикам более 200 тысяч единиц МИ, причем необязательно собственного производства – часть поставок обеспечивалась за счет продукции зарубежных контрактных площадок. Например, в апреле 2020 года Росздравнадзор выдал ООО «Швабе‑Москва» временное регудостоверение на ввоз 100 тысяч бесконтактных термометров модели F01 производства китайской Shenzhen Feiyu Medical Technology: в «Ростехе» тогда легко объяснили, что ввезенная из КНР партия МИ была изготовлена партнерами «Швабе» «по техническим характеристикам, разработанным специалистами холдинга, и в полном соответствии с государственными стандартами РФ».
В случае с ИВЛ подряд получил Уральский приборостроительный завод (УПЗ), принадлежащий госкорпорации и обладающий собственной линейкой аппаратов «Авента». В целом УПЗ с ответственной задачей справился, правда, и без накладок не обошлось: к октябрю 2020 года «КРЭТ» отгрузил только 75% от общего объема законтрактованной в апреле‑мае закупки, что спровоцировало обращение в арбитраж – в частности, иск к исполнителю подавал Минздрав Ставропольского края. Но «Ростех» смог урегулировать претензии. «За период пандемии концерн поставил в регионы порядка 12 тысяч аппаратов ИВЛ, – сообщили Vademecum в июне 2021 года представители «КРЭТ». – Обязательства по поставке аппаратов ИВЛ в регионы России выполнены в полном объеме».
Тем не менее в ряде случаев единственный поставщик ИВЛ попал под прицел антимонопольной службы: УФАС Иркутской, Амурской областей и Чувашии, вроде бы не сговариваясь, посчитали заключение госконтрактов с «КРЭТ» не соответствующим букве закона. Например, по условиям договора между Минздравом Иркутской области и АО «КРЭТ» медоборудование должно было поставляться и вводиться в эксплуатацию в период с 28 апреля по 2 октября 2020 года. «Это противоречит цели заключения контракта с единственным поставщиком, то есть срочности удовлетворения нужд заказчика, и значительно превышает максимальный срок осуществления закупки на конкурентной основе в рамках закона», – резюмировали в Иркутском УФАС.
Имело ли это теоретическое заключение какие‑либо практические последствия, неизвестно. Шуму наделали другие, связанные с продукцией УПЗ, драматические эпизоды – пожары, случившиеся один за другим в московской ГКБ №50 и больнице Св. Георгия в Санкт‑Петербурге, в эпицентре которых оказались ИВЛ «Авента‑М». И хотя Росздравнадзор не обнаружил связи между качеством оборудования и возгоранием, в ходе проверок выяснилось, что в аппаратах использованы не учтенные в техдокументации детали, испытания приборов были недостаточными, а производитель не информировал регулятора о зафиксированных отказах. Эти нарушения обернулись для поставщика штрафами на сумму 600 тысяч рублей – для оператора такого калибра смехотворную.
Но и без пандемии структурам «Ростеха», возглавившего ТОП100 с показателем 25,6 млрд рублей, было что предложить рынку. Принадлежащий госкорпорации концерн радиостроения «Вега», например, стал поставщиком медоборудования для строящейся в Нижневартовске Центральной окружной клинической больницы на общую сумму 3,8 млрд рублей. Всего же предприятия «Ростеха», по собственным оценкам ГК, с учетом импорта поставили МИ на 36 млрд рублей. В октябре 2020 года глава «Ростеха» Сергей Чемезов, выступая на форуме «Биотехмед», предложил ужесточить ограничения по госзакупкам медизделий зарубежного происхождения при наличии отечественных аналогов. «Я считаю, если деньги выделяются из бюджета, нужно категорически запретить закупать иностранную продукцию нашим государственным медицинским учреждениям», – заявил Чемезов, озвучив следом планы «Ростеха» сразу на две пятилетки вперед: к 2025 году нарастить производство медоборудования до 80 млрд рублей, а к 2030‑му – занять своей продукцией до 50% рынка.
Вторым номером в трудном сезоне‑2020 выступила ГК «Дельрус» Юлая Магадеева, Людмилы и Максима Гузовских, в прежние годы традиционно попадавшая в ТОП5 рейтинга Vademecum и, не будь пандемии и «Ростеха», наверняка выбившаяся бы в лидеры. Компания в марте 2020 года стала владельцем регудостоверения на производство масок на полутора сотнях перепрофилированных для борьбы с COVID‑19 предприятий – от калужской фабрики Bosco di Ciliegi до разнесенных по стране учреждений ФСИН. А заодно вызвалась распределять все выпускаемые в РФ и централизованно закупаемые Минпромторгом в КНР медицинские маски. Обнаружить документ, наделяющий оператора таким статусом, Vademecum не удалось. В самой группе тему тогда не комментировали, а в Минпромторге заявили, что «Дельрус», наряду с любым другим юрлицом, «в соответствии с разъяснениями, данными ФАС и Минфином, может стать единственным поставщиком любой продукции для любого государственного заказчика».
По мнению опрошенных Vademecum экспертов, компания смогла оперативно откликнуться на запрос Минпромторга, продемонстрировав свои производственные и логистические компетенции, отвечающие задачам федерального масштаба. Подвинуть «Дельрус» на масочной делянке не смог даже «Ростех», пытавшийся замкнуть поставки СИЗ на подведомственной «Росхимзащите», но очень скоро от этой затеи отказавшийся. Предпринимательский талант и хватку топ‑менеджмента ГК «Дельрус» иллюстрирует такой, например, эпизод: в сентябре 2020 года 35 млн марлевых масок от ООО «Дельрус» за 839,3 млн рублей приобрела ФСИН, притом что ГК «Дельрус» (см. выше) выступает держателем регудостоверения на маски, производимые усилиями предприятий ведомства.
В то же время масочная история никак не отвлекла «Дельрус» от привычных для группы активностей – многопрофильных поставок медизделий, включая «тяжелую» технику и оборудование, заказчикам федерального и крупного регионального уровня. Пандемия лишь укрепила позиции компании, заметно оторвавшейся от вчерашних конкурентов.
Еще одной заметно оживившейся в 2020 году продуктовой нишей оказались расходные материалы для лабораторной диагностики – изделия из медицинского пластика, включая наконечники и пробирки ПЦР. В этом сегменте одномоментно выросли крупные госзаказчики в лице центров Роспотребнадзора, на первых порах замкнувшие на себя всю диагностику по коронавирусу. Неудивительно и то, что бенефициарами пандемии стали поставщики лабораторного оборудования и расходных материалов – «Хеликон» (2,1 млрд рублей, 12‑е место), «Интерлабсервис» (1,8 млрд рублей, 17‑я строчка), «Аналит Продактс» (0,8 млрд рублей, 77‑е место). В том же ряду стоит отметить и партнеров ДЗМ – «Лабприбор» (1,4 млрд рублей, 27‑е место) и «Омнимедик» (0,657 млрд рублей, 86‑я строчка).
ДЕРЖАТЕЛИ ПЛАНКИ
Фронт борьбы с COVID‑19, конечно же, оттянул силы с рынка традиционных МИ. Кризис, усугубляемый вводимыми по всей стране ограничениями, призывал бизнес к повышению собственной эффективности, поиску новых возможностей, в том числе на рынке госзаказа, заточенного под «ковид». «В первую волну пандемии наша компания занималась оснащением 16 госпиталей Минобороны, – рассказывает гендиректор «Антенмед» Евгений Трофимов (66‑я строчка, 0,8 млрд рублей). – Поставляли респираторно‑дыхательное оборудование, понимая острую необходимость в медицинском кислороде на оснащаемых объектах, разработали и успешно внедрили собственную модель кислородного газификатора в контейнерном исполнении, которые собираем самостоятельно, закупая детали у отечественных производителей».
В 2020 году общее количество поставщиков на рынке госзаказа впервые за последние несколько лет сократилось – до 16,6 тысячи юрлиц и ИП. А вот число активных игроков, оперирующих суммами с семью и более нолями, почти не изменилось – таковых по‑прежнему около 3‑4 тысяч. Как раз их усилиями в основном и решались важнейшие отраслевые задачи – как чрезвычайные, так и подвергшиеся «ковидной» коррекции плановые.
По данным Минфина РФ, в 2020 году госзаказчики для реализации нацпроекта «Здравоохранение» должны были заключить 2,2 тысячи контрактов на общую сумму 300 млрд рублей (против 96,7 млрд рублей в 2019 году), причем большая часть из них касалась инфраструктурных проектов. Пандемия план нарушила. «При очевидном повышении спроса на реанимационное оборудование, лабораторные средства диагностики и средства индивидуальной защиты реальный рынок медицинского оборудования сократился на 1,8%, – делится своей оценкой Евгений Трофимов. – Это произошло по многим причинам – локдаун, переориентация производств и закрытие границ, нехватка оборудования у производителей».
Как показал мониторинг Vademecum, в 2020 году по профилям нацпроекта в основном приобреталась «тяжелая» медтехника для переоснащения онкологических и сердечно‑сосудистых клиник – ангиографы, линейные ускорители, компьютерные и магнитно‑резонансные томографы. В сложившихся обстоятельствах операторам сегмента для попадания в ТОП100 нужно было выиграть как минимум два‑три крупных контракта – например, на поставку МРТ или линейного ускорителя. По нашим расчетам, психологически значимую отметку в 100 млн рублей выручки по итогам 2020 года преодолели 890 юрлиц, а нижняя планка в нынешнем рейтинге поднялась до 577 млн рублей (против 402 млн в 2019‑м). Выросла и плотность результатов – попадет компания в «золотую сотню» или нет, в этот раз определяли не миллионы, а сотни тысяч рублей. В выигрыше оказались те, кто смог почувствовать конъюнктуру – угадать с профилем поставок по программам переоснащения, а заодно уловить настроение регуляторов, вновь увлекшихся протекционизмом.
Третью строчку в рейтинге с показателем 4,6 млрд рублей занял созданный три года назад дистрибьютор «Ньюмедтех» (дочка венгерской New Medical Technologies), в портфеле которого как нельзя кстати оказались линейные ускорители производства американской Varian Medical System (VMS). Однако именно участие в «ковидных» поставках позволило компании «Ньюмедтех», связанной, как полагают участники рынка, с владельцем «Фармстандарта» и «Мединвестгрупп» Виктором Харитониным, опередить своего основного конкурента – «Фабрику РТТ» Алексея Репика, локализующего линейные ускорители VMS на мощностях собственного завода в Дубне. Оказавшаяся с 4,3 млрд рублей выручки на 4‑й позиции рейтинга «Фабрика РТТ», с учетом других профильных продуктов портфеля ГК «Р‑Фарм» (в том числе из линейки RP Canon Medical Systems), стала в прошлом сезоне главным бенефициаром госпрограммы переоснащения онкоклиник.
Еще один поставщик МИ онкологического профиля (оборудование для брахитерапии и микроисточников на основе йода‑125) компания «Бебиг» заняла 75‑е место с показателем 0,8 млрд рублей. Отгрузками «тяжелой» техники подтвердили свои позиции завсегдатаи рейтинга – «БИМК‑Кардио‑Волга» (3,3 млрд рублей, 7‑я строчка), «М.П.А. Медицинские партнеры» (2,7 млрд рублей, 9‑я позиция), «МН Медикал» (1,8 млрд рублей, 18‑я строчка). В той же нише отметились региональные новички – например, «Медтехника Республики Башкортостан» (3,6 млрд рублей, 6‑я строчка рейтинга), в 2017 году приватизированная владельцами сети лабораторий «Медиалаб».
МЕЖДУ ПОШЛЫМ И БУДУЩИМ
Спровоцированный чрезвычайными обстоятельствами двукратный взлет оборота будет кратковременным, сходятся во мнении опрошенные Vademecum участники рынка, вопрос в том, насколько резким и глубоким окажется падение. Минпромторг РФ прогнозирует сокращение объема рынка МИ с зафиксированных ведомством в 2020 году 547,3 млрд рублей до 492,2 в 2021‑м. Мнения игроков рынка по этому поводу расходятся. В «Антенмед», например, считают, что 2021 год окажется переходным и не менее сложным, чем предыдущий – во всяком случае, для сегмента медтехники. Тем не менее в компании рассчитывают, что частичное снятие эпидемических ограничений и запуск федеральных программ обновления госпитального оборудования, на котором «Антенмед» как раз и специализируется, позволит поставщику укрепить позиции на рынке госзаказа.
Подобные настроения не лишены оснований: с 1 января 2021 года официально стартовала программа модернизации первичного звена с утвержденным бюджетом 550 млрд рублей. В реестр переоснащения медучреждений по этой программе Минздрав предлагал включить 118 видов МИ, включая УЗИ, CPAP‑аппараты, рентгеновское и маммографическое оборудование, компьютерные и магнитно‑резонансные томографы, однако эксперты призывают не переоценивать открывающиеся в этой связи возможности для поставщиков.
«Во‑первых, эффект нацпроекта «Здравоохранение» учтен в приросте рынка в 2019‑2020 годах, а программа модернизации первичного звена, стартовавшая в начале 2021‑го, относительно мелкая по номенклатуре, чтобы оказать сильное влияние на рынок МИ. Во‑вторых, оборудование как таковое – это от силы 20–25% рынка, остальное – расходные материалы», – говорит гендиректор консалтинговой компании MDPro Алексей Ванин. По его оценке, программы переоснащения по нацпроекту не сопоставимы с теми объемами ресурсов, которые выделили на борьбу с COVID‑19. «Если исходить из макропрогноза Минэкономразвития, то фактор COVID‑19 должен сходить на нет, но в текущей ситуации мы видим, что его влияние все еще велико, и, вероятно, снижение объема рынка МИ будет не такое значительное, как планировалось изначально», – считает Алексей Ванин. До тех пор, пока пандемия не отступит, «ковидный» госзаказ продолжит подогревать рынок поставками профильных МИ.
«Мы живем в стране, в которой всегда будут госпрограммы. Рынок подхлестнула и изменила пандемия, но госпрограммы (модернизация первичного звена, борьба с онкологическими, сердечно‑сосудистыми заболеваниями) будут идти еще несколько лет. Когда закупленное оборудование выйдет из строя или выработает свой ресурс, будет новая госпрограмма, – считает управляющий партнер Arcadis Medical Group Диана Канунникова. – В прошлом году в разы увеличились запросы на медицинские кровати и оснащение инфекционных отделений, реанимаций, КТ, лабораторной диагностики, через год спрос на них упадет. Но ведь болезни не прекращаются, развитие медицинских технологий не стоит на месте и игроков будет больше: рынок пока еще не сложился, на нем еще и конкуренции‑то в некоторых сегментах нет. И, конечно, растет частный сегмент, несмотря на все попытки государства удержать монополию в сфере здравоохранения».
"
["~DETAIL_TEXT"]=>
string(44878) "
В прошлом году Vademecum, составляя профильный рейтинг‑2019, не без оснований полагал, что фиксирует позиции игроков, прошедших квалификационный раунд и приготовившихся конкурировать за бюджеты нацпроекта «Здравоохранение». Вряд ли кто‑то (и мы в том числе) мог тогда предположить, что главными героями 2020 года станут вовсе не поставщики тяжелой техники, обслуживающие онкологическую и сердечно‑сосудистую госпрограммы, а дистрибьюторы, готовые завтра, а лучше сегодня, пусть и втридорога, отгрузить заказчику партию СИЗ, лабораторной расходки или аппаратов ИВЛ. В одночасье рынок медицинских масок, оборот которого в общей массе поставок МИ прежде измерялся долями процентов, вырос до 2 млрд рублей в месяц.
Другим своим краем ажиотажный «ковидный» спрос коснулся сегмента оборудования для оснащения ОРИТ и компьютерных томографов, отгрузки которых в мирное время планировались производителями на девять месяцев вперед и, конечно же, никак не учитывали закрытия границ и прочих чрезвычайных обстоятельств. Товаропроводящие цепочки в новой реальности запутывались как никогда прежде: медизделия, уже оплаченные и готовые к отправке одному заказчику, зачастую перекупались дистрибьюторами и уходили по другому адресу. Аналитики Vademecum, выгружая данные из ЕИС, не раз натыкались на факты расторжения уже заключенных контрактов – оборудование (чаще всего ИВЛ) терялось в цепи посредников и не попадало в заявленные сроки к покупателю или эксплуатанту. Кроме того, многие «пандемические» закупки проводились у единственного поставщика или без конкурса, что, естественно, мешало получению объективной оценки среза рынка и требовало актуализации методологии.
По расчетам Аналитического центра Vademecum, произведенным c помощью сервиса zakupki360.ru, объем рынка госзакупок МИ в 2020 году составил 599 млрд рублей (почти вдвое больше показателя 2019 года), что сопоставимо с данными Минфина РФ, который оценил совокупную стоимость заключенных в 2020 году по программе «Развитие здравоохранения» контрактов в 571 млрд рублей. По сведениям же Минпромторга РФ, объем рынка МИ в 2020 году достиг 547 млрд рублей.
Около 142 млрд рублей из полученной Vademecum итоговой суммы приходится на долю закупок, проведенных по 223‑ФЗ, но не идентифицированных по исполнителю – в реестровых записях ЕИС заказчики зачастую не указывают победителя тендера.
Особняком в наших расчетах стоят 54 млрд рублей, потраченных ГАУ «Гормедтехника» Департамента здравоохранения Москвы (ДЗМ) на приобретение оборудования по контрактам жизненного цикла. И поскольку КЖЦ, помимо цены самой техники, включают стоимость сервисных услуг, эти контракты в нынешнем рейтинге не учитывались, хотя и были включены в наиболее широкий оборотный показатель рынка МИ.
Еще одной статьей (увы, не раскрывающей важных для составления рейтинга параметров) профильных расходов государства стали контракты, заключенные без проведения конкурсной процедуры. Минфин РФ в своем письме от 19 марта 2020 года признал распространение SARS‑CoV‑2 обстоятельством непреодолимой силы, разрешив закупать необходимые МИ и услуги, руководствуясь п. 9 ч. 1 ст. 93 44‑ФЗ, «для оказания медицинской помощи при введении режима повышенной готовности». Если в 2019 году таких закупок было произведено всего на 12 млн рублей, то в 2020‑м уже на 343 млрд рублей, что позволяет, даже не раскрывая контракты, предположить их прямую связь с пандемией, но необязательно с МИ. В номенклатуру таких закупок вошли и СИЗ, и работы по организации временных или мобильных госпиталей, и лабораторные исследования. Все эти активности юрлиц, претендовавших на попадание в актуальный ТОП100, были проверены вручную через систему «СПАРК‑Интерфакс». Таким образом, посчитанный Vademecum по традиционной методологии объем рынка госзаказа МИ в 599 млрд рублей вкупе с 54 млрд рублей закупок по КЖЦ и суммарной стоимостью заключенных без конкурса контрактов в 343 млрд рублей приближает итоговую оценку оборота мединдустрии, с учетом сопутствующих «ковидных» закупок различного профиля, к фантастической планке в 1 трлн рублей .
МАСКИ И МАЗКИ
Вообще 2020 год (во многом, конечно, в связи с пандемией) стал для мединдустрии выдающимся – такого государственного внимания отрасль в новейшей истории еще не испытывала. И дело даже не в беспрецедентных регуляторных послаблениях (выдача разрешений на ввоз и оборот медизделий, предназначенных для борьбы с COVID‑19, без проведения стандартной процедуры регистрации при наличии зарубежного досье, или пилотного fast traсk для МИ низкого класса риска), а в легко читаемом стремлении распорядителей чрезвычайных бюджетов опереться на своих, проверенных исполнителей. И потому совсем не удивительно, что лидера нынешнего рейтинга сотворило Правительство РФ, одной рукой выделившее на централизованную закупку ИВЛ, ЭКМО, бесконтактных термометров и бактерицидных облучателей более 12,5 млрд рублей, а другой – назначившее структуры ГК «Ростех» – АО «КРЭТ» и холдинг «Швабе» – единственными поставщиками профильной продукции.
В результате «КРЭТ» законтрактовался не менее чем на 14,6 млрд рублей, «Швабе» – на 4 млрд рублей, отгрузив заказчикам более 200 тысяч единиц МИ, причем необязательно собственного производства – часть поставок обеспечивалась за счет продукции зарубежных контрактных площадок. Например, в апреле 2020 года Росздравнадзор выдал ООО «Швабе‑Москва» временное регудостоверение на ввоз 100 тысяч бесконтактных термометров модели F01 производства китайской Shenzhen Feiyu Medical Technology: в «Ростехе» тогда легко объяснили, что ввезенная из КНР партия МИ была изготовлена партнерами «Швабе» «по техническим характеристикам, разработанным специалистами холдинга, и в полном соответствии с государственными стандартами РФ».
В случае с ИВЛ подряд получил Уральский приборостроительный завод (УПЗ), принадлежащий госкорпорации и обладающий собственной линейкой аппаратов «Авента». В целом УПЗ с ответственной задачей справился, правда, и без накладок не обошлось: к октябрю 2020 года «КРЭТ» отгрузил только 75% от общего объема законтрактованной в апреле‑мае закупки, что спровоцировало обращение в арбитраж – в частности, иск к исполнителю подавал Минздрав Ставропольского края. Но «Ростех» смог урегулировать претензии. «За период пандемии концерн поставил в регионы порядка 12 тысяч аппаратов ИВЛ, – сообщили Vademecum в июне 2021 года представители «КРЭТ». – Обязательства по поставке аппаратов ИВЛ в регионы России выполнены в полном объеме».
Тем не менее в ряде случаев единственный поставщик ИВЛ попал под прицел антимонопольной службы: УФАС Иркутской, Амурской областей и Чувашии, вроде бы не сговариваясь, посчитали заключение госконтрактов с «КРЭТ» не соответствующим букве закона. Например, по условиям договора между Минздравом Иркутской области и АО «КРЭТ» медоборудование должно было поставляться и вводиться в эксплуатацию в период с 28 апреля по 2 октября 2020 года. «Это противоречит цели заключения контракта с единственным поставщиком, то есть срочности удовлетворения нужд заказчика, и значительно превышает максимальный срок осуществления закупки на конкурентной основе в рамках закона», – резюмировали в Иркутском УФАС.
Имело ли это теоретическое заключение какие‑либо практические последствия, неизвестно. Шуму наделали другие, связанные с продукцией УПЗ, драматические эпизоды – пожары, случившиеся один за другим в московской ГКБ №50 и больнице Св. Георгия в Санкт‑Петербурге, в эпицентре которых оказались ИВЛ «Авента‑М». И хотя Росздравнадзор не обнаружил связи между качеством оборудования и возгоранием, в ходе проверок выяснилось, что в аппаратах использованы не учтенные в техдокументации детали, испытания приборов были недостаточными, а производитель не информировал регулятора о зафиксированных отказах. Эти нарушения обернулись для поставщика штрафами на сумму 600 тысяч рублей – для оператора такого калибра смехотворную.
Но и без пандемии структурам «Ростеха», возглавившего ТОП100 с показателем 25,6 млрд рублей, было что предложить рынку. Принадлежащий госкорпорации концерн радиостроения «Вега», например, стал поставщиком медоборудования для строящейся в Нижневартовске Центральной окружной клинической больницы на общую сумму 3,8 млрд рублей. Всего же предприятия «Ростеха», по собственным оценкам ГК, с учетом импорта поставили МИ на 36 млрд рублей. В октябре 2020 года глава «Ростеха» Сергей Чемезов, выступая на форуме «Биотехмед», предложил ужесточить ограничения по госзакупкам медизделий зарубежного происхождения при наличии отечественных аналогов. «Я считаю, если деньги выделяются из бюджета, нужно категорически запретить закупать иностранную продукцию нашим государственным медицинским учреждениям», – заявил Чемезов, озвучив следом планы «Ростеха» сразу на две пятилетки вперед: к 2025 году нарастить производство медоборудования до 80 млрд рублей, а к 2030‑му – занять своей продукцией до 50% рынка.
Вторым номером в трудном сезоне‑2020 выступила ГК «Дельрус» Юлая Магадеева, Людмилы и Максима Гузовских, в прежние годы традиционно попадавшая в ТОП5 рейтинга Vademecum и, не будь пандемии и «Ростеха», наверняка выбившаяся бы в лидеры. Компания в марте 2020 года стала владельцем регудостоверения на производство масок на полутора сотнях перепрофилированных для борьбы с COVID‑19 предприятий – от калужской фабрики Bosco di Ciliegi до разнесенных по стране учреждений ФСИН. А заодно вызвалась распределять все выпускаемые в РФ и централизованно закупаемые Минпромторгом в КНР медицинские маски. Обнаружить документ, наделяющий оператора таким статусом, Vademecum не удалось. В самой группе тему тогда не комментировали, а в Минпромторге заявили, что «Дельрус», наряду с любым другим юрлицом, «в соответствии с разъяснениями, данными ФАС и Минфином, может стать единственным поставщиком любой продукции для любого государственного заказчика».
По мнению опрошенных Vademecum экспертов, компания смогла оперативно откликнуться на запрос Минпромторга, продемонстрировав свои производственные и логистические компетенции, отвечающие задачам федерального масштаба. Подвинуть «Дельрус» на масочной делянке не смог даже «Ростех», пытавшийся замкнуть поставки СИЗ на подведомственной «Росхимзащите», но очень скоро от этой затеи отказавшийся. Предпринимательский талант и хватку топ‑менеджмента ГК «Дельрус» иллюстрирует такой, например, эпизод: в сентябре 2020 года 35 млн марлевых масок от ООО «Дельрус» за 839,3 млн рублей приобрела ФСИН, притом что ГК «Дельрус» (см. выше) выступает держателем регудостоверения на маски, производимые усилиями предприятий ведомства.
В то же время масочная история никак не отвлекла «Дельрус» от привычных для группы активностей – многопрофильных поставок медизделий, включая «тяжелую» технику и оборудование, заказчикам федерального и крупного регионального уровня. Пандемия лишь укрепила позиции компании, заметно оторвавшейся от вчерашних конкурентов.
Еще одной заметно оживившейся в 2020 году продуктовой нишей оказались расходные материалы для лабораторной диагностики – изделия из медицинского пластика, включая наконечники и пробирки ПЦР. В этом сегменте одномоментно выросли крупные госзаказчики в лице центров Роспотребнадзора, на первых порах замкнувшие на себя всю диагностику по коронавирусу. Неудивительно и то, что бенефициарами пандемии стали поставщики лабораторного оборудования и расходных материалов – «Хеликон» (2,1 млрд рублей, 12‑е место), «Интерлабсервис» (1,8 млрд рублей, 17‑я строчка), «Аналит Продактс» (0,8 млрд рублей, 77‑е место). В том же ряду стоит отметить и партнеров ДЗМ – «Лабприбор» (1,4 млрд рублей, 27‑е место) и «Омнимедик» (0,657 млрд рублей, 86‑я строчка).
ДЕРЖАТЕЛИ ПЛАНКИ
Фронт борьбы с COVID‑19, конечно же, оттянул силы с рынка традиционных МИ. Кризис, усугубляемый вводимыми по всей стране ограничениями, призывал бизнес к повышению собственной эффективности, поиску новых возможностей, в том числе на рынке госзаказа, заточенного под «ковид». «В первую волну пандемии наша компания занималась оснащением 16 госпиталей Минобороны, – рассказывает гендиректор «Антенмед» Евгений Трофимов (66‑я строчка, 0,8 млрд рублей). – Поставляли респираторно‑дыхательное оборудование, понимая острую необходимость в медицинском кислороде на оснащаемых объектах, разработали и успешно внедрили собственную модель кислородного газификатора в контейнерном исполнении, которые собираем самостоятельно, закупая детали у отечественных производителей».
В 2020 году общее количество поставщиков на рынке госзаказа впервые за последние несколько лет сократилось – до 16,6 тысячи юрлиц и ИП. А вот число активных игроков, оперирующих суммами с семью и более нолями, почти не изменилось – таковых по‑прежнему около 3‑4 тысяч. Как раз их усилиями в основном и решались важнейшие отраслевые задачи – как чрезвычайные, так и подвергшиеся «ковидной» коррекции плановые.
По данным Минфина РФ, в 2020 году госзаказчики для реализации нацпроекта «Здравоохранение» должны были заключить 2,2 тысячи контрактов на общую сумму 300 млрд рублей (против 96,7 млрд рублей в 2019 году), причем большая часть из них касалась инфраструктурных проектов. Пандемия план нарушила. «При очевидном повышении спроса на реанимационное оборудование, лабораторные средства диагностики и средства индивидуальной защиты реальный рынок медицинского оборудования сократился на 1,8%, – делится своей оценкой Евгений Трофимов. – Это произошло по многим причинам – локдаун, переориентация производств и закрытие границ, нехватка оборудования у производителей».
Как показал мониторинг Vademecum, в 2020 году по профилям нацпроекта в основном приобреталась «тяжелая» медтехника для переоснащения онкологических и сердечно‑сосудистых клиник – ангиографы, линейные ускорители, компьютерные и магнитно‑резонансные томографы. В сложившихся обстоятельствах операторам сегмента для попадания в ТОП100 нужно было выиграть как минимум два‑три крупных контракта – например, на поставку МРТ или линейного ускорителя. По нашим расчетам, психологически значимую отметку в 100 млн рублей выручки по итогам 2020 года преодолели 890 юрлиц, а нижняя планка в нынешнем рейтинге поднялась до 577 млн рублей (против 402 млн в 2019‑м). Выросла и плотность результатов – попадет компания в «золотую сотню» или нет, в этот раз определяли не миллионы, а сотни тысяч рублей. В выигрыше оказались те, кто смог почувствовать конъюнктуру – угадать с профилем поставок по программам переоснащения, а заодно уловить настроение регуляторов, вновь увлекшихся протекционизмом.
Третью строчку в рейтинге с показателем 4,6 млрд рублей занял созданный три года назад дистрибьютор «Ньюмедтех» (дочка венгерской New Medical Technologies), в портфеле которого как нельзя кстати оказались линейные ускорители производства американской Varian Medical System (VMS). Однако именно участие в «ковидных» поставках позволило компании «Ньюмедтех», связанной, как полагают участники рынка, с владельцем «Фармстандарта» и «Мединвестгрупп» Виктором Харитониным, опередить своего основного конкурента – «Фабрику РТТ» Алексея Репика, локализующего линейные ускорители VMS на мощностях собственного завода в Дубне. Оказавшаяся с 4,3 млрд рублей выручки на 4‑й позиции рейтинга «Фабрика РТТ», с учетом других профильных продуктов портфеля ГК «Р‑Фарм» (в том числе из линейки RP Canon Medical Systems), стала в прошлом сезоне главным бенефициаром госпрограммы переоснащения онкоклиник.
Еще один поставщик МИ онкологического профиля (оборудование для брахитерапии и микроисточников на основе йода‑125) компания «Бебиг» заняла 75‑е место с показателем 0,8 млрд рублей. Отгрузками «тяжелой» техники подтвердили свои позиции завсегдатаи рейтинга – «БИМК‑Кардио‑Волга» (3,3 млрд рублей, 7‑я строчка), «М.П.А. Медицинские партнеры» (2,7 млрд рублей, 9‑я позиция), «МН Медикал» (1,8 млрд рублей, 18‑я строчка). В той же нише отметились региональные новички – например, «Медтехника Республики Башкортостан» (3,6 млрд рублей, 6‑я строчка рейтинга), в 2017 году приватизированная владельцами сети лабораторий «Медиалаб».
МЕЖДУ ПОШЛЫМ И БУДУЩИМ
Спровоцированный чрезвычайными обстоятельствами двукратный взлет оборота будет кратковременным, сходятся во мнении опрошенные Vademecum участники рынка, вопрос в том, насколько резким и глубоким окажется падение. Минпромторг РФ прогнозирует сокращение объема рынка МИ с зафиксированных ведомством в 2020 году 547,3 млрд рублей до 492,2 в 2021‑м. Мнения игроков рынка по этому поводу расходятся. В «Антенмед», например, считают, что 2021 год окажется переходным и не менее сложным, чем предыдущий – во всяком случае, для сегмента медтехники. Тем не менее в компании рассчитывают, что частичное снятие эпидемических ограничений и запуск федеральных программ обновления госпитального оборудования, на котором «Антенмед» как раз и специализируется, позволит поставщику укрепить позиции на рынке госзаказа.
Подобные настроения не лишены оснований: с 1 января 2021 года официально стартовала программа модернизации первичного звена с утвержденным бюджетом 550 млрд рублей. В реестр переоснащения медучреждений по этой программе Минздрав предлагал включить 118 видов МИ, включая УЗИ, CPAP‑аппараты, рентгеновское и маммографическое оборудование, компьютерные и магнитно‑резонансные томографы, однако эксперты призывают не переоценивать открывающиеся в этой связи возможности для поставщиков.
«Во‑первых, эффект нацпроекта «Здравоохранение» учтен в приросте рынка в 2019‑2020 годах, а программа модернизации первичного звена, стартовавшая в начале 2021‑го, относительно мелкая по номенклатуре, чтобы оказать сильное влияние на рынок МИ. Во‑вторых, оборудование как таковое – это от силы 20–25% рынка, остальное – расходные материалы», – говорит гендиректор консалтинговой компании MDPro Алексей Ванин. По его оценке, программы переоснащения по нацпроекту не сопоставимы с теми объемами ресурсов, которые выделили на борьбу с COVID‑19. «Если исходить из макропрогноза Минэкономразвития, то фактор COVID‑19 должен сходить на нет, но в текущей ситуации мы видим, что его влияние все еще велико, и, вероятно, снижение объема рынка МИ будет не такое значительное, как планировалось изначально», – считает Алексей Ванин. До тех пор, пока пандемия не отступит, «ковидный» госзаказ продолжит подогревать рынок поставками профильных МИ.
«Мы живем в стране, в которой всегда будут госпрограммы. Рынок подхлестнула и изменила пандемия, но госпрограммы (модернизация первичного звена, борьба с онкологическими, сердечно‑сосудистыми заболеваниями) будут идти еще несколько лет. Когда закупленное оборудование выйдет из строя или выработает свой ресурс, будет новая госпрограмма, – считает управляющий партнер Arcadis Medical Group Диана Канунникова. – В прошлом году в разы увеличились запросы на медицинские кровати и оснащение инфекционных отделений, реанимаций, КТ, лабораторной диагностики, через год спрос на них упадет. Но ведь болезни не прекращаются, развитие медицинских технологий не стоит на месте и игроков будет больше: рынок пока еще не сложился, на нем еще и конкуренции‑то в некоторых сегментах нет. И, конечно, растет частный сегмент, несмотря на все попытки государства удержать монополию в сфере здравоохранения».
Рынок госзаказа медизделий в 2020 году оказался во власти двух стихий – пандемии COVID‑19 и реактивных действий государства, пытавшегося отвести коронавирусную угрозу. Именно эти обстоятельства непреодолимой силы, смешивая карты и опровергая прогнозы, вывели в лидеры нынешнего ТОП100 «Ростех»: госкорпорация, получив статус единственного поставщика аппаратов ИВЛ, бесконтактных термометров и обеззараживателей воздуха, законтрактовалась как минимум на 25,6 млрд рублей. Vademecum, изготавливая традиционный рейтинг поставщиков МИ, заодно попытался очистить данные от пены экстренных закупок и разобраться, кто из игроков занял то или иное место в «золотой сотне» благодаря COVID‑19, а кто – вопреки.
"
["~PREVIEW_TEXT"]=>
string(1365) "
Рынок госзаказа медизделий в 2020 году оказался во власти двух стихий – пандемии COVID‑19 и реактивных действий государства, пытавшегося отвести коронавирусную угрозу. Именно эти обстоятельства непреодолимой силы, смешивая карты и опровергая прогнозы, вывели в лидеры нынешнего ТОП100 «Ростех»: госкорпорация, получив статус единственного поставщика аппаратов ИВЛ, бесконтактных термометров и обеззараживателей воздуха, законтрактовалась как минимум на 25,6 млрд рублей. Vademecum, изготавливая традиционный рейтинг поставщиков МИ, заодно попытался очистить данные от пены экстренных закупок и разобраться, кто из игроков занял то или иное место в «золотой сотне» благодаря COVID‑19, а кто – вопреки.
Идеологию развития отечественного фармпрома можно уместить в одной фразе, прозвучавшей в начале «нулевых» в культовом фильме «Бумер»: «Не мы такие, жизнь такая». Многие герои индустрии частенько оказываются во власти обстоятельств и будто бы не сами торят себе путь, а инфантильно доверяются судьбе. Впрочем, дрейф — это тоже движение. Как бы ни ругали регуляторов за волокиту с выработкой для отрасли правил игры, как бы медленно ни шла модернизация предприятий, книга перемен выглядит довольно внушительной. А Vademecum продолжает трудолюбиво вносить в нее все новые и новые записи.
Vademecum за год делает четвертый подход к теме развития отечественного фармпрома.Но тема эта по-прежнему кажется нам бездонной. В конце концов тренд импортозамещения в силу внешнеполитической обстановки не теряет актуальности. Как воспользовались запросом государства на импортозамещение производители, мы разобрались в ноябре 2014-го. Что в плане локализации предлагают иностранцам российские предприятия, мы рассказали в мае этого года. Как протекционистские меры государства помогают или мешают развитию российского фармпрома, выяснили осенью. Под занавес 2015 года попробуем разобрать, что же на самом деле представляют собой ведущие отечественные предприятия, что подразумевает их лидерский статус и, главное, чего он стоит.
Все проекты 2015 года вышли из одного большого исследования, которое VM затеял весной. Мы выгрузили из реестра лицензий Минпромторга информацию о более чем 400 предприятиях и начали ее систематизировать и перепроверять. Старались вызвонить самих лицензиатов (подчас это было крайне нелегко), уточнить информацию о так называемой отечественной номенклатуре у дистрибьюторов и крупных аптечных сетей, изучить успехи российских игроков по сайту zakupki.gov.ru, перепахать годовые отчеты публичных производственных компаний, которых, кстати, немало. Ну и так далее.
К слову, большую помощь в работе оказал сайт Минпромторга, хоть это ведомство и «барахтается» в середине рейтинга (составляется экспертным советом при Правительстве РФ) открытости органов исполнительной власти. Например, если покопаться в разделе «Перечни» сайта министерства, можно случайно обнаружить, что в нашей стране все‑таки налаживается GMP-контроль. Странно, что министерство никак специально не освещает свою надзорную деятельность, притом что сделано довольно много. Итак, прошерстив сайт, мы обнаружили, что на конец ноября текущего года 75 площадок были сертифицированы по GMP, а это очень внушительный результат, с учетом того, что сам институт таких проверок существует с 2014 года.
Общее число плановых и внеплановых проверок подбирается или перешагнуло сотню, и компаний, действие лицензии у которых за эти неполные два года приостанавливали, тоже хватает. И хотя на сайте Минпрома этой информации мы найти не смогли, собеседники VM из числа руководителей и собственников крупных предприятий говорят, что только в этом году случаев отзыва лицензии было около десятка. Особых сенсаций в списке нет: среди жертв надзора в основном малоизвестные на рынке мелкие предприятия.
Впрочем, серьезные проблемы возникли и у одной сравнительно крупной компании – новосибирской «АБОЛмед».
Например, сведения о том, что к производителю в ходе внеплановой проверки у Минпромторга появились внятные претензии, можно почерпнуть на ресурсе antijob.ru, куда работники выплескивают гнев в адрес работодателей. «Там довольно эмоциональное послание про бездарных предпринимателей и никчемных управленцев, но не все – праздная болтовня. Лицензию у «АБОЛмеда» действительно отозвали. К тому же компания не вылезает из судов, спорит с новосибирским УФНС, которое обвиняет ее в уклонении от уплаты налогов», – говорит собеседник VM, знакомый с ситуацией в компании. Получить комментарии в «АБОЛмеде» к моменту подписания номера нам не удалось, однако о тяжбе с налоговиками месяц назад подробно писало новосибирское бюро РБК: по сведениям информагентства, «АБОЛмед», почти 15 лет потративший на развитие производства в Новосибирске, вдруг решил переквалифицироваться в простого оптовика. Так или иначе, этой промплощадки отрасль лишилась.
Но вернемся к рейтингу. Наши изыскания указывают на то, что немногим более 100 предприятий в России занимают, как говорится, активную жизненную позицию. Что мы вкладываем в это понятие? Главным образом стремление развивать собственный портфель лекарственных препаратов, а не только предлагать услуги упаковки сторонним заказчикам. С учетом того, что многие из компаний сектора входят друг с другом в производственные холдинги, мы посчитали, что правильнее будет ограничить рейтинг 50 игроками. В сравнении с другими рейтинговыми аналитическими проектами, тут откровений в плане корпоративных брендов немного. Хотя и это тоже показатель.
Показательного в распределении мест и ролей тут хватает, даже если не браться за труд обсуждать успех «Фармстандарта» и единоутробного с ним «Отисифарма». Лучше проанализируем опыт других переживших расставание родственников – «Ф-Синтеза» и «Фарм-Синтеза». Тянущаяся вот уже шесть лет история противостояния двух игроков, портфели которых во многом удивительно похожи, на фармрынке известна хорошо. Удивительно, но конфликт не покалечил оппонентов, а наоборот, помог каждому найти собственную нишу: «Ф‑Синтез» стал одним из хедлайнеров в сегменте госзаказа, а «Фарм‑Синтез», не сумев обосноваться на бюджетном рынке, добился неплохих результатов в коммерческом секторе. И вот теперь в нашем рейтинге они стоят совсем недалеко друг от друга. Хотя нужно признать, что ориентированный на госзакупки «Ф‑Синтез» чувствует себя лучше.
Вообще же похвастаться умением играть на бюджетном рынке может каждый пятый участник рейтинга. Да и то, трое из этого десятка – «Фармстандарт», «Генериум» и «Биокад» – структуры друг другу близкие.
Для других коммерческий рынок – стихия более привычная. И тут они добиваются неплохих результатов. Посмотрим хотя бы на игрока под номером 16 – НПК «Фармасофт», добившегося продаж на уровне 3,7 млрд рублей в ценах производителя благодаря, по сути, всего одному препарату – Мексидолу.
Железный век
За последние 15 лет в России появилось более 30 новых предприятий. В ТОП50 ворвались владельцы только трети этих площадок. Отчасти их скромное представительство в рейтинге объясняется тем, что пик строительства и ввода в эксплуатацию пришелся на последнюю пятилетку. Лицом к фармпроизводителям государство повернулось только с принятием Минпромом стратегии «Фарма‑2020», то есть под занавес «нулевых». В одночасье в 2008–2010 годах 25 регионов заявили об организации фармацевтических кластеров, намерении на региональном уровне содействовать развитию производств отечественных и зарубежных компаний, их научному сотрудничеству. Что‑то похожее на описанное выше получилось сделать в трех регионах – Калужской (построены заводы AstraZeneca, Novo Nordisk, BerlinChemie, STADA, «Ниармедик» и так далее), Ярославской (Takeda, Teva, «Р-Фарм») областях и в Питере (Novartis, «Биокад» и так далее). В других регионах массового отклика инвесторов на призыв не последовало, но поодиночке территориям удалось заманить к себе «Нанолек» (Кировская область), «Рафарму» (Липецкая область), «Санофи‑Восток» (Орловская область) и других.
Построить и ввести в эксплуатацию предприятия оказалось не так трудно, как загрузить их работой. Классические примеры фатального простоя – заводы московского «Биннофарма» и липецкой «Рафармы». Первое предприятие было введено в строй в 2009 году, однако первые два года толком ничего не производило и не продавало: для собственной разработки – противогепатитной вакцины – компания никак не могла найти рынок сбыта, а вроде бы подписанные подряды на контрактное производство иностранных препаратов оказались не более чем декларациями. Пришедшему в 2011 году на пост генерального директора «Биннофарма» Алексею Чупину пришлось целиком перетрясти штатное расписание и потратить год на то, чтобы стабилизировать финансовое положение предприятия.
Задача загрузить мощности работой сейчас стоит и перед новым гендиректором «Рафармы» Тимофеем Петровым, экс‑президентом «Фарм‑Синтеза». Современный завод в поселке Тербуны открылся еще в 2011 году. Судя по реестру лекарственных средств Минздрава, на компанию записаны и свои препараты, и контрактные подряды от индийской «Маклеодс» и отечественной «Бинергии». «Но вообще можно и так сказать, что до осени 2015 года предприятие ничего не производило», – говорит собеседник VM, знакомый с ситуацией в «Рафарме».
Чего уж там говорить о промплощадках малого и среднего калибра, когда стопроцентной загрузкой мощностей не может похвастать лидер рейтинга и флагман отрасли – «Фармстандарт» Виктора Харитонина.
Управленческий кризис – не единственная проблема недозагрузки отечественных предприятий. Многие площадки просто не соответствуют техническим требованиям потенциальных заказчиков, главным образом из числа зарубежных игроков. Еще одно объяснение неторопливости иностранцев в деле углубления локализации – общее недоверие к российским партнерам, которые могут использовать трансфер технологий не только для заявленных целей. В конце концов, в России возможно все: твой сегодняшний проводник по рынку завтра же может оказаться твоим главным врагом и конкурентом. Примеров тому в подшивке VM за последние два года сколько угодно, достаточно вспомнить историю пятистороннего – Минздравсоцразвития, Merck Serono и ее дистрибьютора «Менс Сана», «Биотэка» и «Генфы» – конфликта вокруг поставки для «Семи нозологий» интерферона бета 1а (подробнее – в материале «Диана и кресла», VM#3 (28) от 27 января 2014 года). Да и практика патентных баталий в России богатая и красноречивая. Зато в каждом случае в оправдание участников противостояний можно повторить: «Не мы такие, жизнь такая». Эта идея будет приводить в движение отечественных производителей и «кучковать» на верхних строчках рейтинга VM игроков, ориентированных главным образом на госказ.
Глатирамера пресечения
В ближайшее время рынок станет свидетелем битвы за рынок глатирамера ацетата – самого дорогого лота госпрограммы «Семь нозологий», которому на данный момент соответствует всего один зарегистрированный препарат – оригинальный Копаксон от Teva. В 2014 году Минздрав закупил Копаксон на 6 млрд рублей.
Участие в грядущем бою примут самые титулованные отечественные игроки. Основной патент на Копаксон в России истек у Teva еще 23 мая нынешнего года – сейчас израильская компания обладает только исключительными правами на технологический процесс изготовления препарата (истекают в 2025 году).
Нынешним летом стало известно, что к осенней закупочной сессии на рынок будет выведен и первый дженерик от «Ф-Синтеза». Однако сенсации не произошло – единственным поставщиком, откликнувшимся на тендер Минздрава и принявшим участие в электронном аукционе по этому МНН в программе «Семь нозологий», стала российская «дочка» Teva. С ней, за отсутствием конкурентов, Минздрав и заключил контракт всего‑навсего на 951,4 млн рублей, или примерно на 15% (17 273 821,5 мг при общей потребности 113 913 907 мг) от прошлогоднего объема закупки.
«Ф-Синтез» зарегистрировать свой препарат не успел, но от планов своих не отказался. Теперь в компании говорят, что ожидают завершения процедуры государственной регистрации до конца 2015 года: «В данный момент материалы регистрационного досье находятся на стадии «экспертиза качества и экспертиза отношения ожидаемой пользы к возможному риску применения». И подчеркивают, что «Ф-Синтез» обладает производственными мощностями для поставки препарата в необходимых объемах. С чем связана задержка регистрации, в компании уточнять не стали.
Впрочем, в следующем году в борьбу за рынок глатирамера ацетата обещают вступить и другие авторитетные отечественные игроки – «Биокад» и «Р-Фарм». Генеральный директор «Биокада» Дмитрий Морозов рассказал, что субстанцию глатирамера ацетата компания синтезировала еще два года назад и провела все необходимые клинические исследования. «А недавно мы запустили наши новые опытно‑технологические лаборатории и тот процесс, который разработали много лет назад, довели до тех масштабов, которые позволят нам обеспечить потребность страны и еще чуть‑чуть на экспорт останется», – поделился подробностями Морозов. По его словам, продукт «Биокада» сейчас находится на регистрации в Минздраве: «Естественно, мы собираемся поучаствовать в следующем тендере по глатирамера ацетату. С остальными разработчиками, если они тоже выйдут на конкурс, поторгуемся».
Самыми внезапными в этом забеге выглядят разработки «Р-Фарма», о которых стало известно только в октябре 2015 года, когда государственный Фонд развития промышленности (ФРП) заявил, что компания получит 300 млн рублей на создание в Ярославле производства лекарств от рассеянного склероза. Компания рассчитывает наладить выпуск первого на российском рынке дженерика глатирамера ацетата и занять долю рынка в 70%, сообщили VM в ФРП.
В «Р-Фарме» говорят, что обладают всеми правами на производство препарата Глатират, являющегося «воспроизведенным лекарственным средством оригинального препарата Копаксон», однако кто для них его разработал, не уточняют.
Сейчас, свидетельствуют представители «Р-Фарма», Глатират проходит регистрационную процедуру, правда, сроков ее завершения тоже не называют.
«Терапевтическая эквивалентность препарата доказана в исследовании III фазы (GATE) у пациентов с ремиттирующим рассеянным склерозом. Исследование GATE является единственным в мире полноценным исследованием эквивалентности воспроизведенного аналога препарата Копаксон. Дизайн исследования был согласован с Европейским медицинским агентством и одобрен Минздравом РФ. Исследование полностью ответило на поставленную задачу и подтвердило эквивалентность лекарственных препаратов Глатират и Копаксон по эффективности, безопасности и переносимости», – рапортуют в «Р-Фарме». Сейчас на заводе компании в Ярославле производится вторичная упаковка Глатирата. Одновременно с этим, добавляют в компании, «Р-Фарм» занимается переносом всех технологических процессов, чтобы локализовать там полный цикл производства препарата.
Даже такой мощный и опытный игрок, как «Р-Фарм», не может неожиданно взять и «вытащить из рукава» готовый дженерик – как минимум, надо провести клинические исследования его биоэквивалентности оригинальному препарату. Судя по некоторым признакам, Глатират – это тот самый препарат, который когда‑то разрабатывала голландская компания Synton BV. И даже завершила в апреле 2015 года его КИ в России. Похоже, проект по его производству в Ярославле будет российско-голландским. Тогда все сходится.
Зато «Р-Фарм» единственный из всех раскрыл, по какой цене будет продавать свою продукцию. Глатират будет стоить 22 516 рублей за упаковку из 28-миллилитровых шприцев с содержанием препарата 20 мг/мл. Это на 27% ниже цены, по которой Копаксон был поставлен в конце этого года для программы «Семь нозологий», и на 34% ниже цены, зафиксированной в государственном реестре ЖНВЛП.
"
["~DETAIL_TEXT"]=>
string(26709) "
Сериал по выходным
Vademecum за год делает четвертый подход к теме развития отечественного фармпрома.Но тема эта по-прежнему кажется нам бездонной. В конце концов тренд импортозамещения в силу внешнеполитической обстановки не теряет актуальности. Как воспользовались запросом государства на импортозамещение производители, мы разобрались в ноябре 2014-го. Что в плане локализации предлагают иностранцам российские предприятия, мы рассказали в мае этого года. Как протекционистские меры государства помогают или мешают развитию российского фармпрома, выяснили осенью. Под занавес 2015 года попробуем разобрать, что же на самом деле представляют собой ведущие отечественные предприятия, что подразумевает их лидерский статус и, главное, чего он стоит.
Все проекты 2015 года вышли из одного большого исследования, которое VM затеял весной. Мы выгрузили из реестра лицензий Минпромторга информацию о более чем 400 предприятиях и начали ее систематизировать и перепроверять. Старались вызвонить самих лицензиатов (подчас это было крайне нелегко), уточнить информацию о так называемой отечественной номенклатуре у дистрибьюторов и крупных аптечных сетей, изучить успехи российских игроков по сайту zakupki.gov.ru, перепахать годовые отчеты публичных производственных компаний, которых, кстати, немало. Ну и так далее.
К слову, большую помощь в работе оказал сайт Минпромторга, хоть это ведомство и «барахтается» в середине рейтинга (составляется экспертным советом при Правительстве РФ) открытости органов исполнительной власти. Например, если покопаться в разделе «Перечни» сайта министерства, можно случайно обнаружить, что в нашей стране все‑таки налаживается GMP-контроль. Странно, что министерство никак специально не освещает свою надзорную деятельность, притом что сделано довольно много. Итак, прошерстив сайт, мы обнаружили, что на конец ноября текущего года 75 площадок были сертифицированы по GMP, а это очень внушительный результат, с учетом того, что сам институт таких проверок существует с 2014 года.
Общее число плановых и внеплановых проверок подбирается или перешагнуло сотню, и компаний, действие лицензии у которых за эти неполные два года приостанавливали, тоже хватает. И хотя на сайте Минпрома этой информации мы найти не смогли, собеседники VM из числа руководителей и собственников крупных предприятий говорят, что только в этом году случаев отзыва лицензии было около десятка. Особых сенсаций в списке нет: среди жертв надзора в основном малоизвестные на рынке мелкие предприятия.
Впрочем, серьезные проблемы возникли и у одной сравнительно крупной компании – новосибирской «АБОЛмед».
Например, сведения о том, что к производителю в ходе внеплановой проверки у Минпромторга появились внятные претензии, можно почерпнуть на ресурсе antijob.ru, куда работники выплескивают гнев в адрес работодателей. «Там довольно эмоциональное послание про бездарных предпринимателей и никчемных управленцев, но не все – праздная болтовня. Лицензию у «АБОЛмеда» действительно отозвали. К тому же компания не вылезает из судов, спорит с новосибирским УФНС, которое обвиняет ее в уклонении от уплаты налогов», – говорит собеседник VM, знакомый с ситуацией в компании. Получить комментарии в «АБОЛмеде» к моменту подписания номера нам не удалось, однако о тяжбе с налоговиками месяц назад подробно писало новосибирское бюро РБК: по сведениям информагентства, «АБОЛмед», почти 15 лет потративший на развитие производства в Новосибирске, вдруг решил переквалифицироваться в простого оптовика. Так или иначе, этой промплощадки отрасль лишилась.
Но вернемся к рейтингу. Наши изыскания указывают на то, что немногим более 100 предприятий в России занимают, как говорится, активную жизненную позицию. Что мы вкладываем в это понятие? Главным образом стремление развивать собственный портфель лекарственных препаратов, а не только предлагать услуги упаковки сторонним заказчикам. С учетом того, что многие из компаний сектора входят друг с другом в производственные холдинги, мы посчитали, что правильнее будет ограничить рейтинг 50 игроками. В сравнении с другими рейтинговыми аналитическими проектами, тут откровений в плане корпоративных брендов немного. Хотя и это тоже показатель.
Показательного в распределении мест и ролей тут хватает, даже если не браться за труд обсуждать успех «Фармстандарта» и единоутробного с ним «Отисифарма». Лучше проанализируем опыт других переживших расставание родственников – «Ф-Синтеза» и «Фарм-Синтеза». Тянущаяся вот уже шесть лет история противостояния двух игроков, портфели которых во многом удивительно похожи, на фармрынке известна хорошо. Удивительно, но конфликт не покалечил оппонентов, а наоборот, помог каждому найти собственную нишу: «Ф‑Синтез» стал одним из хедлайнеров в сегменте госзаказа, а «Фарм‑Синтез», не сумев обосноваться на бюджетном рынке, добился неплохих результатов в коммерческом секторе. И вот теперь в нашем рейтинге они стоят совсем недалеко друг от друга. Хотя нужно признать, что ориентированный на госзакупки «Ф‑Синтез» чувствует себя лучше.
Вообще же похвастаться умением играть на бюджетном рынке может каждый пятый участник рейтинга. Да и то, трое из этого десятка – «Фармстандарт», «Генериум» и «Биокад» – структуры друг другу близкие.
Для других коммерческий рынок – стихия более привычная. И тут они добиваются неплохих результатов. Посмотрим хотя бы на игрока под номером 16 – НПК «Фармасофт», добившегося продаж на уровне 3,7 млрд рублей в ценах производителя благодаря, по сути, всего одному препарату – Мексидолу.
Железный век
За последние 15 лет в России появилось более 30 новых предприятий. В ТОП50 ворвались владельцы только трети этих площадок. Отчасти их скромное представительство в рейтинге объясняется тем, что пик строительства и ввода в эксплуатацию пришелся на последнюю пятилетку. Лицом к фармпроизводителям государство повернулось только с принятием Минпромом стратегии «Фарма‑2020», то есть под занавес «нулевых». В одночасье в 2008–2010 годах 25 регионов заявили об организации фармацевтических кластеров, намерении на региональном уровне содействовать развитию производств отечественных и зарубежных компаний, их научному сотрудничеству. Что‑то похожее на описанное выше получилось сделать в трех регионах – Калужской (построены заводы AstraZeneca, Novo Nordisk, BerlinChemie, STADA, «Ниармедик» и так далее), Ярославской (Takeda, Teva, «Р-Фарм») областях и в Питере (Novartis, «Биокад» и так далее). В других регионах массового отклика инвесторов на призыв не последовало, но поодиночке территориям удалось заманить к себе «Нанолек» (Кировская область), «Рафарму» (Липецкая область), «Санофи‑Восток» (Орловская область) и других.
Построить и ввести в эксплуатацию предприятия оказалось не так трудно, как загрузить их работой. Классические примеры фатального простоя – заводы московского «Биннофарма» и липецкой «Рафармы». Первое предприятие было введено в строй в 2009 году, однако первые два года толком ничего не производило и не продавало: для собственной разработки – противогепатитной вакцины – компания никак не могла найти рынок сбыта, а вроде бы подписанные подряды на контрактное производство иностранных препаратов оказались не более чем декларациями. Пришедшему в 2011 году на пост генерального директора «Биннофарма» Алексею Чупину пришлось целиком перетрясти штатное расписание и потратить год на то, чтобы стабилизировать финансовое положение предприятия.
Задача загрузить мощности работой сейчас стоит и перед новым гендиректором «Рафармы» Тимофеем Петровым, экс‑президентом «Фарм‑Синтеза». Современный завод в поселке Тербуны открылся еще в 2011 году. Судя по реестру лекарственных средств Минздрава, на компанию записаны и свои препараты, и контрактные подряды от индийской «Маклеодс» и отечественной «Бинергии». «Но вообще можно и так сказать, что до осени 2015 года предприятие ничего не производило», – говорит собеседник VM, знакомый с ситуацией в «Рафарме».
Чего уж там говорить о промплощадках малого и среднего калибра, когда стопроцентной загрузкой мощностей не может похвастать лидер рейтинга и флагман отрасли – «Фармстандарт» Виктора Харитонина.
Управленческий кризис – не единственная проблема недозагрузки отечественных предприятий. Многие площадки просто не соответствуют техническим требованиям потенциальных заказчиков, главным образом из числа зарубежных игроков. Еще одно объяснение неторопливости иностранцев в деле углубления локализации – общее недоверие к российским партнерам, которые могут использовать трансфер технологий не только для заявленных целей. В конце концов, в России возможно все: твой сегодняшний проводник по рынку завтра же может оказаться твоим главным врагом и конкурентом. Примеров тому в подшивке VM за последние два года сколько угодно, достаточно вспомнить историю пятистороннего – Минздравсоцразвития, Merck Serono и ее дистрибьютора «Менс Сана», «Биотэка» и «Генфы» – конфликта вокруг поставки для «Семи нозологий» интерферона бета 1а (подробнее – в материале «Диана и кресла», VM#3 (28) от 27 января 2014 года). Да и практика патентных баталий в России богатая и красноречивая. Зато в каждом случае в оправдание участников противостояний можно повторить: «Не мы такие, жизнь такая». Эта идея будет приводить в движение отечественных производителей и «кучковать» на верхних строчках рейтинга VM игроков, ориентированных главным образом на госказ.
Глатирамера пресечения
В ближайшее время рынок станет свидетелем битвы за рынок глатирамера ацетата – самого дорогого лота госпрограммы «Семь нозологий», которому на данный момент соответствует всего один зарегистрированный препарат – оригинальный Копаксон от Teva. В 2014 году Минздрав закупил Копаксон на 6 млрд рублей.
Участие в грядущем бою примут самые титулованные отечественные игроки. Основной патент на Копаксон в России истек у Teva еще 23 мая нынешнего года – сейчас израильская компания обладает только исключительными правами на технологический процесс изготовления препарата (истекают в 2025 году).
Нынешним летом стало известно, что к осенней закупочной сессии на рынок будет выведен и первый дженерик от «Ф-Синтеза». Однако сенсации не произошло – единственным поставщиком, откликнувшимся на тендер Минздрава и принявшим участие в электронном аукционе по этому МНН в программе «Семь нозологий», стала российская «дочка» Teva. С ней, за отсутствием конкурентов, Минздрав и заключил контракт всего‑навсего на 951,4 млн рублей, или примерно на 15% (17 273 821,5 мг при общей потребности 113 913 907 мг) от прошлогоднего объема закупки.
«Ф-Синтез» зарегистрировать свой препарат не успел, но от планов своих не отказался. Теперь в компании говорят, что ожидают завершения процедуры государственной регистрации до конца 2015 года: «В данный момент материалы регистрационного досье находятся на стадии «экспертиза качества и экспертиза отношения ожидаемой пользы к возможному риску применения». И подчеркивают, что «Ф-Синтез» обладает производственными мощностями для поставки препарата в необходимых объемах. С чем связана задержка регистрации, в компании уточнять не стали.
Впрочем, в следующем году в борьбу за рынок глатирамера ацетата обещают вступить и другие авторитетные отечественные игроки – «Биокад» и «Р-Фарм». Генеральный директор «Биокада» Дмитрий Морозов рассказал, что субстанцию глатирамера ацетата компания синтезировала еще два года назад и провела все необходимые клинические исследования. «А недавно мы запустили наши новые опытно‑технологические лаборатории и тот процесс, который разработали много лет назад, довели до тех масштабов, которые позволят нам обеспечить потребность страны и еще чуть‑чуть на экспорт останется», – поделился подробностями Морозов. По его словам, продукт «Биокада» сейчас находится на регистрации в Минздраве: «Естественно, мы собираемся поучаствовать в следующем тендере по глатирамера ацетату. С остальными разработчиками, если они тоже выйдут на конкурс, поторгуемся».
Самыми внезапными в этом забеге выглядят разработки «Р-Фарма», о которых стало известно только в октябре 2015 года, когда государственный Фонд развития промышленности (ФРП) заявил, что компания получит 300 млн рублей на создание в Ярославле производства лекарств от рассеянного склероза. Компания рассчитывает наладить выпуск первого на российском рынке дженерика глатирамера ацетата и занять долю рынка в 70%, сообщили VM в ФРП.
В «Р-Фарме» говорят, что обладают всеми правами на производство препарата Глатират, являющегося «воспроизведенным лекарственным средством оригинального препарата Копаксон», однако кто для них его разработал, не уточняют.
Сейчас, свидетельствуют представители «Р-Фарма», Глатират проходит регистрационную процедуру, правда, сроков ее завершения тоже не называют.
«Терапевтическая эквивалентность препарата доказана в исследовании III фазы (GATE) у пациентов с ремиттирующим рассеянным склерозом. Исследование GATE является единственным в мире полноценным исследованием эквивалентности воспроизведенного аналога препарата Копаксон. Дизайн исследования был согласован с Европейским медицинским агентством и одобрен Минздравом РФ. Исследование полностью ответило на поставленную задачу и подтвердило эквивалентность лекарственных препаратов Глатират и Копаксон по эффективности, безопасности и переносимости», – рапортуют в «Р-Фарме». Сейчас на заводе компании в Ярославле производится вторичная упаковка Глатирата. Одновременно с этим, добавляют в компании, «Р-Фарм» занимается переносом всех технологических процессов, чтобы локализовать там полный цикл производства препарата.
Даже такой мощный и опытный игрок, как «Р-Фарм», не может неожиданно взять и «вытащить из рукава» готовый дженерик – как минимум, надо провести клинические исследования его биоэквивалентности оригинальному препарату. Судя по некоторым признакам, Глатират – это тот самый препарат, который когда‑то разрабатывала голландская компания Synton BV. И даже завершила в апреле 2015 года его КИ в России. Похоже, проект по его производству в Ярославле будет российско-голландским. Тогда все сходится.
Зато «Р-Фарм» единственный из всех раскрыл, по какой цене будет продавать свою продукцию. Глатират будет стоить 22 516 рублей за упаковку из 28-миллилитровых шприцев с содержанием препарата 20 мг/мл. Это на 27% ниже цены, по которой Копаксон был поставлен в конце этого года для программы «Семь нозологий», и на 34% ниже цены, зафиксированной в государственном реестре ЖНВЛП.
Последние полгода Минпромторг с завидной регулярностью выступает с заявлениями о новых победах отечественного фармпрома на ниве импортозамещения. Семантического анализа всех министерских релизов и выступлений мы делать не будем. Но внимательно разберем самое свежее интервью главы ведомства Дениса Мантурова телеканалу «Россия 24». Ключевые показатели импортозамещения, которые в конце августа называл Мантуров в эфире госканала, такие: доля отечественных производителей на рынке в целом в 2015 году достигла 28%; в сегменте жизненно важных лекарственных препаратов (ЖНВЛП), цены на которые регулирует государство, доля российской продукции достигла 69,5%. О чем должны говорить эти цифры? Главным образом о том, что в министерстве не просто помнят о так называемых майских указах президента, подписанных в 2012 году, но и уверены, что добраться до заявленных Владимиром Путиным ориентиров можно. До «дня икс», 1 января 2020 года, когда лекарственное импортозамещение должно достичь своего расцвета, остается чуть больше четырех лет. Вероятно, министр считает, что этого времени хватит, чтобы приблизиться или покорить плановый рубеж, помочь российским фармкомпаниям «занять 50% внутреннего рынка». Нужно все‑ го‑то добрать какие‑то 22%. А непосредственно с перечнем ЖНВЛП, который априори должен быть президенту интересен в большей степени, поскольку ориентирован на госзакупки, вообще все в порядке – план перевыполнендосрочно. В «майских» указах требовалось довести долю до 67%.
Денис Мантуров и его коллеги, ответственные за тему лекарственного импортозамещения, уверенно оперируют статистикой. Восходящий тренд прослеживается от высказывания к высказыванию. И хотя чиновники не говорят, что перевыполнение президентского плана – это их заслуга, впечатление, что Минпромторг не отделяет себя от рынка, абсолютное. Говоря об индустрии, Мантуров постоянно сбивается на «мы».
С одной стороны, ничего предосудительного тут нет. У Минпромторга роль многогранная: он выполняет важное правительственное задание, симпатизирует дерзким передовикам отечественного фармпрома, а потому не способен оставаться беспристрастным регулятором.
С другой стороны, можно подвергнуть сомнению тот факт, что у чиновников министерства на сегодняшний день есть право произносить это самое «мы», хотя бы потому, что статистика, которой с щепетильным указанием десятых долей процентов оперирует министр Мантуров, мало соотносится с представлениями практиков отрасли о положении дел в индустрии министром, никто из представителей фарминдустрии не усомнился. В конце концов, никому пока нет вреда от этой статистики, даже если она лукавая. Наоборот, практически вся индустрия вовлечена в тренд импортозамещения, а значит, не отклоняется от главной политико‑экономической линии государства.
Вряд ли кто‑то впоследствии будет говорить, что Минпромторг с потолка брал победный показатель – 69,5%. Тем не менее VM взял на себя труд найти обоснования министерской статистики. И в процессе восстановления логики расчета, кажется, выяснил, как чиновники воспринимают отраслевую реальность и что на самом деле вкладывают в понятия «отечественный препарат» и «отечественный производитель».
Корневая система
Забегая вперед, предупредим, что наше исследование показало: под выкладки министра Мантурова подвести обоснование можно, правда, к реальности, в которой развивается импортозамещение в России, эти цифры отношения не имеют. Используя открытые источники – Госреестр клинических исследований, данные ресурса zakupki.gov.ru, – аналитики VM детально проработали каждую из 608 позиций перечня ЖНВЛП. Нас интересовали следующие параметры – конкурентная среда на рынке каждого МНН, то есть наличие зарубежных или отечественных аналогов, активность разработчиков дженериков и, главное, реальные успехи отечественных разработок в госзакупках.
Естественно, возник вечный вопрос: а какие лекарства считать отечественными? VM решил относить к таковым лишь те препараты, у которых в России локализована стадия изготовления готовой лекарственной формы (ГЛФ). Мы подумали, что все равно же Минпромторг обещает, что с 2016 года локализация упаковочной стадии не будет считаться достаточным показателем для признания препарата отечественным; следовательно, скорое ужесточение этого правила в статистике министерства уже учтено. Но вся наша логика «поплыла» после сверки с базами данных. Для нас было очевидно, что Минпромторг измеряет рынок не в деньгах и упаковках, а в МНН. Мы пошли по тому же пути, но сразу выяснили, что в дальнейших рассуждениях с регулятором разойдемся.
Наша поверка показала, что лишь по 383 МНН из перечня ЖНВЛП в качестве владельца регистрационного удостоверения (РУ) заявлены российские фармкомпании, не являющиеся торговыми представительствами зарубежных игроков. Иначе говоря, потенциальная доля отечественной продукции в списке ЖНВЛП составляет уже не 69,5%, а только 62,9%. А если копать глубже, показатель снизится еще заметнее. Для примера возьмем регистрационное удостоверение на противотуберкулезный препарат Сиртуро, которому прочат титул нового блокбастера госзакупок. Владельцем РУ заявлен «Фармстандарт», однако ничего отечественного в этом препарате, кроме вторичной и третичной упаковки, нет: ГЛФ произвели в Индии на предприятии «Кемвелл Биофарма», авторство субстанции принадлежит американской Janssen. Таких приме‑ ров наберется с десяток и более. Причем владельцами РУ нередко заявлены даже не производители, а оптовики, которые занимаются продвижением зарубежных препаратов «под ключ». В Минпромторге на эти, как, вероятно, и на другие условности внимания не обращают. Чтобы получить показатель 69,5%, нам пришлось принять за «россиян» препараты из перечня ЖНВЛП, чью фасовку осуществляют в нашей стране контрактные производители, не имеющие при этом статуса владельца регистрационного удостоверения. А заодно добавили в список «отечественных» препараты, записанные на российских «дочек» иностранных производителей, которые пока и не думали переносить производство конкретного МНН в Россию. Вот и живой пример навскидку: препарат Земплар (парикаль‑ цитол) от AbbVie. международной компании – ООО «Эббот Лабораторис»; упаковщиком заявлено ЗАО «Ортат», входящее в группу «Р‑Фарм»; производство ГЛФ в России не осуществляется. Вроде опять ничего отечественного, кроме картона, но если мы не внесем Земплар в хронику побед импортозамещения, то никак не сможем выйти на заветные 69,5%.
Заглянули по‑свойски
Если относиться к импортозамещению только как к идее выстраивания биологического щита Родины, получение отечественной компанией РУ на аналог зарубежного препарата и есть конечный ориентир системы лекарственной безопасности. Однако зарегистрировать препарат еще не значит продать. Минпромторг тут мало чем способен помочь. Да, регулятор готов продвигать импортозамещение дальше на рынок и уже год декларирует принятие со дня на день протекционистского постановления правительства, более известного как правило &дaquo;Третий лишний». Но принципиально эта новелла рынок не перекроит. Как известно, документ предлагает не допускать к торгам иностранные препараты, если на участие в розыгрыше претендуют минимум два поставщика отечественных аналогов. Посмотрим на примере препаратов из перечня ЖНВЛП, как «Третий лишний» в теории может способствовать импортозамещению на рынке госзакупок. Даже если сделать допущение, что госзаказ регулируется не картельным сговором, а честной игрой, быстрых качественных перемен «Третий лишний» не даст. Только по 129 МНН из перечня ЖНВЛП зарегистрировано не менее двух аналогов, записанных на отечественные фармкомпании. Других мер протекции регулятор пока не предусмотрел. А значит, и способствовать дальнейшему насаждению импортозамещения в госзакупках не может. Все та же неумолимая статистика говорит, что абсолютное насыщение рынка отечественной продукцией в пятилетней перспективе рынку не грозит. По 247 МНН из перечня ЖНВЛП на сегодняшний день доля продаж импортных препаратов в государственных тендерах достигает 100% – российских аналогов либо нет в природе, либо производители не предлагают их рынку. VM подсчитал, что в сегментах еще 199 МНН доля импортной продукции по итогам закупочного сезона‑2014 превышала 50%.
Впрочем, есть и обратные примеры. По 162 МНН объем продаж отечественной продукции как раз выше 50%. Но это во многом те случаи, когда компании сделали все самостоятельно, не пользуясь протекцией Минпромторга. Многие отечественные фармкомпании замахнулись сразу на самые маржинальные категории препаратов и по некоторым МНН уже смогли полностью вытеснить «иностранцев». История этих завоеваний лучше всего просматривается по тендерам госпрограммы «Семь нозологий».
Из 23 МНН, входящих в ее закупочный перечень, отечественных аналогов не зарегистрировано только по 10. Всего же в теории на захват доли в «Семи нозологиях» претендуют 30 отечественных дженериков от 15 компаний. Наибольшее количество – 11 – аналогов зарегистрировано по МНН иматиниб (оригинальный препарат Гливек от Novartis). На практике выйти на главный рынок госзакупок могут далеко не все желающие. Свое место в госпрограмме смогли завоевать всего шесть отечественных производителей. Два из них – «Генериум» и «Биокад» – промежуточные лидеры «Семи нозологий» сезона‑2015. Благодаря активности этих игроков доля отечественной продукции выросла на рынке госпрограммы с 11,7% в 2013 году до 54% по итогам только первого полугодия 2015‑го. И заметное увеличение доли российских продуктов в «Семи нозологиях« до конца года вполне вероятно, если отечественный производитель «Ф‑Синтез» успеет ворваться в тендер по МНН глатирамера ацетат, в котором до сих пор был представлен один препарат – оригинальный Копаксон от Teva. В развивающемся пока сюжете вокруг первого отечественного аналога Копаксона есть одна примечательная особенность. «Ф‑Синтез» – чемпион по числу выигранных конкурсов на НИОКР препаратов по заданию Минпромторга. В совокупности компания подписалась на разработку 40 препаратов, взяв на это у министерства в общей сложности 1,9 млрд рублей. Ни один из препаратов до стадии, близкой к получению регистрационного удостоверения, пока не добрался. Чего совсем скоро нельзя будет сказать об аналоге Копаксона, с воспроизведением которого Минпромторг компании никак деньгами не помогал. Вообще, история с раздачей субсидий разработчикам за те неполные пять лет, что действует ФЦП «Развитие фармацевтической и медицинской промышленности РФ на период до 2020 года и дальнейшую перспективу», осязаемых результатов не дала. С 2011 года по 2015‑й Минпромторг раздал задания на разработку 132 МНН, выделив на это более 4,5 млрд рублей. До рыночной стадии пока добрались только пять препаратов, три из них – в этом году. С другой стороны, до 2020 года время еще есть, а там и дальнейшая перспектива для импортозамещения проявится
"
["~DETAIL_TEXT"]=>
string(19975) "
Вышла из «майских»
Последние полгода Минпромторг с завидной регулярностью выступает с заявлениями о новых победах отечественного фармпрома на ниве импортозамещения. Семантического анализа всех министерских релизов и выступлений мы делать не будем. Но внимательно разберем самое свежее интервью главы ведомства Дениса Мантурова телеканалу «Россия 24». Ключевые показатели импортозамещения, которые в конце августа называл Мантуров в эфире госканала, такие: доля отечественных производителей на рынке в целом в 2015 году достигла 28%; в сегменте жизненно важных лекарственных препаратов (ЖНВЛП), цены на которые регулирует государство, доля российской продукции достигла 69,5%. О чем должны говорить эти цифры? Главным образом о том, что в министерстве не просто помнят о так называемых майских указах президента, подписанных в 2012 году, но и уверены, что добраться до заявленных Владимиром Путиным ориентиров можно. До «дня икс», 1 января 2020 года, когда лекарственное импортозамещение должно достичь своего расцвета, остается чуть больше четырех лет. Вероятно, министр считает, что этого времени хватит, чтобы приблизиться или покорить плановый рубеж, помочь российским фармкомпаниям «занять 50% внутреннего рынка». Нужно все‑ го‑то добрать какие‑то 22%. А непосредственно с перечнем ЖНВЛП, который априори должен быть президенту интересен в большей степени, поскольку ориентирован на госзакупки, вообще все в порядке – план перевыполнендосрочно. В «майских» указах требовалось довести долю до 67%.
Денис Мантуров и его коллеги, ответственные за тему лекарственного импортозамещения, уверенно оперируют статистикой. Восходящий тренд прослеживается от высказывания к высказыванию. И хотя чиновники не говорят, что перевыполнение президентского плана – это их заслуга, впечатление, что Минпромторг не отделяет себя от рынка, абсолютное. Говоря об индустрии, Мантуров постоянно сбивается на «мы».
С одной стороны, ничего предосудительного тут нет. У Минпромторга роль многогранная: он выполняет важное правительственное задание, симпатизирует дерзким передовикам отечественного фармпрома, а потому не способен оставаться беспристрастным регулятором.
С другой стороны, можно подвергнуть сомнению тот факт, что у чиновников министерства на сегодняшний день есть право произносить это самое «мы», хотя бы потому, что статистика, которой с щепетильным указанием десятых долей процентов оперирует министр Мантуров, мало соотносится с представлениями практиков отрасли о положении дел в индустрии министром, никто из представителей фарминдустрии не усомнился. В конце концов, никому пока нет вреда от этой статистики, даже если она лукавая. Наоборот, практически вся индустрия вовлечена в тренд импортозамещения, а значит, не отклоняется от главной политико‑экономической линии государства.
Вряд ли кто‑то впоследствии будет говорить, что Минпромторг с потолка брал победный показатель – 69,5%. Тем не менее VM взял на себя труд найти обоснования министерской статистики. И в процессе восстановления логики расчета, кажется, выяснил, как чиновники воспринимают отраслевую реальность и что на самом деле вкладывают в понятия «отечественный препарат» и «отечественный производитель».
Корневая система
Забегая вперед, предупредим, что наше исследование показало: под выкладки министра Мантурова подвести обоснование можно, правда, к реальности, в которой развивается импортозамещение в России, эти цифры отношения не имеют. Используя открытые источники – Госреестр клинических исследований, данные ресурса zakupki.gov.ru, – аналитики VM детально проработали каждую из 608 позиций перечня ЖНВЛП. Нас интересовали следующие параметры – конкурентная среда на рынке каждого МНН, то есть наличие зарубежных или отечественных аналогов, активность разработчиков дженериков и, главное, реальные успехи отечественных разработок в госзакупках.
Естественно, возник вечный вопрос: а какие лекарства считать отечественными? VM решил относить к таковым лишь те препараты, у которых в России локализована стадия изготовления готовой лекарственной формы (ГЛФ). Мы подумали, что все равно же Минпромторг обещает, что с 2016 года локализация упаковочной стадии не будет считаться достаточным показателем для признания препарата отечественным; следовательно, скорое ужесточение этого правила в статистике министерства уже учтено. Но вся наша логика «поплыла» после сверки с базами данных. Для нас было очевидно, что Минпромторг измеряет рынок не в деньгах и упаковках, а в МНН. Мы пошли по тому же пути, но сразу выяснили, что в дальнейших рассуждениях с регулятором разойдемся.
Наша поверка показала, что лишь по 383 МНН из перечня ЖНВЛП в качестве владельца регистрационного удостоверения (РУ) заявлены российские фармкомпании, не являющиеся торговыми представительствами зарубежных игроков. Иначе говоря, потенциальная доля отечественной продукции в списке ЖНВЛП составляет уже не 69,5%, а только 62,9%. А если копать глубже, показатель снизится еще заметнее. Для примера возьмем регистрационное удостоверение на противотуберкулезный препарат Сиртуро, которому прочат титул нового блокбастера госзакупок. Владельцем РУ заявлен «Фармстандарт», однако ничего отечественного в этом препарате, кроме вторичной и третичной упаковки, нет: ГЛФ произвели в Индии на предприятии «Кемвелл Биофарма», авторство субстанции принадлежит американской Janssen. Таких приме‑ ров наберется с десяток и более. Причем владельцами РУ нередко заявлены даже не производители, а оптовики, которые занимаются продвижением зарубежных препаратов «под ключ». В Минпромторге на эти, как, вероятно, и на другие условности внимания не обращают. Чтобы получить показатель 69,5%, нам пришлось принять за «россиян» препараты из перечня ЖНВЛП, чью фасовку осуществляют в нашей стране контрактные производители, не имеющие при этом статуса владельца регистрационного удостоверения. А заодно добавили в список «отечественных» препараты, записанные на российских «дочек» иностранных производителей, которые пока и не думали переносить производство конкретного МНН в Россию. Вот и живой пример навскидку: препарат Земплар (парикаль‑ цитол) от AbbVie. международной компании – ООО «Эббот Лабораторис»; упаковщиком заявлено ЗАО «Ортат», входящее в группу «Р‑Фарм»; производство ГЛФ в России не осуществляется. Вроде опять ничего отечественного, кроме картона, но если мы не внесем Земплар в хронику побед импортозамещения, то никак не сможем выйти на заветные 69,5%.
Заглянули по‑свойски
Если относиться к импортозамещению только как к идее выстраивания биологического щита Родины, получение отечественной компанией РУ на аналог зарубежного препарата и есть конечный ориентир системы лекарственной безопасности. Однако зарегистрировать препарат еще не значит продать. Минпромторг тут мало чем способен помочь. Да, регулятор готов продвигать импортозамещение дальше на рынок и уже год декларирует принятие со дня на день протекционистского постановления правительства, более известного как правило &дaquo;Третий лишний». Но принципиально эта новелла рынок не перекроит. Как известно, документ предлагает не допускать к торгам иностранные препараты, если на участие в розыгрыше претендуют минимум два поставщика отечественных аналогов. Посмотрим на примере препаратов из перечня ЖНВЛП, как «Третий лишний» в теории может способствовать импортозамещению на рынке госзакупок. Даже если сделать допущение, что госзаказ регулируется не картельным сговором, а честной игрой, быстрых качественных перемен «Третий лишний» не даст. Только по 129 МНН из перечня ЖНВЛП зарегистрировано не менее двух аналогов, записанных на отечественные фармкомпании. Других мер протекции регулятор пока не предусмотрел. А значит, и способствовать дальнейшему насаждению импортозамещения в госзакупках не может. Все та же неумолимая статистика говорит, что абсолютное насыщение рынка отечественной продукцией в пятилетней перспективе рынку не грозит. По 247 МНН из перечня ЖНВЛП на сегодняшний день доля продаж импортных препаратов в государственных тендерах достигает 100% – российских аналогов либо нет в природе, либо производители не предлагают их рынку. VM подсчитал, что в сегментах еще 199 МНН доля импортной продукции по итогам закупочного сезона‑2014 превышала 50%.
Впрочем, есть и обратные примеры. По 162 МНН объем продаж отечественной продукции как раз выше 50%. Но это во многом те случаи, когда компании сделали все самостоятельно, не пользуясь протекцией Минпромторга. Многие отечественные фармкомпании замахнулись сразу на самые маржинальные категории препаратов и по некоторым МНН уже смогли полностью вытеснить «иностранцев». История этих завоеваний лучше всего просматривается по тендерам госпрограммы «Семь нозологий».
Из 23 МНН, входящих в ее закупочный перечень, отечественных аналогов не зарегистрировано только по 10. Всего же в теории на захват доли в «Семи нозологиях» претендуют 30 отечественных дженериков от 15 компаний. Наибольшее количество – 11 – аналогов зарегистрировано по МНН иматиниб (оригинальный препарат Гливек от Novartis). На практике выйти на главный рынок госзакупок могут далеко не все желающие. Свое место в госпрограмме смогли завоевать всего шесть отечественных производителей. Два из них – «Генериум» и «Биокад» – промежуточные лидеры «Семи нозологий» сезона‑2015. Благодаря активности этих игроков доля отечественной продукции выросла на рынке госпрограммы с 11,7% в 2013 году до 54% по итогам только первого полугодия 2015‑го. И заметное увеличение доли российских продуктов в «Семи нозологиях« до конца года вполне вероятно, если отечественный производитель «Ф‑Синтез» успеет ворваться в тендер по МНН глатирамера ацетат, в котором до сих пор был представлен один препарат – оригинальный Копаксон от Teva. В развивающемся пока сюжете вокруг первого отечественного аналога Копаксона есть одна примечательная особенность. «Ф‑Синтез» – чемпион по числу выигранных конкурсов на НИОКР препаратов по заданию Минпромторга. В совокупности компания подписалась на разработку 40 препаратов, взяв на это у министерства в общей сложности 1,9 млрд рублей. Ни один из препаратов до стадии, близкой к получению регистрационного удостоверения, пока не добрался. Чего совсем скоро нельзя будет сказать об аналоге Копаксона, с воспроизведением которого Минпромторг компании никак деньгами не помогал. Вообще, история с раздачей субсидий разработчикам за те неполные пять лет, что действует ФЦП «Развитие фармацевтической и медицинской промышленности РФ на период до 2020 года и дальнейшую перспективу», осязаемых результатов не дала. С 2011 года по 2015‑й Минпромторг раздал задания на разработку 132 МНН, выделив на это более 4,5 млрд рублей. До рыночной стадии пока добрались только пять препаратов, три из них – в этом году. С другой стороны, до 2020 года время еще есть, а там и дальнейшая перспектива для импортозамещения проявится
Косметология стала сегментом рынка медицинских услуг совсем недавно — с тех пор как в 2009 году она была признана медицинской специальностью. И сразу же это направление участники рынка назвали самым «коммерциализированным» в индустрии здравоохранения: здесь почти нет государственного участия, а взаимоотношения всей товаропроводящей цепочки — дистрибьюторов, клиник и пациентов — давно отстроены. Отрасль отличает большая доля «серого» сегмента, что осложняет ее глубинный анализ. Тем не менее аналитический центр Vademecum изучает эту индустрию в разных аспектах, исследуя как профильные медуслуги, так и оборот медизделий в легальном и «сером» сегментах этого рынка.
Обещанные президентом и уже частично реализованные правительством меры поддержки бизнеса, затрагивают операторов индустрии красоты лишь по касательной: косметологические клиники не вписываются ни в одну из названных властями категорий организаций, которые могут претендовать на «коронавирусные» льготы. «Большинство клиник озабочено неопределенностью. Во всех указах есть разделение на медицинские организации и салоны красоты, и клиники косметологии находятся в данном случае в некой законодательной щели», – считает аналитик индустрии красоты Елена Москвичева.
«Нас не включили в перечень предприятий, которые могут получить поддержку властей, потому что мы не салоны красоты, а медорганизации с лицензией на косметологию, – говорит генеральный директор Центра медицинской косметологии «Петровка-Beauty» Наталья Бужинская. – В то же время оказывать услуги невозможно, ведь ни один клиент не приедет. Поблажки от государства будут по уплате страховых взносов, по налогу на прибыль либо по УСН, у кого она есть. Но мы сейчас говорим о том, что у нас нет клиентов – это главная проблема. Месяц без дохода – мы вынуждены сократить штат».
По свидетельству владельцев и управленцев косметологических клиник, если до недавнего времени спад посещаемости варьировался в пределах от 50% до 70%, то в случае продления режима самоизоляции, прогнозируется на уровне 90%, притом что март и апрель традиционно отличались повышенным спросом.
Учредитель Avroraclinic Лиана Давидян оценивает перспективы своего бизнеса как «совершенно не радужные»: «Пока масштаб провала невозможно оценить, но если экстраполировать, то становится понятно, что просадка будет существенная. Без экстраординарных мер, которые должны быть приняты на федеральном, региональном уровнях, бизнес просто не выживет, 60% предприятий, по моим подсчетам, точно перестанет работать».
Кроме того, Давидян отмечает «катастрофическое» повышение цен на необходимые расходные материалы. «К сожалению, большинство поставщиков пока еще рассуждают по старинке – они либо умножили свои цены на новый курс, либо пошли еще дальше и на волне ажиотажного спроса на ключевую жизненно важную продукцию выставили астрономические ценники. Придется покупать, потому что без этого мы не можем работать – без масок-респираторов, например. Мне кажется, необходимо начать вести серьезный диалог с поставщиками или ассоциациями поставщиков, для того чтобы не топить друг друга», – считает владелица Avroraclinic.
Скачок цен фиксируют многие представители косметологического бизнеса. «Стоимость материалов, к сожалению, заметно выросла. Компания Allergan, с которой мы работаем, не поднимала нам цены, но многие дистрибьюторы это сделали», – сетует главврач Beauty Class Clinic Лада Терентьева.
Председатель совета Национальной ассоциации клиник эстетической медицины (НАКЭМ) Наталия Гаврилова, в свою очередь, отмечает склонность отрасли к нелегальному способу существования – и к использованию контрафактных продуктов, и к оказанию услуг в ненадлежащих условиях.
«Если ситуация ухудшится и дело дойдет до ликвидации лицензированных клиник, особенно среднего и мелкого звена, то катастрофическое сокращение количества рабочих мест вынудит врачей искать иное место применения своих компетенций, тогда вполне можно ожидать передислокацию специалистов в надомные условия для проведений эстетических инъекционных процедур», – прогнозирует Наталия Гаврилова.
По ее мнению, надзорные и правоохранительные органы не снабжены механизмом, позволяющим пресечь деятельность врача-надомника, а штраф за нелегальную работу смешной – порядка 2,5 тысячи рублей.
«Некоторое время назад был замечен всплеск продаж филлеров и ботулотоксинов, приобретаемых у дистрибьюторов, насколько мне известно, как раз косметологами-надомниками, – делится информацией соучредитель НАКЭМ, генеральный директор сети клиник «Линлайн» Юлия Франгулова. – В случае полного прекращения деятельности легальными игроками рынка эстетической медицины «серый» сегмент, к сожалению, только выиграет».
По мнению предпринимателя, единственной мерой, способной сдерживать разрастание «серого» сегмента, может стать запрет на продажу косметологических продуктов с высокой степенью потенциального риска их применения физическим лицам, а также нормативное ограничение аудитории покупателей этой продукции кругом юрлиц с действующей медицинской лицензией.
Все эти рекомендации представители НАКЭМ собрали в письме на имя главного внештатного специалиста по дерматовенерологии и косметологии Минздрава РФ Николая Потекаева.Аналогичное обращение ассоциация адресовала премьер-министру РФ Михаилу Мишустину.
«Сейчас форс-мажорная ситуация, и такие меры, как налоговые каникулы, реструктуризация графиков платежей по кредитам, временный мораторий на проведение проверок и другие временные льготы, являются шагами экстренной поддержки медицинского бизнеса. Свои предложения на этот счет мы собрали в письмах регуляторам», – резюмирует Наталия Гаврилова.
Отраслевой аналитик Елена Москвичева указывает игрокам индустрии красоты на их разобщенность. «Если профобъединения озвучили свои вопросы и тревоги, то непосредственно операторы, косметологические клиники оказались в стороне от этого процесса, – говорит эксперт. – Естественно, все сейчас заявляют о страданиях из-за карантина, однако никто не приводит конкретных цифр. Когда дойдет до реального получения компенсаций, в выигрыше окажутся либо те, кто громче кричит и сильнее толкается, либо те, кто предъявил реальные доказательства потерь. Организация, которая хочет защитить свой бизнес, должна иметь цифры и уметь ими оперировать, чтобы предоставить правительству, распределяющему помощь. Мы же на данный момент не располагаем достаточными знаниями – ни о том, сколько человек задействованы в индустрии, ни о том, какие зарплаты там получают работники, – чтобы говорить о компенсациях».
В октябре 2019 года главный внештатный специалист Минздрава Николай Потекаев анонсировал намеченное на 2020 год обновление Порядка оказания медпомощи по профилю «косметология» (приказ Минздрава №381н от 18 апреля 2012 года), подчеркивая, что предлагаемые изменения помогут обелению рынка – сокращению объема услуг, оказываемых специалистами, не имеющими сертификата косметолога, в салонах красоты и частных кабинетах без медицинской лицензии, на дому, а также с применением нелегальных препаратов и медицинских изделий.
По оценкам Аналитического центра Vademecum, в 2018 году доля продуктов, не имеющих регудостоверений и/или применяемых во время надомных процедур, в сегменте ботулотоксинов составила 6%, а в категории филлеров и биоревитализантов достигла почти 25%.
"
["~DETAIL_TEXT"]=>
string(15014) "
Обещанные президентом и уже частично реализованные правительством меры поддержки бизнеса, затрагивают операторов индустрии красоты лишь по касательной: косметологические клиники не вписываются ни в одну из названных властями категорий организаций, которые могут претендовать на «коронавирусные» льготы. «Большинство клиник озабочено неопределенностью. Во всех указах есть разделение на медицинские организации и салоны красоты, и клиники косметологии находятся в данном случае в некой законодательной щели», – считает аналитик индустрии красоты Елена Москвичева.
«Нас не включили в перечень предприятий, которые могут получить поддержку властей, потому что мы не салоны красоты, а медорганизации с лицензией на косметологию, – говорит генеральный директор Центра медицинской косметологии «Петровка-Beauty» Наталья Бужинская. – В то же время оказывать услуги невозможно, ведь ни один клиент не приедет. Поблажки от государства будут по уплате страховых взносов, по налогу на прибыль либо по УСН, у кого она есть. Но мы сейчас говорим о том, что у нас нет клиентов – это главная проблема. Месяц без дохода – мы вынуждены сократить штат».
По свидетельству владельцев и управленцев косметологических клиник, если до недавнего времени спад посещаемости варьировался в пределах от 50% до 70%, то в случае продления режима самоизоляции, прогнозируется на уровне 90%, притом что март и апрель традиционно отличались повышенным спросом.
Учредитель Avroraclinic Лиана Давидян оценивает перспективы своего бизнеса как «совершенно не радужные»: «Пока масштаб провала невозможно оценить, но если экстраполировать, то становится понятно, что просадка будет существенная. Без экстраординарных мер, которые должны быть приняты на федеральном, региональном уровнях, бизнес просто не выживет, 60% предприятий, по моим подсчетам, точно перестанет работать».
Кроме того, Давидян отмечает «катастрофическое» повышение цен на необходимые расходные материалы. «К сожалению, большинство поставщиков пока еще рассуждают по старинке – они либо умножили свои цены на новый курс, либо пошли еще дальше и на волне ажиотажного спроса на ключевую жизненно важную продукцию выставили астрономические ценники. Придется покупать, потому что без этого мы не можем работать – без масок-респираторов, например. Мне кажется, необходимо начать вести серьезный диалог с поставщиками или ассоциациями поставщиков, для того чтобы не топить друг друга», – считает владелица Avroraclinic.
Скачок цен фиксируют многие представители косметологического бизнеса. «Стоимость материалов, к сожалению, заметно выросла. Компания Allergan, с которой мы работаем, не поднимала нам цены, но многие дистрибьюторы это сделали», – сетует главврач Beauty Class Clinic Лада Терентьева.
Председатель совета Национальной ассоциации клиник эстетической медицины (НАКЭМ) Наталия Гаврилова, в свою очередь, отмечает склонность отрасли к нелегальному способу существования – и к использованию контрафактных продуктов, и к оказанию услуг в ненадлежащих условиях.
«Если ситуация ухудшится и дело дойдет до ликвидации лицензированных клиник, особенно среднего и мелкого звена, то катастрофическое сокращение количества рабочих мест вынудит врачей искать иное место применения своих компетенций, тогда вполне можно ожидать передислокацию специалистов в надомные условия для проведений эстетических инъекционных процедур», – прогнозирует Наталия Гаврилова.
По ее мнению, надзорные и правоохранительные органы не снабжены механизмом, позволяющим пресечь деятельность врача-надомника, а штраф за нелегальную работу смешной – порядка 2,5 тысячи рублей.
«Некоторое время назад был замечен всплеск продаж филлеров и ботулотоксинов, приобретаемых у дистрибьюторов, насколько мне известно, как раз косметологами-надомниками, – делится информацией соучредитель НАКЭМ, генеральный директор сети клиник «Линлайн» Юлия Франгулова. – В случае полного прекращения деятельности легальными игроками рынка эстетической медицины «серый» сегмент, к сожалению, только выиграет».
По мнению предпринимателя, единственной мерой, способной сдерживать разрастание «серого» сегмента, может стать запрет на продажу косметологических продуктов с высокой степенью потенциального риска их применения физическим лицам, а также нормативное ограничение аудитории покупателей этой продукции кругом юрлиц с действующей медицинской лицензией.
Все эти рекомендации представители НАКЭМ собрали в письме на имя главного внештатного специалиста по дерматовенерологии и косметологии Минздрава РФ Николая Потекаева.Аналогичное обращение ассоциация адресовала премьер-министру РФ Михаилу Мишустину.
«Сейчас форс-мажорная ситуация, и такие меры, как налоговые каникулы, реструктуризация графиков платежей по кредитам, временный мораторий на проведение проверок и другие временные льготы, являются шагами экстренной поддержки медицинского бизнеса. Свои предложения на этот счет мы собрали в письмах регуляторам», – резюмирует Наталия Гаврилова.
Отраслевой аналитик Елена Москвичева указывает игрокам индустрии красоты на их разобщенность. «Если профобъединения озвучили свои вопросы и тревоги, то непосредственно операторы, косметологические клиники оказались в стороне от этого процесса, – говорит эксперт. – Естественно, все сейчас заявляют о страданиях из-за карантина, однако никто не приводит конкретных цифр. Когда дойдет до реального получения компенсаций, в выигрыше окажутся либо те, кто громче кричит и сильнее толкается, либо те, кто предъявил реальные доказательства потерь. Организация, которая хочет защитить свой бизнес, должна иметь цифры и уметь ими оперировать, чтобы предоставить правительству, распределяющему помощь. Мы же на данный момент не располагаем достаточными знаниями – ни о том, сколько человек задействованы в индустрии, ни о том, какие зарплаты там получают работники, – чтобы говорить о компенсациях».
В октябре 2019 года главный внештатный специалист Минздрава Николай Потекаев анонсировал намеченное на 2020 год обновление Порядка оказания медпомощи по профилю «косметология» (приказ Минздрава №381н от 18 апреля 2012 года), подчеркивая, что предлагаемые изменения помогут обелению рынка – сокращению объема услуг, оказываемых специалистами, не имеющими сертификата косметолога, в салонах красоты и частных кабинетах без медицинской лицензии, на дому, а также с применением нелегальных препаратов и медицинских изделий.
По оценкам Аналитического центра Vademecum, в 2018 году доля продуктов, не имеющих регудостоверений и/или применяемых во время надомных процедур, в сегменте ботулотоксинов составила 6%, а в категории филлеров и биоревитализантов достигла почти 25%.
Противоэпидемические мероприятия затронули в числе прочих косметологическую отрасль: операторы, реагируя на падение посещаемости и доходов, вынуждены прибегать к сокращению штата, приостановке, а то и прекращению деятельности. Большинство игроков рынка эстетических медуслуг сходятся во мнении, что складывающаяся ситуация, помимо схлопывания спроса, грозит индустрии погружением в «серую» зону: оставшиеся без работы специалисты пополнят ряды «надомников», вырастет доля обращения контрафакта, а легитимный импорт из-за скачка валютных курсов подорожает, что приведет к росту цен на косметологические услуги.
"
["~PREVIEW_TEXT"]=>
string(1144) "
Противоэпидемические мероприятия затронули в числе прочих косметологическую отрасль: операторы, реагируя на падение посещаемости и доходов, вынуждены прибегать к сокращению штата, приостановке, а то и прекращению деятельности. Большинство игроков рынка эстетических медуслуг сходятся во мнении, что складывающаяся ситуация, помимо схлопывания спроса, грозит индустрии погружением в «серую» зону: оставшиеся без работы специалисты пополнят ряды «надомников», вырастет доля обращения контрафакта, а легитимный импорт из-за скачка валютных курсов подорожает, что приведет к росту цен на косметологические услуги.
Пластическая хирургия стала первым направлением работы аналитического центра Vademecum в сегменте медицинских услуг. С 2014 года мы проводим ежегодные исследования отечественного рынка эстетической пластической хирургии, анализируя деятельность профильных клиник и отделений на всей территории России. Данные исследования предоставляются российской секции Международного общества эстетических пластических хирургов (ISAPS).
Как зафиксировано в материалах возбужденного в этой связи уголовного дела, вечером 29 мая владелец «Анны» (ООО «Уни-дент Приморская») пластический хирург Гурам Папиашвили провел Снигиревой операцию по коррекции возрастных изменений лица и блефаропластику. Вмешательство, к слову, проводилось вопреки запрету на оказание плановой медпомощи, наложенному главным санитарным врачом города Наталией Башкетовой из-за эпидемии коронавируса. Ночь после операции пациентка провела в клинике, а утром 30 мая отправилась домой. Там самочувствие Софии Снигиревой ухудшилось, и к вечеру, после звонка родных, к пациентке приехал Гурам Папиашвили: сначала он пытался оказать женщине помощь на месте, но в итоге решил отвезти ее обратно в клинику, где «реанимационные мероприятия» продолжились.Сыновья Снигиревой настояли на госпитализации матери в НМИЦ им. В.А. Алмазова, но маршрутизация пациентки в серьезную клинику фатально запоздала – 1 июня женщина скончалась.
По предварительной информации, причиной гибели 62-летней Софии Снегиревой стал «септический шок с присоединением ДВС-синдрома на фоне кровопотери». Фигурант возбужденного в этой связи по п. «в» ч. 2 ст. 238 УК РФ (оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности, повлекших по неосторожности смерть человека) уголовного дела Гурам Папиашвили решением Василеостровского районного суда отправлен до 3 августа под домашний арест. Кроме того, 28 июня обвинение было предъявлено анестезиологу клиники Сергею Копцову, он также помещен под домашний арест, но до 2 августа.
По данным официального сайта «Анны», Гурам Папиавшили имеет 27-летний стаж работы. В 1984 году он закончил Первый Ленинградский мединститут им. Академика И.П. Павлова, прошел клиническую интернатуру по хирургии в Тихвинской центральной больнице, ординатуру в Ленинградском институте усовершенствования врачей. Неоднократно повышал квалификацию – в Ярославле, Екатеринбурге, Стокгольме. Практиковал в Санкт-Петербурге в известных медицинских организациях. С 1990-го по 2000 год работал в Институте красоты, с 2000-го по 2008 год – в Американской медицинской клинике, с 2004-го по 2008 год – в клинике «Меди-Эстетик», с 2008-го по 2015 год – в клинике «Ювента».
Параллельно в 2012 году зарегистрировал ООО «Уни-дент Приморская». До 2018 года компания имела лицензию на проведение пластических операций в амбулаторных условиях, но вскоре, после того как был ужесточен Порядок оказания профильной помощи (приказ Минздрава РФ №298н), документ был переоформлен. Согласно обновленной лицензии, эстетической хирургией клиника не занимается, тем не менее на ее сайте предложение о таких услугах до последнего времени содержалось. По данным Kartoteka.ru, в 2018 году выручка компании составила более 11 млн рублей, чистая прибыль – 1,6 млн рублей.
Vademecum через аккаунт Гурама Папиашвили в соцсетях обратился к пластическому хирургу с просьбой об интервью или комментариях, но ответа пока не получил. Редакция также направила запрос в ТО Росздравнадзора по Санкт-Петербургу, чтобы уточнить, когда в последний раз проводилась проверка «Анны». По данным СПАРК-Интерфакс, клинику проверяло только МЧС в 2015 году.
Интересы семьи Софии Снигиревой в этом деле представляет управляющий партнер адвокатского бюро «Онегин» Ольга Зиновьева, которая рассказала Vademecum о том, как она оценивает произошедшее и какой резонанс в отрасли может вызвать трагический инцидент.
– Клиника «Анна» существует не первый год, пластические операции рекламировались на ее сайте. Как думаете, почему ей удалось избежать внимания Росздравнадзора, сотрудники которого, судя по отчетам, проверили практически все профильные клиники?
–Проверки нередко бывают формальными, это не секрет. К тому же клиника зачастую имеет возможность подготовиться к проверке. Проводились ли такие проверки в отношении «Анны», установит следствие. Однако клиника активно рекламировалась на сайтах, посвященных пластической хирургии, – понятно, что маркетинговые бюджеты были ограниченные (это микроклиника, расположенная в жилом доме, общая площадь помещений всего 120 кв. м, практически весь персонал – совместители), но продвижение было очевидно системным. Не сомневаюсь, что пластические операции проводились там регулярно. Это косвенно подтверждается пояснениями, которые Папиашвили давал детям пострадавшей – он игнорировал их телефонные звонки, а позже объяснял, что не мог ответить, поскольку был в это время на другой операции.
Совершенно точно в клинике велась поточная деятельность, а то, что этого своевременно (до трагедии) не обнаружили сотрудники Росздравнадзора, позволяет предполагать, что проверки либо не проводились вовсе, либо могли носить формальный характер: возможно, задача стояла не столько в выявлении нарушений, сколько в отчете об их отсутствии. Хотя надзорная функция предполагает именно системно-профилактическую работу. Тем более позиционирование клиники как клиники именно пластической хирургии осуществлялось на профильных сайтах, сайтах-агрегаторах и в соцсетях. Кстати, через неделю после возбуждения уголовного дела сайт «Анны» был уничтожен.
– Да, но страница сохранилась в кэшеGoogle.
– Скриншоты страниц сайта с фиксацией прейскуранта на пластические операции и акционных предложений на пластику уже были выполнены. Кроме того, в сети осталось «зеркало» сайта и множество артефактов рекламных предложений клиники на других ресурсах. На фасаде здания, в котором расположена клиника, расположена вывеска «Стоматология, пластическая хирургия».
Папиашвили предъявлено обвинение по подпункту «в» части 2 ст. 238 Уголовного кодекса РФ (оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни или здоровья потребителей, повлекшее по неосторожности смерть человека). Нам известно, что Папиашвили признал вину по ст. 235 УК РФ (незаконное осуществление медицинской деятельности). Однако принципиальное отличие между этими составами заключается не только в формальном отсутствии лицензии, а в оказании услуг в небезопасных для пациента условиях.
Для примера приведу еще одно дело в моей практике, связанное с лицензированием в сфере пластической хирургии, – дело клиникиParada (так называемое дело Тимура Нугаева). Выполнение ринопластики пациентке осуществлялось в клинике еще до появления нового Порядка (приказ МЗ №298н), а следствие, суд и приговор – после. И несмотря на то что обвинение доказывало необходимость наличия стационарной лицензии и по предыдущему Порядку (приказ МЗ №555н), защита доказывала и успешно доказала, что клиника даже при формальном отсутствии лицензии полностью соответствовала лицензионным требованиям – по оснащению, персоналу и условиям оказания услуг, а пациентам после операций обеспечивалось круглосуточное пребывание в клинике и медицинское наблюдение в течение срока, обусловленного тяжестью перенесенного вмешательства. Это как управление транспортным средством без прав, однако с соблюдением правил дорожного движения. В итоге по делу был вынесен оправдательный приговор.
Однако, исходя из того, что нам уже известно, в случае клиники «Анна» ни о каком соблюдении лицензионных требований и обеспечении безопасных условий не идет и речи, а пациентка через 12 часов после масштабной круговой подтяжки лица была выписана домой.
– При этом на сайте клиники была опубликована лицензия на пластическую хирургию.
– Эта лицензия недействительна. Когда через сутки после гибели пациентки я села писать заявление о возбуждении уголовного дела, то первоначально заявление было направлено на возбуждение и расследование преступления, предусмотренного частью 2 ст. 109 УК РФ (причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей). Как и вы, я зашла на сайт клиники, нашла лицензию, однако не смогла скачать из-за ее формата и поэтому решила свериться с официальным реестром лицензий, выданных Комитетом по здравоохранению Санкт-Петербурга.
Из реестра выяснилось, что на сайте клиники размещена лицензия 2014 года, дающая право на оказание услуг по пластической хирургии в амбулаторных условиях, и в 2018 году, когда был изменен Порядок, лицензия была переоформлена и никакого упоминания пластической хирургии уже не содержала.
В соответствии с Федеральным законом № 99-ФЗ «О лицензировании отдельных видов деятельности», целями лицензирования отдельных видов деятельности является предотвращение ущерба правам, законным интересам, жизни или здоровью граждан, возможность нанесения которого связана с осуществлением юридическими лицами и индивидуальными предпринимателями отдельных видов деятельности, в том числе медицинской. Поскольку выяснились такие обстоятельства, я в заявлении просила следствие квалифицировать действия Папиашвили по п. «в» части 2 ст. 238 УК РФ.
При этом, на мой взгляд, размещение на сайте недействительной лицензии прямо свидетельствует о сложившемся умысле руководства клиники и самого Папиашвили как ее собственника на игнорирование лицензионных требований и на осуществление медицинской деятельности в небезопасных условиях.
– После инцидента Росздравнадзор в клинику все-таки наведался?
– Насколько нам известно, следователи вместе с экспертом Росздравнадзора приступили к осмотру места происшествия (в клинике) рано утром 3 июня, уголовное дело было возбуждено в тот же день в 17 часов, а осмотр места происшествия завершился глубокой ночью; при этом Папиашвили вместе со следственной бригадой прибыл с осмотра в следственный отдел, где и был задержан. Это означает, что обнаруженного в клинике до 17-ти часов было достаточно для решения вопроса о возбуждении уголовного дела.
Дополнительно нами было направлено заявление в Росздравнадзор о проведении проверки по тем же самым фактам, где я просила привлечь клинику как юридическое лицо к административной ответственности, и такая проверка сейчас проводится. Тактически будущее решение Арбитражного суда может пригодиться в уголовном деле с точки зрения преюдиции [обязательность для всех судов, рассматривающих дело, принять без проверки доказательств факты, ранее установленные вступившим в законную силу судебным решением по другому делу, в котором участвуют те же лица. – Vademecum].
Кроме того, мы направили заявление в Роспотребнадзор, поскольку пластические операции выполнялись в условиях действующего запрета главного санитарного врача города на оказание плановой медицинской помощи из-за угрозы распространения новой коронавирусной инфекции. И, похоже, нас ожидает первый (и, возможно, последний) в России кейс – уголовное дело за оказание медицинской помощи в условиях COVID-запрета.
– А Гурама Папиашвили в городе знают как пластического хирурга?
– Работал он, судя по информации в сети и отзывам его коллег, давно. Отзывы различные, но восторженных я не слышала. Однако же и о судебных делах с его участием мне также неизвестно.
– Что именно послужило причиной смерти пациентки уже известно?
– Уже 4 июня было выполнено судебно-медицинское вскрытие, результаты которого станут известны не ранее начала июля. Посмертный эпикриз, составленный НМИЦ им. В.А. Алмазова, где погибла пациентка, содержит сведения о септическом шоке на фоне ДВС-синдрома вследствие кровотечения. Надо учитывать, что Папиашвили не вел никакой медицинской документации в отношении пациентки, и она поступила в НМИЦ им. В.А. Алмазова вообще без каких-либо переводных документов. Из-за невозможности установить истинный объем выполненной операции пришлось обеспечивать участие на вскрытии независимого опытного пластического хирурга и ставить вопросы о том, для какой именно операции характерны обнаруженные швы, рубцы, отеки, гематомы, их размер и локализация, а также какова давность их образования. Сейчас известно, что пациентке выполнялась полная круговая подтяжка лица.
– Масштабность вмешательства предполагает такую травматичность?
– Мы полагаем, что, если бы Папиашвили воздержался от выполнения подпольной операции, пациентка была бы жива. Более того, ее гибель можно было бы предотвратить и переводом в «официальную» медицину на следующий день, поскольку общее состояние и дезориентация пациентки требовали неотложной помощи, однако клиника, по-видимому, освобождала место для другой пациентки. Отдельного внимания заслуживают дальнейшие «меры», которые Папиашвили предпринимал уже на дому у пациентки – 31 мая с полуночи и до 10.30 с небольшими перерывами Папиашвили делал пациентке капельницы на швабре, несмотря на показатели давления 58/45 – неоднократно вводил ей седативные препараты.
Она нуждалась в экстренной квалифицированной медпомощи, а не в кустарных манипуляциях с неизвестной целью. Думаю, что и в период нахождения пациентки дома до определенного момента еще не была полностью утрачена возможность ее спасения, если бы Папиашвили позаботился о госпитализации пациентки. Следует отметить, что приблизительно с 14 часов 30 мая София Яковлевна не приходила в себя, а ее детям Папиашвили многократно заявлял о трудностях «выхода из наркоза» и о полном контроле над ситуацией – по этой причине дети полностью доверяли Папиашвили и не относились к его действиям критично.
Я медицинский адвокат с 2003 года, а в 2008 году приняла первую защиту по уголовному медицинскому делу, но даже с моим уровнем профессиональной деформации я не могу понять, почему Папиашвили, хотя бы из чувства самосохранения, не вызвал «скорую». Трудно представить, что опытный хирург не понимал, что происходит с пациентом и к каким последствиям это приведет. Последовавшие за выпиской пациентки события заставляют предположить, что врачом намеренно предпринимались действия, направленные на сокрытие следов подпольной операции любой ценой.
– Как вы думаете, не спровоцирует ли это резонансное дело как минимум очередной рейд по клиникам пластической хирургии или того больше – очередное ужесточение нормативно-правовой базы по профилю?
– Трудно сказать, но я думаю, что Порядок по профилю «пластическая хирургия», который и так весьма жесткий, из-за кейса Папиашвили менять не нужно. Однако действительно существует тенденция, когда оступается врач определенной специальности (причем действительно оказывает дефектную помощь, то есть его преследование является справедливым), от этого страдает не только пациент, но может пострадать и вся отрасль. Появляется такой прожектор, который высвечивает проблему, и звучат предложения: «А давайте запретим вообще все».
В пластической хирургии ведь так и было – несколько летальных исходов привели к ужесточению пр
