Сеть частных клиник «Мать и дитя» провела IPO, и ее основатель, главный акушер‑гинеколог Москвы Марк Курцер, впервые в истории официально стал долларовым миллиардером. Крупнейшие частные медицинские сети России получили от инвесторов почти столько же денег, сколько заработали на больных. Все это произошло лишь за год с небольшим – похоже, пройден некий рубеж и отечественная частная медицина, начинавшаяся с зубных кабинетов на квартирах, превратилась в большой бизнес. Как это произошло и что будет дальше?
В начале марта 2012 года фонд IFC, входящий в структуру Всемирного банка, объявил, что покупает 10% питерской сети клиник «Скандинавия». Цена сделки – $15 млн. Через месяц $100 млн вложил в Европейский медицинский центр (ЕМЦ) фонд Vostok Capital Partners. Летом снова выступил IFC – купил за $35 млн долю в ОАО «Медицина». Были и другие, не столь крупные сделки. И наконец, осенью случилось главное событие медицинского инвестиционного года – в Лондоне прошло IPO сети клиник и роддомов «Мать и дитя». Компания была оценена инвесторами в $900 млн и продала треть своих акций. Даже крупнейшая в стране частная сеть медицинских клиник «Медси», несмотря на мощного, небедствующего собственника в лице АФК «Система», уже готовится осваивать сторонние деньги. При прошлогоднем слиянии «Медси» с ГУП «Медицинский центр управления делами мэра и правительства Москвы» 25% акций совместной компании получило столичное правительство в обмен на свои активы, а еще столько же было передано юридическому лицу, через которое средства в «Медси» могут вкладывать фонды. Весь прошлый год ходили слухи, что о совместной покупке этих 25% за $200 млн ведут переговоры Российский фонд прямых инвестиций (РФПИ) и американская Apax Partners. Стороны не комментируют, на какой стадии сейчас переговоры. Таким образом, в сумме пятерка лидеров отрасли получила от инвесторов от 14 до 20 млрд рублей при том, что общая годовая выручка крупнейших частных клиник – около 19 млрд рублей. Сохранится ли интерес инвесторов в ближайшие годы? И когда ждать новых IPO?Электричкой из Москвы
Когда прошлой осенью акушер-гинеколог Марк Курцер начинал двухнедельную серию презентаций для потенциальных инвесторов своей компании «Мать и дитя», вся затея с IPO на Лондонской бирже выглядела достаточно сомнительной, чтобы не сказать авантюрной. В первую неделю, как он сам потом признался, заявок на покупку акций не появилось – так называемая книга заявок была пуста. Курцер летал на встречи с инвесторами по всему миру – Москва, Лондон, Нью-Йорк, снова Москва… А инвесторы, вместо того, чтобы серьезно поговорить о технологиях родовспоможения, задавали очень неудобные вопросы, рассказывает один из участников тех событий. Не про бизнес самого Курцера, а про то, как вообще устроено российское здравоохранение, как взаимодействуют государственный и частный рынки, велика ли доля серых схем. Проблема в том, что точных данных нет. Маркетинговое агентство BusinesStat, например, оценивает весь российский рынок коммерческой медицины в 2012 году в 207 млрд рублей, а теневой – в 102 млрд. И предсказывает рост теневого сектора до 123 млрд рублей в 2017-м. По данным BusinesStat, доля теневого сектора составляет 10% от всех (государственных и частных) медуслуг, а, например, «РБК Research» полагает, что в тени не менее 20% всего рынка. А как четко объяснить инвестору взаимоотношения государства и частников при постоянном изменении законодательства? Отдельно взятому врачу и бизнесмену не исправить всю отрасль, однако инвесторов, как выяснилось, можно переубедить.
К концу второй недели road show покупателей было уже более чем достаточно. Первым крупным покупателем и в каком-то смысле гарантом успеха стал РФПИ, созданный в 2011 году «по инициативе и при непосредственном участии» Президента (тогда Дмитрий Медведев) и председателя правительства (тогда Владимир Путин), как гордо сообщается на сайте фонда. Фонд является 100% дочкой государственного Внешэкономбанка и распоряжается капиталом $10 млрд. РФПИ стал самым крупным, якорным покупателем, подстегнувшим интерес прочих. Государственный инвестфонд заплатил $50 млн за пакет в 5,5% (это около 1/5 всех проданных акций). РФПИ, как правило, не инвестирует в одиночку: он привлек фонд Russia Partners, вложивший еще примерно $35 млн. Этот фонд, дочка американского инвестиционного гиганта Siguler Guff, уже 20 лет работает в странах СНГ и вполне освоился со спецификой, сложности этих инвесторов не пугают. Почти одновременно с курцеровской сетью Russia Partners приобрели на Украине группу Into-Sana (больницы, служба скорой помощи и страховая компания). Инвесторов не отпугнул тот факт, что один из двух совладельцев Into-Sana, Александр Коробчинский, за год до того был расстрелян в упор и умер в своей же больнице. Среди тех, кого РФПИ удалось заинтересовать «инвестициями в Курцера», также фонды BlackRock, специализирующиеся на российских инвестициях и получившие примерно 5%. В общей сложности РФПИ с партнерами скупили примерно треть предлагавшихся акций.
За крупными инвесторами потянулись другие, в итоге акционерами с долями от сотых долей процента до нескольких процентов стало больше полусотни фондов со всего мира. К концу второй недели road show книга заявок была переподписана в два-три раза (то есть инвесторы желали получить в два-три раза больше акций, чем хотел продать стопроцентный собственник компании Марк Курцер). Курцер уже не мог удовлетворить все заявки и даже отказал нескольким российским покупателям, пытаясь сделать свою компанию как можно более интернациональной.
В частности, не оказалось среди акционеров проявлявшего интерес к группе «Мать и дитя» крупного российского олигарха из первой двадцатки рейтинга богатейших бизнесменов Forbes.
Как оказалось, инвесторы не прогадали. За время, прошедшее с момента IPO, Курцер в присутствии Президента Владимира Путина торжественно открыл многопрофильный медцентр в подмосковной деревне Лапино (неподалеку от Рублевского шоссе), приобрел частную клинику в Иркутске и сеть медклиник в Самаре.
В итоге акции «Мать и Дитя» подорожали более чем на 40%, с $12 до $17 за акцию, а сам Марк Курцер стал первым российским врачом-миллиардером. К началу мая 2/3 сети «Мать и дитя», которые ему сейчас принадлежат, стоили уже $900 млн – столько, сколько вся компания при выходе на биржу в прошлом октябре. Прибавьте к этому $150 млн, вырученные Курцером лично за проданные акции, и рубеж взят. Впрочем, в жизни самого Курцера в результате мало что изменилось: он по-прежнему лично принимает сложные роды, а между Москвой и Лапино предпочитает перемещаться на электричке – так быстрее, да и гораздо эффектнее.
На фоне успехов Курцера особенно заметно, что недавнее увлечение инвесторов сферой производства и продажи лекарств явно пошло на спад. И есть отчего: «Протек» за три года биржевой жизни подешевел втрое, производитель БАДов «Диод» – примерно в шесть раз. Нечего и говорить об акциях «Аптеки 36,6», которые сейчас стоят примерно в сто раз дешевле, чем в лучшие времена компании. Кажется, только «Фармстандарт» подорожал с момента своего размещения. Но «медицинские услуги не идут в одной цепочке с фармой и дистрибуцией, их не надо мешать», – предупреждает аналитик Frost & Sullivan Алексей Волостнов.
Удачное размещение и рост котировок группы «Мать и дитя» дали инвесторам хороший знак, однако это только одно из свидетельств общемировой тенденции, и не самое главное. «Обратите внимание на крупные международные сделки в развивающихся странах», – говорит основной владелец ЕМЦ Игорь Шилов. За несколько месяцев до курцеровского размещения провела IPO крупнейшая сеть клиник в Азии, IHH Healthcare. Там другие масштабы: рынок оценил IHH почти в $8 млрд, так родилась вторая в мире (после американской HCA) публичная сеть больниц. IHH в основном работает в Сингапуре, Малайзии, Турции (купила там в 2011 году крупную сеть больниц), слабее представлена в Китае, Гонконге и Индии и только начинает завоевание рынков Вьетнама, Брунея и Македонии. У IHH 5000 койкомест в больницах и планы построить еще 3300.
Европа не отстает: в самом конце 2012 года международная группа Bupa купила за 400 млн евро крупнейшего частного поставщика медуслуг в Польше, компанию Lux Med. Инвестиции в сферу медицинских услуг в развивающихся странах стали модной темой. Кто следующий в российской очереди?
Деньги стоят денег
IPO – дорогое удовольствие. Только на подготовку своей компании к выходу на рынок Марк Курцер потратил порядка $10 млн – на аудит, написание бизнес-планов, организацию встреч с инвесторами и так далее. «IPO вещь затратная, и это не самоцель – сделать IPO», – пожимает плечами Шилов из ЕМЦ. Рост котировок «Матери и дитя» на бирже его не впечатляет – «нужно смотреть не только на стоимость, но и на ликвидность, а она пока невелика». Самому Шилову вместе с другими владельцами ЕМЦ удалось в прошлом году получить от Vostok Capital Partners за 27% ЕМЦ $100 млн, потратив на сделку всего $25 000. «К нам стучались несколько инвесторов, – уверяет Шилов, – проанализировав предложения, руководство ЕМЦ остановилось на этом». IPO если и понадобится его компании, то позже – например, чтобы обеспечить для Vostok комфортный выход из инвестиций (таково было условие прихода фонда). Но это лишь перспективы: пока что Vostok хотел бы, наоборот, свою долю увеличить, однако желающих продавать не находится.
Кажется, большинство российских игроков в ближайшие годы обойдутся без IPO. ОАО «Медицина» потратило $35 млн от IFC на достройку второго корпуса своей клиники на Маяковской, а теперь, рассказывает Vademecum основной акционер «Медицины» Григорий Ройтберг, для строительства онкологического центра в Химках нужно еще $200 млн. Пора на биржу? У IPO две задачи, рассуждает Ройтберг, – привлечь деньги и сделать бизнес ликвидным. «Мне не нужна ликвидность «Медицины», я ее не продаю. А желающих вложить деньги и так много». В прошлом году, когда готовилась сделка с IFC, на горизонте появился стратегический инвестор, рассказывает Ройтберг: «Этнически они как бы иностранцы, но с огромным бизнесом в России». Стратег не разменивался на мелочи: 51% компании сразу, через год – 75% плюс одна акция. Предложил хорошую цену, с премией за контроль. «Не скажу сколько, но вообще такая премия доходит до 25%», – говорит Ройтберг. Его такой вариант не устроил. Он вообще не очень верит, что публичная компания может правильно управляться, а выходить на публичный рынок имело бы смысл, чтобы привлечь минимум $250 млн, но такие деньги компания «просто не сможет переварить без ущерба для качества услуг». Григорию Ройтбергу за 60, он мечтал бы со временем передать управление своему сыну Павлу – тот «был бы хорошим генеральным, но ему нравится то, что он делает, – IT-технологии». И это означает для Ройтберга-старшего, что когда-то ему придется искать стратегического инвестора, который «будет заботиться о компании». Но и тогда публичной «Медицина» не станет.
Центр эндохирургии и литотрипсии (ЦЭЛТ), принадлежащий на 80% своему президенту Александру Бронштейну, – игрок с годовым оборотом в 500 млн рублей. Это в несколько раз меньше, чем у «Медицины», но достаточно, чтобы заинтересовать инвесторов. «Желающих хватает, вот только приходится для себя решать готовы ли мы уступить инвестору контроль, – жалуется гендиректор ЦЭЛТ Давид Дундуа. – Новый хозяин явно захочет что-то поменять и может разрушить то, что создано». Дундуа ведет переговоры, а IPO не считает подходящим ни для ЦЭЛТ, ни для любой другой российскойсети – даже самые крупные не готовы к той степени открытости, которая требуется для выхода на биржу. Почему же получилось у Курцера?
Пациент навсегда
«Специализированная медицина очень хороша для раскрутки, понятна инвесторам», – с легкой завистью говорит Дундуа. Если так, то акушерство в самом деле почти идеальная услуга. «Рождение, – рассуждает Дундуа, – одно из самых предсказуемых в медицине событий. Ведение беременности автоматически переходит в прием родов, а там недалеко до наблюдения за ребенком. А можно, наоборот, постараться включиться в процесс загодя – заняться лечением бесплодия и ЭКО. Именно так и действует Курцер – начав с акушерства, он движется к универсальности, и теперь старательно подчеркивает, что в подмосковном Лапино у него не роддом, а госпиталь широкого профиля».
Если исходить из стремления к долговременной клиентуре, то интересны для инвесторов должны быть и детские поликлиники сами по себе, а также, например, онкологические центры: при современном развитии медицины онкологический больной – это тоже клиент, скорее всего, на длительное время, полагает Дундуа.
Другой критерий – порог входа. Если говорить о вложениях в уже существующий бизнес, а не в стартап, то чем сложнее вход, тем инвесторам лучше. Стоматология в этом смысле не очень привлекательна. Никакой игрок не сможет обеспечить себе здесь устойчивое лидерство. «Большая стоматологическая клиника по сути ничем не отличается от кабинета с парой зубоврачебных кресел», – объясняет Алексей Волостнов. Игорь Шилов тоже отмечает, что инвестиции в стоматологию – это сравнительно небольшие суммы. Из той же не слишком интересной для крупных инвесторов сферы с низким порогом входа – лабораторные исследования и офтальмология.
На другом полюсе – многопрофильные центры вроде ЕМЦ или «Скандинавии». Универсальная клиника – сложная структура, масштабировать ее нелегко, но это сулит победу на рынке. Сверхзадача, о которой так или иначе задумывается любой владелец крупной сети – распространить московский (петербургский) опыт на всю Россию. Но столичный рынок еще не настолько насыщен, чтобы многие хотели за нее браться прямо сейчас. «Меня регионы не то что не интересуют как бизнес, просто я знаю, что не смогу обеспечить там качество медицинской помощи, какое хочу», – говорит Ройтберг. Его коллеги предпринимают первые шаги в этом направлении.
«Мать и дитя» вложила заработанные на IPO деньги в строительство роддома в Уфе и покупку сети клиник в Самаре. «Такое вложение особенно выгодно для публичной компании – рынок его сразу оценивает, и компания может на росте котировок заработать больше, чем потратила», – радуется Курцер. «Скандинавия», получив в прошлом году инвестиции IFC, занялась реконструкцией здания в Казани, где будет больница. И одновременно там же, в Казани, взяла в концессию (аренда с обременением) Центр планирования семьи и репродукции.
В регионах платежеспособный спрос уже появился, кое-где стало целесообразно содержать клинико-диагностические центры со стационарами, подтверждает президент ≪Медси≫ Хавар Манн. Профессиональных операторов медицинских услуг там немного, конкуренция ниже, а входной билет дорог, поэтому, считает Манн, основными игроками на региональном рынке со временем станут сетевые структуры с головным офисом в столице.
«Еще одна сфера приложения денег – «узкие», возникшие по вине государства», – говорит Дундуа. Он знает несколько случаев, когда пациентам с острым инсультом в государственной больнице в Москве долго не могли сделать компьютерную томографию. А в результате пробел восполняют частники, взять, например, сеть диагностических центров «МРТ Эксперт».
Прогноз благоприятный
Любой крупный медицинский предприниматель, когда говоришь с ним о медицине ближайшего будущего, немедленно заводит речь о политике государства: от того, изменится ли она в ближайшие годы, зависит ситуация в отрасли. «У нас нет медицинского рынка, – вздыхает Игорь Шилов. – Потому что роль государства слишком велика». Шилов представляет себе будущее просто: государство выступает заказчиком медицинских услуг, а само только платит за них и мало во что вмешивается – ни в закупки оборудования, ни в строительство новых медцентров. «Нужны роддома? Дайте деньги Курцеру – он на них построит больше, чем государство. У Курцера слишком дорого? Ограничьте ему цену». Другой вариант, полагает Шилов, – сегментировать медуслуги по уровню сервиса, чтобы у того же Курцера могли быть и бесплатные роды (за них платит государство) и элитные, дорогие. Еще вариант от Шилова – ввести количественное ограничение: «Допустим, пять пломб в год вам ставят бесплатно, делают сколько-то бесплатных УЗИ при беременности, а если больше, надо платить».
Сам Шилов, впрочем, удачно встраивается и в нынешнюю систему. В прошлом году Леонид Печатников, бывший главврач ЕМЦ, а ныне вице-мэр Москвы, дал возможность подконтрольным Шилову и его партнерам фирмам получить контракт на поставку для Москвы томографов. Шилов отказывается как-либо комментировать эту историю.
Что бы ни предпринимало государство, бесплатность медицины, уверены игроки отрасли, с каждым годом будет становиться все более условным «До сих пор существует бесплатная стоматология, но никто даже не знает, где эти кабинеты находятся, – говорит Шилов. – В этом году в государственных поликлиниках официально ввели платные услуги, а люди все равно по привычке платят докторам и в карман». Григорий Ройтберг с увлечением рассказывает об очередях на бесплатную томографию, которые он видел в странах Европы: если даже у них не получилось, не получится и у нас. Бесплатность скорее может переродиться в систему соплатежей: когда человек не обязан сразу сделать выбор между платным и бесплатным лечением, а может, находясь в частной клинике, получить от государства компенсацию части своих расходов.
«Медицина станет доступной только в том смысле, что любой человек сможет гарантированно получить хорошее лечение – но за деньги, – говорит Григорий Ройтберг. Потому что сейчас даже высокая плата не гарантирует качества».
Наивный вопрос: от чего научатся у нас хорошо лечить быстрее всего? Большие перспективы у акушерства, считают профессионалы отрасли, вдохновленные успехом Курцера. Будут развиваться онкология и сердечно-сосудистая хирургия – так что будет возможность соревноваться по соотношению цена-качество с медицинским туризмом. Слабыми местами останутся трансплантология и паллиативная медицина – повышение качества жизни тех, кого нельзя вылечить.
А быстро изменения не произойдут, несмотря ни на какие миллиарды. «За два-три года мы Запад точно не догоним, – считает Хавар Манн из «Медси». – Отставание слишком значительное. Лет за пять – при грамотной политике государства – могут произойти сдвиги, но не по всей стране, а в крупнейших городах». Утвердятся ли когда-нибудь приличные медицинские стандарты по всей России, не может пока предсказать никто. Понятно одно – кто-то на всем этом очень неплохо заработает.
