В Самарском районном суде начался допрос обвиняемых и свидетелей по беспрецедентному для рынка медоборудования уголовному делу, связанному с разыгранным два года назад и до сих пор исполняемым госконтрактом. Фабула такова: в 2016 году в регионе был проведен аукцион на техобслуживание и ремонт томографов в 23 местных больницах на общую сумму 768 млн рублей, сложный лот выиграла компания «СМТ» (22-е место в ТОП100 операторов рынка госзаказа медизделий в 2016 году), что, судя по всему, не устроило владельца самарского предприятия «ЦЭХ-Здоровье» Алексея Рогачева, выступившего субподрядчиком «СМТ» по выполнению сервисных работ и одновременно – информатором регионального Управления ФСБ, инициировавшего расследование. К маю 2018 года в числе обвиняемых оказались семь человек, из них ключевыми фигурантами дела следствие считает гендиректора и владельца «СМТ» Сергея Шатило, которому инкриминирован коммерческий подкуп, и бывшего замминистра здравоохранения региона Альберта Навасардяна, обвиненного в превышении должностных полномочий.
Первый в Самарской области совместный конкурс, на котором подрядчик отбирался для работы сразу в 23 больницах, состоялся в мае 2016 года. Услуги по техобслуживанию (ТО) и ремонту тяжелого медоборудования (в основном томографов производства General Electric) предлагалось оказать за «фикс» – 768 млн рублей, предметом торга была стоимость запасных частей. Заявки на конкурс подали самарская компания «СМТ», казанская «Медсимвол» и московская «Мастермедтех», которую к торгам не допустили по формальному признаку. Победителем тендера стала «СМТ», снизившая цену на запчасти на 2,5% – до 4,25 млрд рублей.
А через месяц в офис «СМТ» и в областной Минздрав с обысками прибыли сотрудники ФСБ, объявившие гендиректора и владельца компании Сергея Шатило и его заместителя Алексея Санкеева подозреваемыми по ч. 2 ст. 204 УК РФ «Коммерческий подкуп», а замминистра здравоохранения Альберта Навасардяна – по ч. 1 ст. 286 УК РФ «Превышение должностных полномочий». Чуть позже стало известно, что в списке подозреваемых присутствуют также старший инженер сервисного отдела «СМТ» Алексей Бондаренок, гендиректор сервиса «ДжиИ Хэлскеа» в России и СНГ Наталья Середавина, специалист по работе со стратегическими клиентами «ДжиИ Хэлскеа» Елена Львова и руководитель Управления организации обеспечения медтехникой областного Минздрава Максим Колобов. Добавилась и статья – 178 УК РФ (покушение на ограничение конкуренции).
Все фигуранты, по мнению следствия, с разной степенью активности участвовали в предшествующих тендеру переговорах, имеющих злонамеренную цель кулуарно, до торгов, определить победителя – «СМТ». А объектом давления переговорщиков якобы был Алексей Рогачев, владелец компании «ЦЭХ-Здоровье», тоже специализирующейся на ТО и ремонте медоборудования. Рогачева, по версии следователей, убеждали отказаться от участия в конкурсе, предлагая ему разумную компенсацию – договор субподряда с «СМТ» на сумму 180 млн рублей. Сергей Шатило подтвердил Vademecum, что такое соглашение «по просьбе Рогачева» было заключено – по субподряду компании «ЦЭХ-Здоровье» досталось сервисное обслуживание аппаратуры ряда больниц Самарской области.
Удивительным образом некоторые следственные материалы, а именно фрагменты стенограммы «прослушки» подозреваемых, в ноябре 2017 года попали на страницы местного делового издания «Самарское обозрение». Из публикации следует, что 22 марта 2016 года Альберт Навасардян и Алексей Рогачев встречались в кафе и обсуждали конкурс. «Я поставлю в известность обязательно министра. Здесь какая задумка? У вас, между вами будет индивидуально подписанное соглашение. <…> Можете превентивное какое-то соглашение подписать. Это вы уже сами все решите, вы опытный бизнесмен, он опытный бизнесмен», – описывал Навасардян некие «партнерские договоренности» между «ЦЭХ-Здоровье» и «СМТ». Затем – 23 марта и 29 марта 2016 года – Рогачев встречался с Сергеем Шатило. Владелец «ЦЭХ-Здоровья» поделился опасениями, что из-за «СМТ» его бизнес может разориться: «И у меня нет дилеммы другой, либо мне закрывать бизнес и уходить». В пересказе «Самарского обозрения» Сергей Шатило «по-своему успокаивает собеседника» и сообщает, что «ДжиИ» готовы на какие-то уступки», в частности отдать Рогачеву на обслуживание «половину аппаратов» в онкоцентре, а ООО «СМТ» от себя готово «добавить там какие-нибудь «Тошибы» и так далее».
Публикация невнятных «улик» из не рассмотренного судом уголовного дела – не последняя странность этого кейса. Криминальное расследование потянуло за собой антимонопольное (как правило, порядок бывает обратным) – о картельном сговоре. Самарское УФАС, опираясь на материалы регионального СУ СК, определило, что «в марте 2016 года по инициативе Министерства здравоохранения Самарской области состоялась встреча между представителями ООО «СМТ» и ООО «ЦЭХ-Здоровье», на которой обсуждался открытый аукцион. «СМТ» сообщила «ЦЭХ-Здоровью» о предполагаемых схемах участия в торгах, которые позволят ООО «СМТ» стать их победителем», – говорится в материалах УФАС.
Ссылалось ведомство и на другие встречи, а также на «содержание телефонных переговоров» всех фигурантов дела, включая сотрудников ООО «ДжиИ Хэлскеа». Этот набор фактов, заключили в УФАС, указывал на «активное взаимодействие» и «наличие единого интереса относительно аукциона». В апреле 2017-го «СМТ» оштрафовали на 26,3 млн рублей, оспорить санкцию у Шатило не получилось, но компания продолжает выполнять злополучный контракт.
Тем временем близится развязка уголовного процесса. До 13 июля в Самарском районном суде будут идти допросы обвиняемых и свидетелей. Один из основных фигурантов дела Альберт Навасардян на судебном заседании 27 июня заявил, что он имел полное право консультироваться с подрядчиками «на стадии планирования» торгов «с целью определения конкурентной среды». «ЦЭХ-Здоровье» же Навасардян никогда не воспринимал как конкурента «СМТ»: по его словам, компания Рогачева изначально не смогла бы выполнить требования конкурса, так как не имеет прямых контрактов с производителями и не сможет поставить оригинальные запчасти. Подтвердить или опровергнуть эти заявления Алексей Рогачев не захотел – от диалога с Vademecum он отказался, пообещав озвучить свои доводы, «когда все закончится».
«Мы, в отличие от компании Рогачева, всегда работали только с производителями, не занимались поставками аналоговых запчастей. Я знал, что у него хорошие инженеры, а работы будет по контракту много, поэтому согласился привлечь его на субподряд, условившись, что запчасти будут использоваться только оригинальные», – пояснил Vademecum Сергей Шатило.
В конкурсной документации действительно отмечено, что при ремонте «использование аналогов не допускается», а запчасти «должны быть оригинальными, новыми». Опрошенные Vademecum поставщики профильного оборудования и услуг подтвердили, что аналогичные требования выставляют практически все госзаказчики – из соображений, что установка несертифицированных запчастей негативно скажется на работе аппарата, повлечет за собой отказ производителя от сервиса, а кроме того, может вызвать нарекания со стороны Росздравнадзора. На запрос Vademecum, закреплены ли подобные требования в каких-то регламентах или разъяснительных ведомственных письмах, в Росздравнадзоре не ответили.
Зато о своем пути на скамью подсудимых подробно рассказал бывший заместитель министра здравоохранения Самарской области Альберт Навасардян.
– Как вы попали в региональное Министерство здравоохранения? Чем занимались до этого?
– Я работал с 2005 года в СОКБ им. В.Д. Середавина (тогда им. М.И. Калинина) заведующим отделением гемодиализа и главным специалистом по заместительной почечной терапии Минздрава Самарской области. Занимался лечебной работой и организацией профильной службы в регионе – сначала мы одними из первых в стране ушли от сметного финансирования и ввели подиализную оплату, разработали протоколы, просчитали адекватный и обоснованный тариф. Очередь на диализ в конечном счете удалось ликвидировать, а убыточное отделение стало работать эффективно – на тех же площадях и оборудовании.
Когда в 2011 году в больнице сменилось руководство – Геннадий Гридасов возглавил Минздрав, а вместо него назначили Дмитрия Купцова, – он мне предложил стать его заместителем по экономическим вопросам. Была поставлена задача – сделать с больницей то же самое, что было сделано с отделением диализа. Этим мы и занялись, а в 2012 году меня пригласили в ТФОМС на должность заместителя директора. Проработал там почти год, был членом рабочей группы при Федеральном ФОМС по разработке КСГ. В сентябре 2013 года перевели в министерство на должность заместителя министра.
– По какому направлению?
– Изначально приглашали на должность заместителя министра по организации медпомощи, но в последний момент все поменялось. Геннадий Гридасов сказал, что нужно поработать над материально-технической базой, привести ее в соответствие с потребностями клиник, в том числе с использованием механизмов государственно-частного партнерства, что меня, конечно, подкупило – я хорошо знал эту тему, так как работал над концессионным проектом Центра нефрологии и диализа на территории СОКБ. Вот так в сентябре 2013 года я попал в Минздрав
– Как появился такой объемный лот – техобслуживание и ремонт томографов сразу в 23 больницах на сумму 768 млн рублей?
– Часть оборудования в самарских медучреждениях была закуплена в 2005–2008 годах, часть – в 2011–2013 годах. Речь шла о 51 единице тяжелого оборудования. Мы подсчитали, что к 2016 году средний срок его износа составит 66,5%, а к 2018-му – более 80%. Такую технику, естественно, необходимо поддерживать, причем очевидно, что парку требуется системное техническое обслуживание. Кроме того, с 1 января 2015 года вступили в силу изменения в 323-ФЗ, в ст. 38 которого появилось указание – все, что делается с медицинским оборудованием, должно соответствовать технической, эксплуатационной и нормативной документации производителя, а также впервые было дано определение, что такое недоброкачественное, фальсифицированное или контрафактное медицинское изделие. Четко были прописаны требования по ТО, ремонту, регистрации медицинских изделий и прочее.
Если до этого можно было закупать запчасти аналоговые и тождественные оригинальным, даже если на них не было указания в документах о регистрации оборудования, то теперь это практически невозможно. Стало понятно, что можно использовать только запчасти, соответствующие технической документации производителя. В Росздравнадзоре нам даже отдельно пояснили, что если мы установим на аппарат не соответствующую технической документации деталь, то аппарат меняет свои свойства и подлежит повторной регистрации. Ситуация осложнилась резким скачком курса валют, что, естественно, отразилось на стоимости запчастей. Так что надо было срочно принимать меры – решить вопрос с ТО, зафиксировать цены и в целом удешевить весь этот процесс. В итоге мы решили провести совместные торги на 51 единицу оборудования в 23 медорганизациях.
– Похожие торги сейчас проводятся в Москве.
– Ну, в тот момент аналогичных конкурсов мы не нашли. Насколько мне известно, Москва провела такие торги впервые только в декабре 2016-го, уже после всех наших событий. Так что мы разрабатывали модель конкурса с нуля. Была идея, по аналогии с зарубежной практикой, сделать что-то вроде страхового договора. За рубежом при покупке томографа обычно заключается договор на пять – семь лет на ТО и ремонт. Через этот срок томограф списывают и покупают новый. В этом случае все хорошо – и исполнителю выгодно, и заказчику. Растет производительность аппарата, он работает в три смены по 20 часов в сутки. Мы предложили такую модель, но ее не поддержали контролирующие и проверяющие органы, включая УФАС. Нас никто не понял, кроме Главного управления по организации торгов (ГУОТ).
– Почему?
– Такая модель предполагает плату за поддержание работоспособности на определенный, зафиксированный в контракте период. Платится усредненная сумма, по типу КАСКО. Все риски на исполнителе: что бы ни случилось, оборудование должно работать. Наше законодательство это в целом предполагает, а проверяющие органы – нет. Мы все же попытались разместить такие торги, но сразу же пришла жалоба. Причем подал ее как раз Алексей Рогачев [учредитель компании «ЦЭХ-Здоровье». – Vademecum].
– Вы уже были с ним знакомы?
– Я его знаю с 2006 года. Он тогда приехал из Пензы и возглавил больницу РЖД – я в ней работал до СОКБ, у нас был достаточно широкий круг общих знакомых, естественно, мы периодически общались как коллеги. Когда Рогачев в 2011 году ушел из больницы и занялся собственным бизнесом – ремонтом медоборудования, то он время от времени приходил ко мне, пользуясь старым знакомством, советовался по тем или иным вопросам.
– Не выясняли у него тогда, зачем он жалобу по поводу торгов отправил?
– Нет, ну заявил и заявил. В любом случае мы и сами понимали, что модель эта тогда не годилась, наша система к ней просто не была готова. Поэтому после консультаций с УФАС, ГУОТ, контрольным департаментом мы выбрали модель с оплатой работ и запчастей по факту. Таким образом, мы подготовили новый аукцион – на закупку услуг для 51 аппарата с ТО до четырех раз в год. Эта модель была предложена ГУОТ и одобрена УФАС. Стоимость технического обслуживания была фиксированной, а для ремонта был составлен перечень работ и запчастей – «разобранные» на запчасти томографы. Если бы вышедшей из строя запчасти не было в списке, пришлось бы проводить отдельный аукцион.
– То есть деньги предполагалось перечислять по факту замены?
– Да, и это нас вполне устраивало. Хотя, конечно, страховая модель более перспективная. Только необходимо правильно сбалансировать стоимость. А с данной моделью получается, что исполнитель заинтересован в поломках – чем их больше, тем больше денег он получит. Многие недобросовестные компании могут на эту ситуацию повлиять, а у большинства больниц нет специалистов, чтобы это проверить. Но мы согласились, нам важен был контракт. К тому же отсутствие контракта на техническое обслуживание может быть поводом для лишения медучреждения лицензии. В декабре 2015 года мы встретились с Рогачевым. Он спросил, не держу ли я на него зла из-за его жалобы и планируем ли мы объявлять новый конкурс. Я ответил: зла не держу, а конкурс, да, будет. Тогда он сказал, что если мы исключим аналоговые и тождественные запчасти из документации нового конкурса, то он потеряет бизнес – у него нет прямых контрактов с производителями, поэтому выйти на конкурс он уже не сможет.
– Почему это должно было вас волновать?
– Да, не должно было. Но он произнес тогда такую фразу: в этой ситуации я бы с удовольствием пошел на субподряд. Все равно инженеров мало в Самарской области, контракт объемный, работы много. Он попросил меня поговорить об этом с Сергеем Шатило [основателем компании-поставщика «СМТ». – Vademecum]. Мол, у него самого с ним контактировать не получается. И все. Я сказал, что переговорю.
– То есть вам уже было понятно, что конкурс выиграет «СМТ»?
– Нет, совершенно было непонятно. На конкурс мог выйти кто угодно. «СМТ» – крупная компания, уполномоченный представитель практически всех производителей, имеющая международные дистрибьюторские договоры, в том числе с GE и Philips. Поэтому ее шансы были велики. В самарских медучреждениях почти 70% оборудования производства GE, еще 30% делят Toshiba и Philips. Мы провели аудит всего оборудования, чтобы понять степень его износа, – была исследована 51 единица. Затем от имени министерства разослали официальные запросы производителям медоборудования, попросили представить нормативно-техническую документацию и информацию об их официальных представителях и дистрибьюторах на территории страны. Нам дали с десяток таких компаний. В ПФО их было две – собственно «СМТ» в Самаре и еще одна компания в Казани. К ним же заказчик [СОКБ. – Vademecum] обращался с запросами о начальной максимальной цене.
– Но с Сергеем Шатило вы наверняка были знакомы?
– Естественно. Он крупный бизнесмен, работал с СОКБ, даже оказывал больнице благотворительную помощь – поставил интегрированную операционную, например. Мы также общались и по другому его проекту – «Клинике сердца». Самара – не такой большой город, все друг друга знают, но как раз по вопросу этого аукциона и в период его подготовки мы не общались. Так получилось. С инженерами ООО «СМТ» консультировалась руководитель отдела медицинской техники СОКБ. И я настаиваю, что это было абсолютно легитимно. В 44-ФЗ, в ст. 38 прописано, что в случае необходимости на стадии планирования закупки могут быть консультации с поставщиками, подрядчиками, исполнителями «в целях определения конкурентной среды» и наилучших технологий. Закон прямо это предписывает на стадии планирования.
– Что такое «стадия планирования»?
– Это работа до подачи документа на торги. Это тоже определено в 44-ФЗ. До того как они появятся на сайте ГУОТ. Да, во время торгов консультации запрещаются. Все это я рассказывал и прокурорам, а они с интересом слушали. И все равно мне сейчас почему-то вменяют, что консультация на стадии планирования предоставила преимущества «СМТ». Сущность преступления, кстати, мне до сих пор объяснить не могут. Когда в суде спросили, понятно ли мне, в чем меня обвиняют, я ответил: нет. И, естественно, не согласился с обвинением. Прокуроры объяснить суть обвинения отказались, сославшись на то, что следователь уже все разъяснил, а я подписал документы. Сейчас мы написали жалобу в областную прокуратуру по этому поводу, так как их отказ нарушает мое право на защиту.
– У вас на стадии планирования было несколько встреч – сначала с Сергеем Шатило, а затем – дважды – с Алексеем Рогачевым. Что вы обсуждали?
– Через два месяца после того, как мы виделись с Рогачевым и говорили про субподряд, я встретился с Шатило – на официальном совещании в Минздраве, посвященном проектам ГЧП, в том числе и «Клинике сердца». Я, как человек обязательный, спросил у него, будет ли он субподрядчика искать, и, может быть, ему нужна самарская компания. Он ответил, что в любом случае будет нанимать субподрядчиков, почему бы и нет, пусть звонит. Особого интереса он тогда не проявил. Повторю, что это была инициатива и интерес самого Рогачева.
– Следующая встреча – уже с Алексеем Рогачевым – случилась 22 марта?
– Да, Рогачев мне сам позвонил, мы договорились встретиться в кафе возле моего дома. Туда он уже пришел обвешанный микрофонами, а за спиной у нас сидели оперативники и снимали все на камеру. Обычный человек за два часа организовал оперативников ФСБ.
– О чем конкретно вы говорили тогда?
– О разном, в том числе разговор крутился вокруг договора субподряда. Потом уже, когда стенограмма попала в прессу, фразы выдернули из контекста. Но речь шла именно об этом.
– А что означала ваша фраза «Шатило меня знает, я с него 10 миллионов снял в свое время»?
– Это отдельная ситуация. Когда я был замглавврача в СОКБ, компания «СМТ» через своего субподрячика «ЦМТ» обслуживала наше недорогостоящее оборудование, которого в нашей больнице очень много. И вот этот субподрядчик допустил серьезный дефект. Контракт на 40 миллионов был разбит на четыре квартала. Мне главный врач поручил разобраться с тем, как были проведены работы за I квартал, так как был выставлен счет около 10 миллионов. Я все проверил, мы прошли по всем отделениям, нашел, что субподрядчик зафиксировал в счете работы, которые не выполнялись. На следующий день состоялся жесткий разговор с директором «СМТ» и его субподрядчиком. Конечно, Шатило это было неприятно, но он повел себя как честный человек, вникнув в ситуацию, снял счет с оплаты и пошел разбираться со своим субподрядчиком.
Так что «снял 10 миллионов» надо понимать, как «снял с оплаты». А так, если выдернуть из контекста, звучит сурово. Так что в разговоре с Рогачевым был такой пример. По поводу самого разговора могу отметить, что аудио- и видеозаписи этой встречи приобщены к делу и заслушиваются в суде. Однако они датированы 22 марта, а заявление свое Алексей Рогачев написал в УФСБ 23-го. И я считаю, что эти записи вообще нелегитимны. Но самое главное, что ничего противозаконного в этом разговоре нет. Обычный разговор двух старых знакомых во внерабочее время.
– Что было после 22 марта с подготовкой к аукциону?
– Мы проанализировали начальные цены, поняли, что не вписываемся в план финансово-хозяйственной деятельности. GE снижать цены отказалась. Тогда мы все-таки решили еще раз посмотреть на цены аналоговых запчастей. Попросили предоставить эти данные и Рогачева, даже отдали ему флешку с запросом на НМЦК, который СОКБ разослала многим месяцем ранее. Но Рогачеву данный запрос тогда не был направлен. Разница в ценах оказалась незначительной, поэтому рисковать мы не стали. И 8 апреля была еще одна встреча с Рогачевым, еще один разговор, который он тоже записал. Я ему сказал, что задание будет прежним, запасные части будут прописаны в соответствии с технической документацией производителя. Все это время он вел переговоры с «СМТ» по поводу субподряда и в итоге его заключил. А теперь этот договор, официально заключенный, трактуется следствием как коммерческий подкуп. Что, на мой взгляд, вызывает большие вопросы.
– Почему?
– По УК РФ коммерческий подкуп – незаконная передача лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческой сфере, денег, ценных бумаг, иного имущества во вред самой организации или ее учредителям. А в данном случае нет даже прямого получения денег, их можно было получить, только выполнив определенный объем работ. И второе – Рогачев в своей компании и учредитель, и директор. Получается, что директор Рогачев, которого подкупали, действовал во вред учредителю Рогачеву.
– И тем не менее компания «ЦЭХ-Здоровье» вышла на торги?
– Нет. Он внес обеспечение контракта, а потом, на следующий день, отозвал заявку. Это имитация. Кстати, утверждается, что это мы с коллегами на него повлияли. Но я его видел последний раз 8 апреля, 28 апреля внес залог и 29-30-го – отозвал. Каким образом сотрудники министерства на него влияли? Не знаю. Следствие тоже об этом не говорит.
– Вас его заявка не удивила?
– После того как документы ушли в ГУОТ, мы уже не общались. Я даже внимания не обратил на это. Он спрашивал до этого, пойти ему на торги или нет. Шатило, насколько я знаю из записей разговоров в материалах дела, говорил: «Хочешь – выходи». А мне было неинтересно это, и времени на это не было. Сейчас видно, что все его действия четко подпадают под провокацию.
– На торги больше никто не выходил?
– Выходили несколько компаний: одна – из Казани, другая – из Москвы. Москвичи были сняты – не заполнили графу «адрес места производства запчастей», а это требование федерального законодательства. В итоге выиграла «СМТ». А через месяц в Минздрав пришли с обыском. Я в это время был в Москве, на учебе в РАНХиГС при Президенте РФ, и из публикаций в интернете узнал, что меня, оказывается, «задержали» в Самаре. Позвонил в Самару, в ФСБ, спросил, что происходит. Мне говорят: разбираемся, не переживайте. Я вынужден был вернуться в Самару, нашел адвоката, узнал, кто следователь, и сам пришел к нему. Естественно, меня отстранили от исполнения обязанностей. Я переключился на работу в больнице по основной специальности.
– Как шло следствие?
– Сначала меня первично допросили, потом провели очную ставку с Рогачевым. И после того, как он на первичных очных ставках начал говорить не то, чего от него, видимо, ждали, его «спрятали» – никто его уже не видел. А следствие «зависло» на 13 месяцев. Так что мы успели даже запустить ГЧП-проект в СОКБ и получить награду от федерального Минздрава за лучший проект ГЧП в РФ, будучи фактически под следствием. 4 сентября 2017 года было предъявлено обвинение.
– Как оно звучит?
– Меня обвиняют в «пособничестве путем дачи совета», а мотивом моим, по мнению следователей, было «желание поднять свой авторитет в глазах министра, проявить себя как грамотного руководителя, умеющего принимать решения в сложных ситуациях». Я считаю, что это юридический шедевр. Все мои знакомые юристы в шоке, консультировался даже с прокурорами и судьями. С точки зрения уголовного законодательства любое наказуемое деяние должно нести общественную опасность. А здесь никто не может нам ответить, в чем она заключается.
– Разве ч. 1 ст. 286 УК РФ «Превышение должностных полномочий», по которой возбуждено ваше дело, не предполагает экономического ущерба?
– В конце предъявленного обвинительного заключения четко написано, что нанесенного ущерба нет, информации о характере и размере вреда, причиненного преступлением, – нет, данных о потерпевшем – нет. И самое главное, контракты до сих пор работают. Ни УФАС, ни прокуратура, ни СК не заявили об их незаконности. Не нашло УФАС нарушений и при проведении торгов: конкурсная документация составлена по закону и правильно. Никаких ограничений нет. Мало того, были жалобы от одной из организаций, которая, в отличие от ООО «ЦЭХ-Здоровье», участвовала в аукционе. И УФАС, и арбитражный суд признали: все в соответствии с законом. Во время расследования ни на СОКБ, ни на Минздрав, ни на физлиц УФАС штрафов не наложило.
– Когда планируется окончательное заседание по вашему делу и какое наказание, по вашему мнению, может запросить обвинение?
– По нашим оценкам, судебный процесс будет длиться до глубокой осени. Что запросят, не знаю. К сожалению, есть ощущение, что на сегодняшний день правда как таковая никого не интересует – теперь уже все бьются за «честь мундира».
