На сочинском олимпийском «периметре» в авральном режиме к началу 2014 года был сооружен многоуров­невый клинический кластер, состоявший из 57 специализированных объектов разного функционала и мощ­ности. Руководитель департамента медицинского обслуживания АНО «Оргкомитет «Сочи 2014» Константин Шатохин в интервью VADEMECUM впервые рассказал о том, как возводились, эксплуатировались и сворачивались олимпийские поликлиники и медпункты.

 «МЫ БИЛИСЬ ЗА КАЖДУЮ КОПЕЙКУ»

– Когда началась работа над медицинскими объектами для Олимпиады – сразу после объ­явления Сочи столицей Игр?

– Значительно позже. Я устроился на работу в оргкомитет, оставив позицию начальника департамента по медицинскому обслужи­ванию одной из российских нефтегазовых компаний, в феврале 2011 года. В тот мо­мент внутри олимпийского «периметра» еще не было построено ни одного капитального объекта, не говоря уже о медпунктах и поли­клиниках. Какие-то сооружения находились на стадии строительства, а какие-то только в виде проектных решений, но как раз в это время начиналось планирование олимпий­ской медицинской инфраструктуры, которую нужно было создавать с нуля.

– Как первоначально формулировалась задача?

– Когда я пришел в оргкомитет на позицию руководителя отдела медицинской методологии, планирование уже шло полным ходом. Моей задачей было определить уровень и виды меди­цинской помощи, ввести основные параметры планирования, рассчитать количество объек­тов медицинской инфраструктуры, определить и согласовать места их расположения, соста­вить перечень оборудования, сделать первые шаги по планированию штатного расписания, определить порядок оказания помощи – то есть, по сути, разработать медицинскую програм­му Игр. Позднее я был назначен на должность руководителя управления, а затем – на пози­цию директора департамента по медицинскому обслуживанию. В этот период мы приступили к проектированию медицинской инфраструк­туры, а также перешли к детальному планиро­ванию штатного расписания, оснащения наших учреждений. В целом у нас было шесть основных направлений деятельности: инфраструктура, персонал, снабжение и логистика, политика и процедуры, внутренние и внешние взаимодей­ствия, а также «работа в поле», где все связыва­ется воедино.

– Что в итоге представляла собой медицинская инфраструктура Игр?

– В общей сложности 57 медицинских объек­тов внутри олимпийского «периметра», в том числе 16 пунктов первой помощи, 38 медпун­ктов для зрителей и спортсменов и три поликлиники для спортсменов и членов олимпий­ской семьи. Пункт первой помощи – комната около 20 кв. м для первичного осмотра па­циента, как правило, на удаленных от мед­пунктов участках олимпийских объектов. Медицинские пункты – это мини-клиники площадью от 60–70 до 200 кв. м. В медпун­ктах для зрителей силами врачей-терапевтов или врачей скорой медицинской помощи обеспечивалось оказание неотложной помо­щи. Эти медпункты располагали одним-двумя врачебными кабинетами, а также вспомога­тельными помещениями. В медпунктах для спортсменов был реализован более широкий перечень видов медицинской помощи – вели прием травматологи, была доступна физиоте­рапия, на хоккейных аренах предусмотрены кабинеты стоматологов, в Центре санного спорта – дежурство невролога.

В каждой из трех олимпийских деревень – Ос­новной олимпийской деревне в Имеретинской низменности, Горной олимпийской деревне на хребте Аибга («Роза Хутор») и Дополнительной горной деревне на хребте Псехако (Комплекс «Лаура») – открылись поликлини­ки площадью от 1 000 до 2 600 кв. м. В целом мы старались обеспечить их идентичными сервисами – везде были представлены экс­тренные службы, включая дежурство бри­гад скорой медицинской помощи, базовая лучевая, функциональная и лабораторная диагностики, врачи общего профиля и узкие специалисты по более чем 20 специальностям. Но и различия были. Например, трейлеры с МРТ и КТ располагались только в деревне на «Розе Хуторе» из-за большего спроса на эти услуги, связанного со спецификой пред­ставленных там видов спорта. В прибрежной деревне действовало больше персонала – там, например, должны были работать три-че­тыре врача общей практики одновременно, в то время как в Дополнительной горной деревне было достаточно одного такого специалиста.

Кроме того, городская станция скорой меди­цинской помощи предоставила нам 52 маши­ны скорой медицинской помощи, а админи­страция Сочи развернула дополнительную подстанцию скорой помощи в здании Цен­трального олимпийского стадиона «Фишт», отвечающую за координацию указанных бригад. Предполагалось, что в случае тяже­лых травм спортсмены будут эвакуироваться в клиники за пределы олимпийского «периме­тра» – в Краевую больницу №4 Адлера, Город­скую больницу №8 поселка Красная Поляна и Городскую больницу №4 в Сочи, а также в особых случаях – в Краевую клиническую больницу №1 им. С.В. Очаповского в Крас­нодаре. Эти клиники были предварительно выбраны Международным олимпийским комитетом (МОК) для лечения спортсменов и членов олимпийской семьи и получили ста­тус олимпийских больниц.

– При составлении медицинской «карты» олим­пийского Сочи наверняка пришлось учитывать мировые стандарты?

– Конечно, мы отталкивались от требований международных спортивных федераций, МОК и МПК. Эти нормы достаточно общие, в них прописаны необходимые объемы медицин­ской помощи, но не говорится, например, какой площади должны быть медицинские объекты и где конкретно они должны быть расположены. В этой части мы ориентирова­лись преимущественно на российские норма­тивы, международный опыт и здравый смысл.

Предполагалось, что на каждом несоревно­вательном объекте, например, в отеле МОК, в Главном медиацентре, в Олимпийском парке должно быть не менее одного медицинского пункта для зрителей или посетителей. На ка­ждом соревновательном объекте, например, во Дворце зимнего спорта «Айсберг», мы размещали как минимум один медпункт для спортсменов и один медпункт для зрителей, так как пересечение клиентских потоков не предусматривается ни правилами зониро­вания олимпийских объектов, ни требования­ми МОК, МПК и международных федераций. По факту, поскольку объекты были сложные и масштабные, медпунктов было запланиро­вано и построено больше. Например, на Цен­тральном олимпийском стадионе мы поста­вили три медпункта, но при этом пришлось разместить еще пять пунктов первой помощи, а также в пиковые дни использовать 32 мо­бильные медицинские бригады и до 12 машин скорой помощи.

К месту расположения медицинской инфра­структуры были свои требования. Медпункты для спортсменов на ледовых аренах мы раз­мещали как можно ближе к зоне проведения соревнований, а для открытых объектов – к так называемым зонам выката, например, на финише горнолыжной трассы.

В ходе планирования мы также определили временные нормативы оказания помощи. Например, решили для себя, что медпомощь спортсменам на игровом поле должна ока­зываться максимум в пределах трех минут, но всегда стремились к одной минуте. Для зрителей максимальное время оказания помощи мы заявляли как пять минут. И мо­бильные бригады старались расставлять таким образом, чтобы они смогли, укла­дываясь в норматив, добежать или доехать на лыжах, на снегоходах или электромобилях до пострадавшего.

– Как финансировалось создание олимпийских медицинских объектов?

– Сейчас сложно точно посчитать. Президент оргкомитета Дмитрий Чернышенко всегда ставил задачу решать вопросы с максималь­ной эффективностью и минимальными затратами. И мы старались оптимизировать расходы, жестко отстаивать свои интересы перед контрагентами, бились за каждую ко­пейку. Мы проводили большую работу с соб­ственниками олимпийских объектов, постав­щиками оборудования и другими партнерами, и в результате таких переговоров часть затрат они брали на себя.

Ряд ответственных исполнителей Программы строительства олимпийских объектов были готовы взять на себя обязательства, в том чис­ле и по подготовке медпунктов. Мы, в свою очередь, обеспечивали надлежащую разра­ботку медицинской технологии и получали готовые помещения, оснащенные мебелью и медицинским оборудованием.

Что касается более крупных объектов, то одна из наших поликлиник была полностью подго­товлена и оснащена собственником объекта, нам оставалось за свой счет завезти туда толь­ко медицинское оборудование. Собственник другой поликлиники подготовил помещения под установку мебели и оборудования, а в по­столимпийский период выкупил имущество для дальнейшего использования, компенси­ровав, таким образом, и часть наших затрат.

Самой «многострадальной» с точки зрения привлечения инвестиций и дальнейшего проектирования оказалась поликлиника в Прибрежном кластере. Собственник объекта не хотел брать на себя лишние затраты, эта позиция собственника была закреплена в исходных документах и матрицах разграничения ответственности. Когда мы включились в эту работу, было уже поздно менять принципи­альные договоренности. Однако мы не полу­чили поддержки и в части предлагаемых нами решений, в том числе по привлечению инве­сторов, готовых построить и оснастить поли­клинику при условии сохранения ее за собой в постолимпийском периоде. Сложности были связаны в большей степени с наличием существенных обременений у собственников олимпийских объектов, получавших финан­сирование в рамках Программы строительства олимпийских объектов. Если бы мы продол­жали пробиваться через бюрократические барьеры, то рисковали бы остаться вообще без поликлиники, что стало бы грубейшим нару­шением требований наших международных стейкхолдеров. В итоге был выбран путь наименьшего сопротивления – собственник выделил нам уже построенный жилой кор­пус, и мы сами занимались его техническим переоснащением.

– Для оснащения медучреждений вы привлека­ли профильных спонсоров?

– Большую часть тяжелого диагностическо­го оборудования поставил маркетинговый партнер МОК – компания General Electric. GE обеспечила нас аппаратами КТ и МРТ на базе трейлеров, мобильными рентгенами, УЗИ и ЭКГ. Кроме того, оргкомитету удалось самостоятельно привлечь маркетинговых пар­тнеров в статусе «поставщик Игр», которые предоставили нам ортопедические изделия, физиотерапевтический инвентарь и обору­дование, а также перевязочные материалы на общую сумму чуть менее 20 млн рублей.

Благодаря такой оптимизации медицинский бюджет в Сочи оказался в два с половиной – три раза меньше, чем в Ванкувере. И в то же время мы ничем не уступили предшественни­кам по уровню оснащения объектов и каче­ству предлагаемых сервисов.

– В какие сроки вам пришлось укладываться?

– Основная часть медпунктов в составе вре­менной инфраструктуры должна была быть введена в эксплуатацию осенью 2013 года. А медпункты в капитальных объектах возво­дились вместе с основными олимпийскими сооружениями к концу 2012-го – началу 2013 года. То есть к первым большим тестовым соревнованиям все должно было работать.

«НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ, ПЕРЕДЕЛКИ, БОРЬ­БА ЗА ПЛОЩАДИ»

– Кто проектировал медицинские объекты? С учетом ответственности и аврала застрой­щики, наверное, привлекли профильные компании?

– Напротив, в основном это были компании, не имеющие ничего общего с медициной. Собственник, например, разрабатывал проект деревни, занимающей десятки тысяч ква­дратных метров, где были столовые, спортза­лы и в том числе медицинские учреждения. На всех этих объектах работал один генераль­ный проектировщик, который по каждому типу сооружений взаимодействовал с соответ­ствующим функциональным подразделением оргкомитета, а для проектирования особых разделов привлекал субподрядчиков.

– И у непрофильных проектировщиков не воз­никало проблем из-за отсутствия опыта работы в медицинской сфере?

– Какие-то проблемы, конечно, были, и мы старались максимально помочь коллегам, но основные сложности были обусловлены скорее внешними факторами. Например, у нас часто менялось расположение объектов – мы могли, заранее со всеми договорившись, занять удобную позицию для медицинского объекта, а потом выяснялось, что она кон­фликтует с функционалом соседних подраз­делений. Приходилось перемещаться, пере­проектировать. Так что можно сказать, что неопределенность, постоянные переделки, война за площади оказались самыми острыми нашими проблемами.

Но главным, почти неразрешимым конфлик­том было то, что в России нет регламентов и нормативных документов для временных медицинских учреждений. То есть мы должны были строить объекты с соблюдением всех са­нитарных норм и получать для них лицензии как для капитальных лечебных учреждений. Иногда доходило до абсурда. Например, мы находили отличное помещение, но оказыва­лось, что кабинет врачебного приема меньше нормативных площадей, или не имеет есте­ственного освещения, или у него не откры­вающиеся окна – приходилось отказываться от помещения в пользу другого, нередко менее удобного по расположению. Другой при­мер – кабинет уролога по нормам должен быть оснащен эндоскопами и моечными машинами для них. Перед нашими урологами не стояла задача заниматься эндоскопическими иссле­дованиями, но мы все равно были вынуждены заказывать для них все это оборудование. Так же, как и закупать, например, секундомеры для оснащения кабинетов терапевтов, притом что каждый мобильный телефон сейчас имеет эту функцию. Все эти нормативные казусы во многом замедляли и значительно удорожа­ли весь процесс.

– Почему временным объектам не дали регла­ментных послаблений на период Игр?

– Мы с самого начала говорили о том, что необходимо отменить лицензирование ме­дицинской деятельности на олимпийских объектах, поскольку в этом нет смысла. Это было озвучено на заседании штаба в Минздра­ве моим руководителем еще в 2011 году. Тогда нас поддерживали многие специалисты, в том числе руководитель ФМБА России Владимир Уйба. Но, к сожалению, наши предложения так ни к чему и не привели.

– А когда завершились все подготовительные работы по медицинской инфраструктуре?

– На 100% все было готово только в самый последний момент. За две недели до откры­тия Игр несколько медучреждений, в том числе поликлиники, еще доделывались – куда-то еще поставлялось оборудование, где-то даже шли последние отделочные работы. Это было связано с физической готов­ностью объектов в самый последний момент, отсутствием возможности хранить имущество в строящихся объектах без охраны, нашими замечаниями к подготовленным для нас по­мещениям и иными причинами. Были и тех­нические аварии, которые сегодня кажутся курьезом, а тогда воспринимались как ката­строфа. Например, за день до открытия одной из поликлиник на крышу здания, где она располагалась, заехал снегоуборочный грей­дер, по зданию пошла трещина, образовалась протечка воды, повредилась система отопле­ния и канализации. И вот представьте – зав­тра первый день работы поликлиники, долж­на приехать медицинская команда, а накануне ночью в 30% помещений вскрывают полы, где-то с потолка льется вода. И таких историй уйма. Но в целом, когда в деревни заехали спортсмены, у нас боеспособно работали все поликлинические сервисы.

«ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫМ СПРОСОМ ПОЛЬЗОВАЛАСЬ СТОМАТОЛОГИЯ»

– На эксплуатационных показателях медицин­ской инфраструктуры проектно-строительные неурядицы сказались?

– Нет, нам в этом смысле повезло. На Олим­пийских играх в Сочи не было летальных и большого количества запредельных по тя­жести случаев. Если кто-то травмировался, то это происходило в доступных для эваку­ации местах. Бригады реагировали очень быстро, например, рекорд по подходу к по­страдавшему на санно-бобслейной трассе, его экспресс-осмотру, полной «упаковке» с учетом его фиксации в вакуумном матраце и извлечению – три минуты – показатель, которому могут позавидовать специали­сты многих стран. Однако надо признать, что не всегда удавалось добиться таких резуль­татов, были и коммуникационные накладки и недоработки. В таких вопросах предела совершенству нет.

Были и негативные моменты. Например, явное недовольство наших зарубежных коллег было вызвано отсутствием у наших специ­алистов, работающих в зоне проведения соревнований, наркотических анальгетиков. Включить их в комплект мобильной бригады не позволяло законодательство. Особенно остро проблема стояла для горнолыжного спорта, сноуборда и фристайла. Мы бились за олимпийские преференции, вели длительные переговоры, но, к сожалению, в части оборо­та наркотических анальгетиков федеральные власти остались непреклонными. Однако мы добились ряда послаблений для врачей нацио­нальных сборных. В частности, благодаря изме­нениям в федеральный закон №329 «О физиче­ской культуре и спорте» врачам национальных команд на время Игр было разрешено оказывать медицинскую помощь членам своих делегаций в соответствии со стандартами страны, из ко­торой они приехали. Также была обеспечена возможность для врачей национальных сборных ввозить наркотические анальгетики на террито­рию Российской Федерации для использования при оказании медицинской помощи членам своих команд. Со своей стороны, по согласова­нию с Международной федерацией горнолыж­ного спорта (FIS), мы внесли ряд корректировок в правила оказания медицинской помощи в зоне проведения соревнований, допустив врачей ко­манд к участию в оказании первой помощи. По­лучив нарукавные повязки члена медицинской команды оргкомитета и возможность применять препараты, которые они привыкли использовать в критических ситуациях, врачи команд успо­коились и остались благодарны нашей гибкости в принятии решений.

– Какие медуслуги во время Игр оказались осо­бенно востребованными?

– Из диагностических процедур традиционная популярность у рентгенографии и УЗИ. С пер­вых дней у нас возникла очередь из желающих записаться на МРТ-исследования на два-три дня вперед, не считая экстренных исследо­ваний, проводимых вне графика. Из числа врачей-специалистов – это, конечно, общая практика, травматология-ортопедия, физи­отерапия, были востребованы офтальмологи и ЛОР-врачи, но, думаю, это традиционный набор. Дополнительным сервисом к офтальмо­логии и оптометрии было изготовление очков взамен утраченных или сломанных. Услуга оказалась чрезвычайно востребованной. Думаю, что не обошлось и без злоупотреблений, при­ходилось раздавать десятки пар очков в день, в том числе тем, кто просто хотел воспользо­ваться бесплатной услугой. Как всегда на Играх, исключительным спросом пользовались стома­тологические услуги. Правда, этих специали­стов посещали не столько спортсмены, сколько члены делегаций и даже просто персонал дере­вень, – услуга была полностью бесплатной, и все пользовались такой возможностью.

– Как оценили работу медицинской службы в Сочи МОК и МПК?

– Мы получили высокие оценки. МОК прово­дил опрос среди спортсменов и членов нацио­нальных делегаций, в котором просил оценить медицинские сервисы, предоставляемые ор­ганизаторами во время Игр, по пятибалльной шкале. Если не ошибаюсь, мы получили 4,7 бал­ла. Возьму на себя смелость сказать, что наши результаты, особенно в части поликлинических сервисов и качества медицинской инфраструк­туры, были выше, чем у наших предшественни­ков в Ванкувере, которые до нас были образцом для подражания. Также хочу напомнить, что XI Паралимпийские зимние игры в Сочи были признаны лучшими в истории Паралимпийски­ми зимними играми. И, безусловно, медицин­ские сервисы внесли свой вклад в общий успех.

– Все медицинские объекты после Олим­пийских и Паралимпийских игр продолжили эксплуатироваться?

– Олимпийские больницы продолжают рабо­тать, испытывая на себе все вызовы реформы здравоохранения. Что касается временной инфраструктуры, она вся была демонтирована сразу после Игр. Сейчас остались медпункты только на соревновательных объектах, которые изначально строились как постоянные. Соб­ственники всех олимпийских деревень по-сво­ему используют поликлиники. В Дополнитель­ной горной деревне поликлиника изначально готовилась для постолимпийского использова­ния. В Горной олимпийской деревне на «Розе Хуторе» после Игр собственник объекта выку­пил мебель и оборудование, и сейчас реализует проект по созданию санаторной и поликлини­ческой базы в горах. В Основной олимпийской деревне собственник буквально два месяца назад открыл поликлинику на прежнем месте и развивает медицинские сервисы, ориентиро­ванные на туристов и местных жителей. Думаю, что услуги этих учреждений будут востребова­ны, так как Сочи – действительно всесезонный курорт, и спрос на него растет.

строительство объектов медицинского назначения, девелопмент, строительство, строительство больниц, строительство поликлиник