На 2020 год пришелся один из тех редких случаев, когда сотрудникам правоохранительных структур и экспертам в сфере безопасности лекарственного обращения удалось распутать мошенническую схему и выйти на ее предположительного организатора: в Санкт-Петербурге были арестованы и отправлены в СИЗО шесть подозреваемых в хищении онкопрепаратов общей стоимостью более 100 млн рублей. Существование «серого» рынка, по оценкам информированных источников, обходится производителям в миллиарды рублей ежегодных потерь. Как именно действуют нелегалы, похищающие и перепродающие дорогостоящие лекарства, каков истинный масштаб бедствия и что ему можно противопоставить, разбирался Vademecum.
«Приходит сотрудник по безопасности из крупной международной корпорации на работу в фармкомпанию и начинает вещать: «Да мы там такие раскрывали темы! Мы иногда вооруженную охрану с грузовиками отправляли». Я отвечаю: «Ну и флаг в руки – ты можешь хоть каждую упаковку онкопрепарата с охраной сопровождать, не в этом дело». Люди не понимают, что разница между теневым рынком, например, табака и лекарств – невероятная. Нет в фармотрасли такого лобового криминала с автоматами. Это интеллектуальные люди, совсем не дураки», – характеризует много‐ миллиардный «серый» рынок лекарств независимый эксперт по правовой безопасности Владимир Аникеев. По его мнению, рынок перепродажи препаратов в Рос‐ сии возник и окреп на фоне сильного перекоса в уровне лекарственной обеспеченности регионов и двух столиц. «Причина перекоса, – поясняет Аникеев, – в стимулирующих выплатах со стороны фармкомпаний – как врачам, так и своим территориальным директорам – за назначения и объемы продаж препаратов. Больше возможностей для выполнения плана было, конечно, в Москве и Петербурге, где формировался переизбыток лекарств. Поскольку рынок онкопрепаратов в России имеет предельную емкость, столичные «излишки» похищались и перепродавались по регионам. Фармбизнес не понимал, какого монстра создает, а государство вообще не имело инструментов учета и контроля».
Участники «серого» рынка таким образом выполняли функцию перераспределения товарных потоков, что на протяжении какого-то времени ни международные, ни российские фармкомпании особо не тревожило. Версию Аникеева косвенно подтверждает наделавшая в июле 2018 года шуму история, когда на складе в Санкт-Петербурге была обнаружена партия препарата Ацеллбия (ритуксимаб) с истекшим сроком годности общей стоимостью 120 млн рублей. Позже, в ноябре 2018 года, в том же Питере были найдены непригодные для применения лекарства еще на 300 млн рублей.
Аникеев утверждает, что найденные лекарства – следствие того, что в Санкт-Петербурге временно перестали похищать препараты и поддерживаемый «серым» рынком «баланс» нарушился. Врачи стали осторожничать из-за открывшихся расследований как минимум по двум резонансным эпизодам, связанным с лекарственными махинациями. В первом фигурировала чиновница городского Комитета по здравоохранению Людмила Сычевская, чьи действия, по версии следствия, привели к тому, что в 2013–2015 годах в Минздрав РФ направлялись превышающие реальную потребность региона заявки на препараты из номенклатуры госпрограммы высокозатратных нозологий, а в результате бюджет Санкт-Петербурга потерял 195 млн рублей. Примечательно, что уголовное дело по ч. 1.1 ст. 293 УК РФ (халатность, повлекшая за собой причинение особо крупного ущерба) в отношении Сычевской было возбуждено только в августе 2020 года, а в ноябре закрыто – за истечением срока давности.
Второй известный кейс – тоже питерский. С 2012 по 2015 год бывший региональный менеджер швейцарской Roche Владислав Александров и житель Екатеринбурга Евгений Захаров похитили препараты почти на 63,7 млн рублей. Александров платил онкогематологам якобы за участие в конференциях, а те выписывали подложные рецепты на ритуксимаб, отовариваемые в одной из точек сети «Петербургские аптеки», Захаров же сбывал полученные по этой нехитрой схеме лекарства на «черном» рынке. Расследование тут велось быстрее, чем в случае с Сычевской, но в мае 2019 года Александров заключил сделку со следствием, за что получил два года колонии условно.
В октябре 2020 года, опять же в Санкт-Петербурге, была выявлена еще одна группа махинаторов. На местного жителя Сергея Войтовича заведено уголовное дело по п. «б» ч. 4 ст. 158 УК РФ (кража в особо крупном размере). Как показало расследование, медработники нескольких онкологических медучреждений, начиная с 2019 года, недообеспечивали пациентов препаратами, а накапливающиеся таким образом «излишки» передавали для продажи. В багажнике машины жены организатора махинации Алеси Войтович нашли 9,6 млн рублей, при обыске квартиры Войтовичей были обнаружены онкопрепараты на 100 млн рублей, около 30 золотых слитков и 30 млн рублей.
ОТТЕНКИ ТЕНИ
Стоит оговориться, что нелегальный рынок фармпрепаратов – понятие обширное, подразумевающее торговлю и откровенными подделками, и контрабандой, и продуктами с истекшим сроком годности, и прочим другим фальсификатом. В этом кейсе речь пойдет лишь о происхождении сворованных лекарств и каналах сбыта краденого. Чаще всего в «серых» продажах фигурируют средства для терапии орфанных заболеваний, онкопрепараты и другие дорогостоящие лекарства, закупающиеся за государственный счет и, как правило, применяемые в стационарных условиях. И масштабы нелегальной торговли, организованной в параллель с легитимной товаропроводящей цепочкой, весьма внушительны. Только по онкопрепаратам Roche за неполный 2020 год совокупная стоимость отслеженных самим производителем госконтрактов с сомнительными поставщиками превысила 140 млн рублей. За счет чего движется эта карусель?
Владелец регионального медицинского бизнеса в беседе с Vademecum описал два известных ему источника генерации «левых» лекарств. В первой схеме задействован оптовик, выигравший аукцион и официально закупивший у производителя или дистрибьютора законтрактованный продукт, но отгрузивший заказчику не всю партию товара, а лишь ее часть – разумеется, по договоренности с актирующим полноценную поставку персоналом заказчика. Высвободившийся же таким образом объем продукции перепродается.
Во второй схеме занят непосредственно медперсонал, недодающий лекарства пациентам, как правило, в круг посвященных входят завотделением, старшая медсестра, завскладом, иногда и главврач, перечисляет собеседник Vademecum. «Сэкономленные» на больных дозы препаратов аккумулируются и отправляются на продажу – через оптовиков, фармацевтов или врачей. Правда, на гостендерах лекарства, собранные по второй схеме, перепродать сложнее – из-за требований к остаточному сроку годности.
Каким образом вскрываются подобные махинации? В легальном происхождении товара при госзакупках может усомниться заказчик (администрация, врачи, медперсонал), производитель (упаковщик, официальный дистрибьютор) законтрактованного препарата, Росздравнадзор в ходе очередной проверки либо не получившие положенных лекарств пациенты.
Первый признак, по которому заказчик может уже на приемке товара заподозрить неладное, – нарушение холодовой цепи, если речь идет о термолабильных препаратах, а возможность проверки соблюдения температурного режима прописана в контракте. ДГКБ Нижнего Тагила, например, в 2018 году отказалась принимать партию Хумиры (адалимумаба) у компании «Яркая звезда» на том основании, что показания термоиндикаторов указывали на нарушение правил транспортировки. А вот другой случай: в августе 2019 года закупочный департамент Минздрава Карелии в одностороннем порядке расторг контракт на поставку орфанного препарата ромиплостима в связи с тем, что контрагент – дистрибьютор «Фармбонус» – проигнорировал справедливое требование заказчика предоставить снабженные показателями термодатчиков сведения о соблюдении холодовой цепи на всех этапах движения товара от производителя до места приемки.
Еще один позволяющий отследить происхождение продукта документ – протокол согласования цены. Поставщик обязан указать всех участников товаропроводящей цепочки, подтверждая тем самым соблюдение порядка применения оптовых надбавок. Это нормативное требование помогло выявить контрафакт в процессе закупки Крымским областным онкодиспансером препарата Кадсила (трастузумаб эмтанзин) – выигравшая в октябре 2019 года аукцион компания «Русь-Фарма» указала в протоколе, что приобрела препарат у «Поставщика №2», что не удовлетворило заказчика.
Помимо этого, в документе содержались некорректные данные по фактической оптовой надбавке. Эти нарушения стали поводом для сверки маркировки, с помощью которой и выяснилось, что «всплывшие» в Крыму лекарства ранее уже были отгружены по заказам Самарского онкодиспансера и Агентства по закупкам Департамента здравоохранения Москвы. За 2019 год, итогом которого для «Русь-Фармы» стало занесение в реестр недобросовестных поставщиков, компания заключила госконтракты на 136,4 млн рублей, а упомянутый выше «Фармбонус» – почти на 125 млн рублей, притом что оба поставщика были на тендерном рынке новичками.
Проблема в том, что ФЗ-44 «О контрактной системе в сфере госзакупок» «серых» поставщиков не только не останавливает, но в некотором роде поощряет: победителем аукциона становится тот, кто предложит меньшую цену.
Акторы «серого» рынка, с учетом приближенной к 100% маржинальности перепродажи, могут позволить себе любой демпинг. Впрочем, предложение слишком низкой цены тоже может (и должно) насторожить заказчика. Известен случай с компанией «Аргентум», выставившей в 2017 году на аукционе Свердловского онкодиспансера по ритуксимабу цену, чуть ли не вдвое меньше среднерыночной. Бдительный закупщик обратился в прокуратуру, так и выяснилось, что производитель ритуксимаба «Биокад» никаких дел с «Аргентумом» никогда не вел (зато эта компания участвовала в описанной выше мошеннической схеме по перепродаже продуктов Roche).
Помимо документальных огрехов или подозрительно низкой цены, заказчик может обратить внимание на признаки кустарно воспроизведенной упаковки – отличные от оригинальной версии шрифты, неверная информация о производителе. Признаки контрафакта угадываются и в товарной укладке, порядок которой строго регламентирован производителем, и в том, кто и как доставляет заказ, рассказал Vademecum представитель крупной производственной компании.
Большинство производителей сами тщательно мониторят госзакупки своих препаратов. «В случае если победителем аукциона становится неизвестный нам дистрибьютор, а заявляемая им цена упаковки значимо ниже среднерыночной, мы направляем поставщику запрос о происхождении продукции, а параллельно сверяем информацию с первичным дистрибьютором, – объясняет руководитель отдела по стратегическому взаимодействию с органами государственной власти и развитию здравоохранения российского представительства компании Roche Дмитрий Козлов. – Затем мы информируем Росздравнадзор и правоохранительные органы о потенциально ненадлежащем поведении субъекта обращения лекарственного препарата на рынке, предоставляем им имеющуюся информацию и аналитику». Тревожным сигналом может служить и завышенная объявленная цена контракта, добавляет представитель Roche, кроме того, производителем отслеживается информация об аффилированности выходящих на тендеры поставщиков с компаниями, уже попавшими в список неблагонадежных.
СЛЕДЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ
По всем правилам, заказчик в случае подозрений или обнаружения явных признаков контрафакта должен приостановить приемку, поместить товар в карантинную зону, составить акт изъятия препарата из оборота, подробно уведомив об инциденте поставщика и Росздравнадзор. До выяснения всех обстоятельств, что может затянуться на несколько месяцев, препараты не могут быть использованы, а средства закупщика оказываются фактически «заморожены». Денег на приобретение новой партии препарата у заказчика, как правило, нет, к тому же на проведение любой закупки потребуется время, а прерывать лечение недопустимо, особенно когда речь идет об онкопациентах.
В таких случаях медучреждения чаще предпочитают выбрать «лучшее из худшего» – принять товар, невзирая на неуверенность в добросовестности поставщика и предупреждения со стороны производителя. «Никакого обменного фонда нет, – рассказывает вице-президент ГК «Р-Фарм» по онкологии Лариса Смирнова. – Проблема – в скорости фиксации того факта, что товар не соответствует требованиям законодательства. Нужно, чтобы за этим следовало немедленное возвращение процедуры закупки на начальный этап и переобъявление торгов».
Но часто бывает и так, что у заказчика нет формальных оснований отказаться от приемки подозрительного товара даже в случае поступления жалобы со стороны производителя (официального дистрибьютора): у контрагента все необходимые документы на руках. «Достать сертификат производителя, как и паспорт качества – не проблема, – утверждает эксперт по безопасности Владимир Аникеев. – Достаточно иметь своего человека в дистрибуции или аптечной сети». Менеджер одной из крупных фармкомпаний подтверждает распространенность подобной практики:
«Был случай, когда производитель пожаловался, что не работает с этим поставщиком, хотя при приемке нам показывали накладную с печатями этого производителя, и мы ничего не могли сделать. Действуют нагло».
«Заказчик здесь – заложник ситуации. Если товар формально соответствует описанным в контракте требованиям, он не может отказаться от него – у него есть отведенный для приемки срок», – рассуждает главный юрист экспертно-консультационного центра Института госзакупок Алексей Федоров. Отказ заказчика от заключения контракта грозит обращением поставщика в ФАС.
«Он же предложил самую низкую цену, – объясняет Аникеев. – И такой поставщик легко может обратиться в ОБЭП или прокуратуру с заявлением, что главврач принимающего медучреждения находится в сговоре с кем-то из участников тендера и потому пытается заключить контракт с тем, кто предложил более высокую цену». Приостановить оборот серии препарата может Росздравнадзор – по обращению, например, производителя, и только после такой санкции регулятора у заказчика появляются полномочия не принимать товар.
Попадание актора нелегального оборота лекарств в реестр недобросовестных поставщиков само по себе особых последствий для организаторов мошеннических схем не несет: купить новое юрлицо с фармлицензией можно даже на Avito.
Минимизировать активность участников «серого» рынка, по идее, способно внедрение системы обязательной маркировки лекарств, работающей пока в неполноценном «уведомительном режиме». Статистика Росздравнадзора демонстрирует улучшение ситуации после старта маркировочного эксперимента: если в 2016 году служба по тем или иным причинам изъяла из обращения 1 938 серий препаратов, то за девять месяцев 2020 года – уже 363 серии. При работающей системе маркировки при приемке фармпродукции и сканировании штрихкодов заказчик сможет автоматически проследить путь препарата от производителя, говорит Лариса Смирнова. Однако проблем напоровшегося на контрафакт заказчика, связанных с «заморозкой» товара и денег, приносимая маркировкой прозрачность, увы, не решит.
