БУМАЖНЫЙ ПОСЛЕД

«Это как раз та ситуация, когда у семи нянек дитя без глазу», – говорит председатель Комитета Госдумы по экологии и охране окружающей среды Владимир Бурматов, характеризуя взаимодействие регуляторов, курирующих сферу обращения с медицинскими отходами. Депутат имеет в виду прежде всего Минприроды, отвечающее за «чистоту» утилизации любого мусора, и Минздрав, призванный следить за продуцирующими отходы медучреждениями.

Базовый отраслевой документ – ФЗ-89 «Об отходах производства и потребления» (Закон об отходах) – был утвержден в 1998 году. А в 2008-м биологические и медицинские отходы из-под его действия, а значит, и из зоны прямой ответственности Минприроды, выпали: в документ была внесена поправка, что обращение этого вида отходов регулируется «соответствующим законодательством», которого в тот момент, строго говоря, не существовало. Статья о медицинских отходах, появившаяся лишь в 2011 году в рамочном ФЗ-323 «Об основах охраны здоровья граждан», определяла разделение медотходов на пять классов – от эпидемиологически безопасных до радиоактивных – и отсылала участников отрасли к профильному СанПиНу редакции 2010 года «Санитарно-эпидемиологические требования к обращению с медицинскими отходами».

«Эта отрасль находится на неком водоразделе: никто не может определить, какое из ведомств должно ее курировать», – описывает Vademecum административно-правовую коллизию зампредседателя комитета Торгово-промышленной палаты РФ по природопользованию и экологии, член Общественного совета Минприроды РФ Владислав Жуков. У Минприроды, говорит он, свои аргументы: «Мы не можем регулировать этот сегмент, потому что основные риски, связанные с обращением медотходов, не относятся к нанесению вреда окружающей среде или здоровью человека по токсикологическим или иным показателям, а связаны с санитарно-эпидемиологическими рисками, за которые ответственен Минздрав».

У Минздрава, по словам Жукова, свои резоны: «Да, действительно, это находится в зоне нашего ведения, но мы занимаемся прежде всего профилактикой и компенсацией риска, связанного с медотходами, и их инфекционным началом в границах подведомственных нам медучреждений. Здесь мы с нашим СанПиНом успешны и эффективны. Но мы не можем регулировать ту часть процесса, когда медотходы покидают медорганизацию и становятся просто отходами, за которые отвечает Минприроды».

«Пока тема будет болтаться между Минприроды и Минздравом, – считает Жуков, – это будет классическая ситуация пинг-понга: шарик получил – шарик передал. Игра будет бесконечной». Минприроды в ответе на запрос Vademecum о ситуации в отрасли мнение эксперта из ТПП невольно подтверждает: положение о ведомстве указывает на министерство как на куратора сферы отходов, но в законодательстве по медотходам есть отсылка к санитарно-эпидемиологическим нормам, поэтому информацией о состоянии и показателях отрасли Минприроды не располагает.

Отсюда все проблемы контроля: Роспотребнадзор уполномочен проверять деятельность медучреждений на соответствие СанПиНу, а Росприроднадзор – предприятий по обращению с отходами по своим нормативам. «Из-за разрыва в этой цепочке медотходы, как правило, куда-то пропадают. Куда – можете догадаться», – резюмирует Жуков. По оценкам операторов «мусорного» рынка, от 50% до 90% инфицированных или потенциально инфицированных медицинских отходов (класса «Б» и «В») не утилизируются должным образом, а захораниваются на несанкционированных площадках. И эта доля, увы, практически не уменьшается.

На упомянутые классы «Б» и «В» приходится до 15% общего объема медотходов. Вот что подразумевается под этими классами: к «Б» относятся медицинские инструменты и материалы, контактировавшие с кровью и другими биологическими жидкостями человека, части тканей и органов после операций, остатки пищи из инфекционных отделений, остатки живых вакцин; к «В» – «чрезвычайно эпидемиологически опасные» отходы инфекционных отделений, фармацевтических и иммунобиологических производств.

Отходы классов «Б» и «В» подлежат обязательному обеззараживанию («В» – в пределах медучреждения). Литерами «Г» и «Д» в нормативных документах обозначена малая по объему группа токсичных и радиоактивных отходов. А наибольшая доля медотходов приходится на класс «А» – это, по сути, образующиеся в больнице твердые бытовые отходы (в СанПиНе так и указано: «приближенные по составу к ТБО»), которые регламент предписывает упаковывать в маркированные емкости (чаще всего – одноразовые пакеты).

Получается, отходы класса «А» и обеззараженные класса «Б» и «В» можно подвести под действие ФЗ-89, и значит, применить к ним нормы по обращению с ТБО? Не все так просто. В утвержденном Росприроднадзором федеральном классификационном каталоге отходов (ФККО) есть группа «Отходы при обезвреживании биологических и медицинских отходов», но указаниями на конкретные классы эта строка не заполнена, поэтому пока нормы ФЗ-89 на медотходы не распространяются, сообщало Минприроды в 2015 году в своем разъяснительном письме участникам рынка.

Впрочем, и тут делалась оговорка: медотходы возможно классифицировать как ТБО лишь в том случае, если таковые «после соответствующей обработки и обеззараживания утратили эпидемиологическую и токсикологическую опасность». Аналогичное допущение делается в письме Росприроднадзора от 2016 года. На вопрос, легально ли хотя бы отходы класса «А» возить на полигоны для ТБО, подрядные организации до сих пор пожимают плечами: на усмотрение больницы, подрядчика и принимающего полигона.

Не меньше путаницы в вопросе о лицензировании деятельности в сфере обращения с медотходами. «Выпадение» сегмента из ФЗ-89 и отсутствие его упоминания в ФЗ-99 «О лицензировании отдельных видов деятельности» означает, что лицензия на обращение с медотходами провайдерам вроде бы не требуется. И в то же время медотходы класса «Г» (лекарства с истекшим сроком годности, ртутьсодержащие предметы и оборудование, лампы) ставятся в СанПиНе в один ряд с отходами 1–4 классов опасности, подпадающими под действие ФЗ-89 и подразумевающими лицензию на обращение с ними. Правда, работающих с отходами класса «Г» организаций не так много, и в конкурсах на вывоз и обеззараживание отходов «Б» и «В» участвуют как раз в основном предприятия без лицензий. Наиболее четко ФЗ-89 описывает требования к организациям, занимающимся сжиганием отходов, но в этом документе, как замечено выше, медотходы класса «Б» и «В» в настоящее время отсутствуют. «Соответственно, и полномочий по проверке организаций, занимающихся их сжиганием, у Росприроднадзора тоже нет», – замечает Владислав Жуков.

СГОРАЕМАЯ СУММА

Формируя рейтинг крупнейших подрядчиков госмедучреждений по вывозу и обезвреживанию медотходов, Headway Company и Vademecum учитывали контракты по трем кодам ОКПД-2: «услуги по сбору опасных медицинских и прочих биологически опасных отходов», «отходы медицинские опасные прочие» и «услуги по сбору прочих неопасных отходов, непригодных для повторного использования». Последний код, применяемый не только в отношении медотходов класса «А», мы ограничивали фильтрами в описании продукта и названии аукциона. Важно сделать еще одну оговорку: заказчик в названии тендера мог не указывать, что речь идет именно о медицинских отходах, а значит, отловить такие контракты нельзя.

Не учитывались в рейтинге и закупки профильных услуг, проведенные частными медучреждениями: по экспертной оценке, которую приводит руководитель отдела стратегического развития Headway Людмила Баландина, на этот сегмент приходится еще 15–20% общего объема заказов в денежном выражении. Оценить рынок в целом можно, отталкиваясь от вычисленной нами суммарной стоимости заключенных в 2019 году профильных госконтрактов в 7,7 млрд рублей, что на 28% больше оборота 2018-го.

Компаний, специализирующихся исключительно на медицинских отходах, на верхних строчках рейтинга немного, чаще здесь встречаются спецподразделения операторов, работающих и с ТБО, и с другими видами отходов. Стабильных, ярко выраженных лидеров в сегменте тоже нет: значительный отрыв обладателя первого места по итогам анализируемых 2018 и 2019 годов от остальных игроков связан скорее с одним крупным контрактом, заключенным даже не на один год. Еще одна особенность рынка – малое число операторов, одновременно действующих в нескольких регионах.

Теперь о специализации и мощностях. Самый распространенный способ обеззараживания медотходов – сжигание. Далеко не все провайдеры могут позволить себе организовать площадку и закупить печи. «Это дорого и трудно. Медотходы горят нестабильно, температура может скакать – мы же не знаем, что в пакете, а вскрывать их по СанПиНу запрещено. Соответственно, футеровка печей рассыпается, стекло налипает блинами, печи ломаются. Я не знаю пока ни одного примера, чтобы печку завели и она успешно работала», – рассказал Vademecum на условиях анонимности менеджер одной из профильных компаний.

В качественное оборудование нужно вложить 10–15 млн долларов или евро – выручки, получаемой от работы в одном маленьком регионе, на него никогда не хватит, говорит директор по развитию ГК «Пиретта» Вера Перминова. Крупный подрядчик сибирских медорганизаций – компания «Утилитсервис» – установил на своих площадках отечественные печи производства ЗАО «Турмалин», но используются эти мощности, как отметили представители новосибирского предприятия, для сжигания и медицинских, и опасных отходов.

Чаще операторы по вывозу медотходов сотрудничают с мусоросжигающими заводами. «Организовать сам процесс – уже трудоемкая работа», – свидетельствует представитель компании «Логика», получившей в 2015 году от Москвы подряд стоимостью 196,9 млн рублей на обслуживание более 800 клиник по утилизации отходов класса «Б» и «В».

Надо заметить, что даже в столице обладающих адекватными обороту сегмента печными мощностями предприятий – раз-два и обчелся. Главный партнер московских сборщиков медотходов – Мусоросжигательный завод (МСЗ) №3, принадлежащий ГУП «Экотехпром». Из-за дефицита площадок услуги по сжиганию медотходов дорожают, что подталкивает мелких игроков сегмента к нелегальному захоронению мусора, говорит представитель «Логики».

По словам участников рынка, услуги по инсинерации в 2020 году подорожали с прежних 4-5 до 7–15 рублей за кг. Повышается и стоимость захоронения мусора на полигонах: в 2019 году на вывоз медотходов класса «А» опрошенные Vademecum медучреждения потратили в 1,5–2,2 раза больше средств, чем годом ранее.

ПОЛИГОННЫЕ МЕТРЫ

Представители ряда медорганизаций подтвердили Vademecum наличие собственного оборудования для обеззараживания отходов класса «Б» и «В». В Нижегородской ОКБ им. Н.А. Семашко и Санкт-Петербургском городском онкодиспансере, например, стоят паровые стерилизаторы, а в нижегородской ОКБ – еще и две СВЧ-печи. Контракт со сторонними организациями заключается только на вывоз отходов класса «А» и обезвреженных «Б» и «В» на полигон, объяснил Vademecum экономию заместитель главного врача ОКБ Николай Насонов.

В то же время в НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина, продуцирующем большой объем отходов класса «Б» и «В», приобрести собственное обеззараживающее оборудование пока не решаются. «Нужно просчитывать рентабельность, будет ли это выгодно учреждению, – рассказала Vademecum ведущий специалист административно-хозяйственного управления НМИЦ Валерия Мещанинова. – Мы мониторили цены – такое оборудование стоит около 10 млн рублей. Грубо говоря, это стоимость двух лет вывоза медотходов по контракту. Но если есть свои установки, то за вывоз нужно платить меньше – не по 22–25 рублей за кг, а как за класс «А» – 4-5 рублей».

Есть еще один нюанс, обусловленный опять же неопределенным нормативным статусом медотходов: полигоны принимают их на захоронение крайне неохотно. В НМИЦ ДГОИ им. Дмитрия Рогачева Vademecum сообщили, что вынуждены отдавать на сжигание отходы не только «Б», но и «А» класса, поскольку полигоны ТБО с марта 2018 года непереработанные отходы класса «А» брать отказываются. «Практически все государственные больницы грешат тем, что в класс «А» попадают пакеты с классом «Б». Это при перегрузке может обнаружить полигон, они не хотят с этим связываться. Им проще сжигать, нам – тоже», – признается сотрудник одной из крупных «мусорных» компаний.

С переработанными отходами классов «Б» и «В», по его словам, тоже бывают проблемы: шредеры (обеззараженные отходы необходимо измельчить, чтобы избежать повторного использования) могут не видоизменить, например, иглы от шприцев, а полигоны отказываются принимать груз с целыми иглами.

По СанПиНу, медучреждения должны получать от подрядчиков талоны на прием мусора с полигонов и акты об утилизации, если отходы сжигаются. Журналы учета проверяются Роспотребнадзором. НМИЦ им. Н.Н. Блохина, например, не только запрашивает у полигонов талоны о захоронении мусора, а еще и ежемесячно требует у утилизирующей организации подтверждающие документы с указанием вывезенных объемов. «Мы получаем акт о том, что цикл утилизации прошел успешно. Акт полностью отражает, где и когда была проведена утилизация», – говорят о своей практике учета в НМИЦ им. Дмитрия Рогачева.

«Но как их проверить? Я тоже могу сейчас напечатать акт утилизации, написать название установки, место, поставить печать. Давно напрашивается электронный документооборот или автоматизированная система отслеживания отходов», – заявляет один из собеседников Vademecum. Такая система действует, например, в Великобритании и Японии, где движение отходов от медучреждения до полигона мониторят с помощью маркировки.

Пагубный для сегмента и его операторов нормативный вакуум можно проиллюстрировать сразу несколькими примерами, имеющими в том числе криминальный оттенок. Наиболее громкий инцидент случился в Санкт-Петербурге, где в июле 2019 года было заведено уголовное дело по ч. 4 ст. 159 УК РФ (мошенничество в особо крупном размере) в отношении гендиректора компании «Белый трест» Александра Сулягина. Как сообщала тогда «Фонтанка.ру», оперативники с помощью «маячка» выяснили, что принадлежащий подрядчику грузовик с медотходами попадал не на площадку для обеззараживания, а прямиком на полигон. Сулягину, находящемуся сейчас в СИЗО, инкриминируют неисполнение договорных обязательств с последующим хищением 18 млн рублей.

Или другая известная история: сотрудники карельского «КарелДезСервиса», заключившего в 2017 году контракты с медучреждениями Петрозаводска, вовсе не довозили отходы класса «Б» до полигонов, а переупаковывали желтые пакеты в черные и развозили их по мусорным контейнерам города. Больницы же получали напечатанные в офисе компании подложные документы о проведении обеззараживания и захоронения.

В Кургане правоохранительные органы в 2019 году обнаружили прямо в городской черте крупный несанкционированный склад медотходов, которые там же и сжигали в самодельной печи. Расследование по факту находки сейчас ведет СУ СК РФ по Курганской области, возбудившее уголовное дело по ч. 1 ст. 247 УК РФ (нарушение правил обращения экологически опасных веществ и отходов).

ЦЕНТНЕРЫ КОМПЕТЕНЦИЙ

Отсутствие внятного федерального законодательства побудило некоторые регионы установить свои «мусорные» порядки. Дальше прочих продвинулась в этом деле Ростовская область, нацелившаяся на централизацию обращения с медотходами. Инициатива, обернувшаяся сейчас уголовным делом, возбужденным осенью прошлого года в отношении руководителей регионального Минздрава, родилась в 2017-м. Тогда губернатор Василий Голубев и владелец зарегистрированной в Швейцарии AFD Group Александр Данченко подписали соглашение о создании в Ростовской области централизованной службы по сбору и обеззараживанию медицинских отходов за предоставляемые инвестором 400 млн рублей.

В том же году в Мясниковском районе был введен в строй комплекс «Центр 100» с тремя автоклавами. Сюда со всего региона должны были свозиться медотходы класса «Б», а затем, обеззараженные и измельченные, – ехать на полигон. Под проект была создана компания «Центр 100 Ростов-на-Дону» с Данченко в качестве учредителя. И если первый контракт с медучреждениями «весил» 645 тысяч рублей, то в 2019 году оператор получил подряды уже на 212,2 млн и уверенно планировал экспансию на соседние территории – администрация Ростовской области собрала представителей заинтересованных организаций из всех регионов ЮФО на специальный семинар-совещание по централизации обращения с медотходами.

Столь активное продвижение проекта сыграло с его авторами и промоутерами злую шутку: в октябре 2019 года ФАС России возбудила антимонопольное дело в отношении самого «Центра 100 Ростов-на-Дону», регионального Минздрава и нескольких областных больниц по признакам антиконкурентного соглашения. А спустя месяц по подозрению в превышении должностных полномочий (ст. 286 УК РФ) были задержаны министр здравоохранения Татьяна Быковская и ее заместитель Станислав Беседовский. По версии следствия, с сентября 2017-го по январь 2018 года подозреваемые лоббировали интересы компании «Центр 100 Ростов-на-Дону», ограничивая тем самым конкуренцию.

И хотя уголовное расследование сегодня все еще идет (Быковская вернулась к работе, Беседовский до 23 марта оставлен под домашним арестом), «Центр 100 Ростов-на-Дону» продолжает исполнять заключенные контракты. Об иных проектах AFD Group, несмотря на сообщение Агентства инвестиционного развития Ростовской области о том, что компания наладила систему сбора и утилизации медотходов в Санкт-Петербурге, доподлинно не известно.

К Северной столице в истории AFD Group ведет единственный след: в 2015 году в составе группы питерского машиностроительного завода «Арсенал» открылось производство комплексов для централизованного обезвреживания медотходов водяным паром «Центр 100». Об этом говорилось в одном из отчетов о социально-экономическом развитии Калининского района Петербурга (там и находится МЗ «Арсенал»). Установку разработала компания «Медицинская логистика», вложившая в проект более 70 млн рублей. В 2018 году два комплекса «Центр 100» работали в Санкт-Петербурге, один – в Ростове-на-Дону, а компания заявляла о планах поставлять свои модули в другие регионы страны и за рубеж.

Вполне вероятно, что амбиции разработчиков «Центра 100» будут реализованы. По данным СПАРК-Интерфакс, по 24,99% МЗ «Арсенал» принадлежат Феликсу Длину, партнеру основателя группы «Сафмар» Михаила Гуцериева, и менеджеру группы Сергею Саруеву (до 2018 года этим пакетом владел сам Гуцериев). Единственный собственник «Медицинской логистики» Ольга Никитина также связана с соучредителем «Арсенала» Феликсом Длином (оба, пусть и в разное время, владели долями в одних и тех же предприятиях – «Квант», «Инвестиционная компания «21 век», «Гранд»).

За самой «Медицинской логистикой» госконтрактов с больницами Санкт-Петербурга по медотходам не числится. Зато в 2018 году на профильном региональном рынке проявилась компания «Сити Инвест», принадлежащая Василию Никитину, связанному с вышеупомянутыми Сергеем Саруевым (оба в 2017 году владели ООО «Ника») и Феликсом Длином (Никитин руководит ОАО «Иван Федоров», председателем совета директоров которого был Длин). Объем госзаказа у «Сити Инвест» в 2019 году вырос до 37,4 млн рублей.

Как сообщили Vademecum в Комитете по здравоохранению Санкт-Петербурга, к 2020 году 100% медотходов классов «Б» и «В», согласно региональной программе развития здравоохранения, должны обеззараживаться любым аппаратным способом – силами самой больницы или специализированной организации (класс «Б»), метод вакуумного автоклавирования никто специально не отбирал. Заодно в ведомстве подтвердили, что компания «Сити Инвест» ведет деятельность на территории МЗ «Арсенал». Представители компаний «Центр 100 Ростов-на-Дону», «Сити Инвест» и МЗ «Арсенал» на запросы Vademecum не ответили.

К теме централизации остается добавить упоминание о предпринятой в 2016 году той же «Медицинской логистикой» попытке зайти с проектом по созданию сети центров обеззараживания отходов класса «Б» в Татарстан. Но эта заявка отклика в республиканском Минздраве почему-то не встретила, запрос Vademecum о причинах отказа ведомство оставило без ответа.

Правительство Москвы, в отличие от коллег из Питера и Ростова-на-Дону, выбрало путь «мусорной» децентрализации, решив закупить для большинства подведомственных клиник установки обеззараживания медотходов класса «Б» и «В» – автоклавы или СВЧ-печи. А для тех медучреждений, что продуцируют слишком малое количество медотходов или не имеют возможности для размещения установок, создать на базе горбольниц участки обеззараживания комплексного типа (УОМОкт). Изначально таковых должно было быть пять («Север», «Юг», «Центр», «Троицк», «Щербинка»), но, по факту, удалось организовать лишь четыре пункта. Власти не учли, что часть корпусов ГБУЗ «Городская клиническая больница им. И.В Давыдовского», на базе которой должен был заработать приемный пункт «Центр», относится к объектам культурного наследия, а следовательно, обустройство там УОМОкт требует особого согласования.

Оборудование город закупал преимущественно в 2015–2017 годах, одним из ключевых поставщиков установок можно назвать совместное предприятие «Фармстандарта» и швейцарской DGM «Фармстандарт-Медтехника». В этот период компания заключила с московскими властями профильные контракты почти на 500 млн рублей. В поставках тогда фигурировали установки от DGM и паровые стерилизаторы производства Тюменского завода медицинского оборудования и инструментов, принадлежащего «Фармстандарту».

В 2017 году столичный Департамент по конкурентной политике провел тендер на оказание в 2017–2019 годах услуг по обеззараживанию отходов в 19 московских больницах, выбрав исполнителем контракта стоимостью 179,9 млн рублей ООО «Медотходы». В 2020 году единого поставщика профильных услуг город пока не искал. Не закупала Москва после 2017 года и новых установок аппаратного обеззараживания. На вопрос Vademecum о возможной смене «медотходной» стратегии в ДЗМ не ответили. Как предполагают участники рынка, и установки, и их обслуживание обходились городу слишком дорого, чтобы продолжать идти тем же путем.

ДУМНО ПАХНУЩЕЕ

Попытки снабдить сферу обращения медотходов внятным нормативным инструментарием предпринимаются постоянно. Последняя датируется мартом 2019 года: тогда правительство Московской области обратилось к Дмитрию Медведеву с предложением вновь распространить на медотходы действие ФЗ-89. Премьер поручил подчиненным изучить такую возможность, а заодно предложить и другие варианты регулирования рынка. В июле сенатор от Мособласти Алексей Русских внес в Госдуму законопроект, возвращающий медотходы в лоно ФЗ-89. Однако отзывы на документ перспектив для его принятия не открывают. В декабре 2019 года Комитет Госдумы по охране здоровья признал предложение сенатора нецелесообразным: отрасли вполне хватает действующего СанПиНа, тогда как включение медотходов в ФЗ-89 будет противоречить ФЗ-323. Против инициативы выступило и государственно-правовое Управление администрации Президента РФ.

В Минприроды РФ Vademecum сообщили, что прорабатывают с Роспотребнадзором, Минздравом и Минсельхозом согласованную позицию по регулированию рынка. «В ситуации, когда несколько ведомств не могут договориться друг с другом, какие-то депутатские инициативы, на наш взгляд, бессмысленны», – говорит член профильного думского комитета Владимир Бурматов, добавляя, что Минздрав свою позицию по «мусору» пока не представил. В самом Минздраве на запрос Vademecum не ответили.

Предложения по теме звучат самые разные, вплоть до передачи полномочий по утилизации медотходов единому оператору, способному организовать профильную инфраструктуру по всей стране. Среди возможных исполнителей всероссийского госзаказа участники рынка называют, например, ГК «Ростех», чья «дочка» «РТ-Инвест» сегодня исполняет заметную долю «мусорных» контрактов в Московской области.

Это предположение может оказаться состоятельным хотя бы потому, что «Ростех» уже претендует на статус единственного поставщика услуг по утилизации промышленных отходов (3-4 класс опасности). Письмо с таким предложением госкорпорация, по данным РБК, направляла в конце 2019 года тогда еще вице-премьеру Алексею Гордееву. Правда, Минприроды пока эту инициативу не поддержало.

В «Ростехе» Vademecum сообщили, что вопрос передачи госкорпорации отрасли, связанной с медотходами, в настоящее время не обсуждается. Пока же «Ростех» пробует себя на ниве специализированного оборудования: в сентябре 2019 года на входящем в структуру госкорпорации Касимовском приборном заводе начался выпуск комплексных установок для утилизации медотходов. В 2019 году продано 13 изделий, на 2020 год запланирован выпуск 160 установок и пресс-деструкторов.