«СЕЙЧАС НЕОБХОДИМО ТРАТИТЬ БОЛЬШЕ»

– Пандемия повлияла на ваши планы по открытию новых центров?

– Вовсе нет. У нас строится центр в Москве, проектируется в Ленинградской области, есть еще порядка 10 объектов, которые мы планируем к реализации в разных субъектах РФ.

– Но вы до конца июня не принимали постояльцев – да и спрос из-за боязни пожилых людей подхватить вирус наверняка упал?

– Да, у нас был перерыв, когда началась эпидемия, но количество запросов на размещение увеличилось. Сформировался лист ожидания, и сейчас пациентов стало даже больше, чем до пандемии.

– Почему?

– Когда мы стали говорить о том, какие беспрецедентные меры безопасности принимаем, делиться своими наработками – и с госучреждениями, и с конкурентами, клиенты, думаю, тоже это заметили. После возвращения из простоя мы некоторых пожилых пациентов действительно не принимали, объясняя, что не можем гарантировать стопроцентную защиту, но люди возражали: «Все равно у вас лучше, ведь если мы будем дома, то не сможем вовремя отреагировать на симптомы заболевания».

– А вы сможете?

– Как только коронавирус начал распространяться по миру, мы организовали необходимую помощь в центрах по максимуму, закупив кислородные концентраторы, канюли, антибиотики (тогда считалось, что коронавирус лечится антибиотиками). Не поверите, на случай «апокалипсиса» мы для автономного существования закупили даже портативные рации, запас продуктов, забили все морозильные камеры. Кроме того, сделали все возможное, чтобы вирус не проник в центры. А если и проник, чтобы прервать цепочку заражения, мы написали новые операционные стандарты для всех процедур, закупили средства индивидуальной защиты, и сделали все это еще до ажиотажа.

– Во что придется вложиться уже после пика эпидемии?

– Если раньше я смотрел на приемно-карантинное отделение как на излишнее требование Роспотребнадзора, то сейчас – прошу прощения у ведомства. Теперь каждое отделение должно иметь возможность стать приемно-карантинным. К списку анализов добавился тест на коронавирус. В целом требования к зданиям теперь такие, что обязательно должна быть возможность работать во время пандемии, не ухудшая качество жизни постояльцев. Мы посмотрели, что мы делаем и сколько это стоит, и поняли – чтобы сохранить рентабельность и прибыль, цены нужно поднять. Что мы и сделали с августа.

– Насколько выросли цены?

– Примерно от 5% до 15%. Нужно понимать, что пандемия никуда не уйдет, и если раньше мы были консервативнее в расходах, то сейчас необходимо тратить больше. Наши услуги не могут быть дешевыми, особенно сейчас.

– Сколько ушло средств на все приготовления к борьбе с коронавирусом?

– За два месяца мы потратили порядка 20–25 млн рублей. Увеличили наши расходы на 10%, а это много.

– Уже подсчитали убытки?

– Мы сильно ушли в минус, и коронавирус съел нашу прибыль. Этому способствовало два фактора: первое – мы сами перестали принимать новых людей 9 марта (а еще был запрет от Роспотребнадзора), соответственно, упала выручка, второе – увеличились расходы.

Пару недель назад на конференции выяснилось, что у коллег из Франции и Швеции тоже наблюдается снижение выручки, а увеличение расходов есть только у нас. Ответ оказался прост – расходы им компенсирует государство.

Это не касается выплат медперсоналу, а вот закупку СИЗ правительство в ряде стран оплатило, а в нашей стране компенсации не предусмотрено. Государство решило, что сотрудники в государственных организациях рискуют больше, чем в частных.

– Какая выручка у вас была в 2019 году?

– Чуть больше, чем в 2018-м, около 950 млн рублей.

– Каков прогноз на 2020 год?

– На протяжении последних 10 лет у нас выручка росла на 30–40% в год, в этом году, я думаю, будет снижение на 5–10%.

«ЭТО НЕ ЧЬЯ-ТО ВИНА, А ПРОСТО УРОК»

– Многие дома престарелых в стране становились очагами распространения коронавируса, удалось ли избежать вспышек заражения в ваших центрах и пансионатах?

– У нас были заболевшие, в этом смысле мы ничего не скрывали, документировали все, что происходит, и именно благодаря этому, а также тому, что сработали быстро, у нас не было вспышек. Были локализованные случаи заражения внутри, но они контролируемы.

– Как вообще вирус попадает в такие автономные учреждения?

– Наш штатный врач-эпидемиолог сразу после обнаружения коронавируса проводил расследование, чтобы отследить источник заражения. Первый зафиксированный случай инфицирования был у постояльца, который принес вирус из другого медучреждения. Была, например, медсестра, которая жила с другой медсестрой, работавшей в государственной организации, где была вспышка. Если человек заболевал, мы отправляли всех контактных домой, чтобы цепочка не продолжалась. В пансионах, закрытых от посещений вместе с персоналом, случаев заражения не было.

– Вы как-то говорили, что были сложности с вызовом скорой во время пика заболеваемости, расскажите подробнее.

– В разгар распространения коронавируса в Московской области был случай, когда при вызове скорой нам объявили, что ожидаемое время прибытия бригады – 72 часа.

Однако надо все-таки понимать, что мы не квартиры, где человек звонит в скорую помощь при первых симптомах. Если мы вызываем бригаду скорой помощи, значит, мы сами не справляемся. Да, у нас кислород и медицинские лицензии, но тем не менее специфичную помощь мы оказать не можем. Мы вроде бы элемент системы здравоохранения, раз имеем медицинскую лицензию, но порядок нашей работы определяют региональные органы соцзащиты.

У скорой мы, по идее, должны быть в большем приоритете, нежели отдельный человек, у которого появились первые симптомы COVID-19. Это не чья-то вина, а просто урок, что такие учреждения, как наши, должны быть встроены в систему здравоохранения для маршрутизации пациентов. Должно быть плотное межведомственное взаимодействие.

– И как вы решили проблему с прибытием скорой? Случается ли подобное сейчас?

– Тогда мы обратились в администрацию городского округа, в котором работаем, попросив помочь, иначе бы мы человека потеряли. Но это был не единичный случай. Потом нагрузки на скорую помощь уменьшились, стало проще ее вызывать. Хотя был еще один случай в июне, когда скорую мы ждали около четырех часов. Я не могу сказать, что все наладилось, но никого не виню, все работают на пределе возможностей.

– Но пожилые люди в случае с COVID-19 в первую очередь входят в группу риска, почему это обстоятельство не учитывалось?

– У нас и в мирное время срабатывает традиционный механизм маршрутизации: сначала скорые едут к молодым, потом уже к остальным. По факту говорили, что так нельзя, но старичков не ставят у нас в приоритет с точки зрения спасения жизни.

– По официальным данным, в Москве, например, среднее время прибытия бригады скорой помощи в апреле составило 10,8–19,3 минуты.

– Если в среднем брать, то, возможно, и получится 10–20 минут. Но не стоит исключать случаи, как наш, которые занимают несколько процентов.

«МЫ СНИМАЕМ НАГРУЗКУ С СИСТЕМЫ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ»

– В новых эпидемических обстоятельствах все ваши центры и пансионы останутся в строю?

– Для того чтобы организовать работу в условиях пандемии и при любой инфекционной опасности, есть определенные требования к зданиям. А именно: должны быть большие индивидуальные комнаты с санузлами, в комнате – не более двух человек, также нужно правильно разграничить потоки постояльцев. Вентиляция должна быть устроена таким образом, чтобы инфекция из одной комнаты не попадала в другую. Мы увидели, что таким требованиям соответствуют только центры в Малаховке, Жуковке и в Беликово.

Кроме того, мы уже 10 лет работаем в пансионах, а это – переделанные исторические объекты, которые не в полной мере соответствуют современным требованиям доступной среды. Мы вместе с собственником объектов приняли решение провести в трех зданиях реконструкцию. Сейчас эти объекты, а в них живут порядка 100 человек, закрываются.

– Что будет с постояльцами закрываемых объектов?

– Большинство из них переедут в другие наши центры. Но те наши постояльцы, за которых платил Департамент соцзащиты Москвы, с учетом того, что в условиях пандемии все стало значительно дороже, к сожалению, будут вынуждены вернуться в государственную систему либо к другим негосударственным поставщикам. Нам стало невыгодно работать с Департаментом по текущим тарифам.

– Связано ли закрытие объектов с внеплановыми затратами Senior Group?

– Эти пансионы были не убыточны, и там не было коронавируса. Мы понимаем, что в скором времени появятся новые требования Роспотребнадзора к организации таких учреждений, и только центры нового формата смогут им соответствовать.

– То есть пока сроки приостановки профильной деятельности этих объектов не обозначены?

– Переезд закончился 1 августа, а дальше уже владелец помещения будет решать, как привести все к нужному виду и функционалу. У нас достаточно жесткие требования к тому, в каких условиях можно работать. Прежде всего, это безопасность, доступная среда и возможность работы в условиях инфекционной угрозы.

– Почему вы назвали тарифы столичного департамента соцзащиты невыгодными?

– Сейчас минимальный ценник в наших московских центрах – 7 тысяч рублей в день при двухместном размещении. То есть это дорогое удовольствие, которое не все семьи могут себе позволить. И несмотря на то что мы снимаем нагрузку с системы здравоохранения, повышая качество жизни пациентов, государство не может платить такие деньги за размещение. Ну, не то чтобы не может, а еще не сообразило. У государства низкий суточный тариф, в Москве – 2,5 тысячи рублей на человека [стоимость набора услуг, определенная приказом Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы №865 от 28 сентября 2015 года. – Vademecum].

– Почему сумма такая небольшая?

– Потому что действующие тарифы рассчитаны исходя из исторических затрат на стационарную помощь. А в государственной стационарной системе много людей, которым госпитализация не нужна, им нужно организовывать помощь на дому.

Если посчитать, сколько часов приходится на постоянный уход для тяжелых пациентов, а это около 30 часов в неделю или 150 часов в месяц, то стоимость в государственной системе окажется больше, чем у нас, частников. Когда государство рассчитает это, и поймет, какой объем помощи нужен пациентам, тогда выяснится, что выгоднее работать с негосударственным сектором, нежели содержать собственную структуру.

Пока этого нет, нам проще работать без участия государства. Это, конечно, ограничивает нашу аудиторию, но если тарифы будут другими, мы сможем помочь большему числу пожилых людей. Впрочем, сейчас департамент соцзащиты собирается пересматривать подход к тарификации.

– Вы упомянули, что делитесь с конкурентами своим опытом, а кого вы считаете своими главными конкурентами?

– Их не так много. Главными мы считаем компанию Алексея Маврина «Опека», а также компанию «Идиллия». В этом же ряду был и «Третий возраст», по крайней мере до случившегося там недавно пожара. Но, если честно, нужно понимать, что нет ни одной компании, которая работала бы, как мы, с «тяжелыми» пациентами. Те, кого я назвал, имеют скорее дома отдыха с медициной для пожилых людей. Из классических и будущих конкурентов, имеющих ту же структуру затрат, себестоимость услуг, развивающих направление Nursing Homes, я могу назвать французскую Orpea Group, которая проектирует в Ново-Переделкино свой центр. Тем не менее перед ними встанет такой же вопрос – каким образом учреждения финансировать, учитывая, что они договорились с Москвой об обслуживании 30% мест по городским тарифам. Для того чтобы Москва эти 30% загружала, стоимость тарифа должна быть выше.

– В последнее время, особенно на фоне эпидемии, участились случаи выявления в различных частных домах престарелых фактов ненадлежащего ухода, негодного состояния профильных объектов. Произошедший в пансионе «Третий возраст» пожар – из того же ряда, или все же трагическое исключение?

– Центр, где произошел пожар, был одним из лучших профильных учреждений. Это трагедия, техногенная катастрофа, но такое случается. Закономерность в другом: у нас в стране порядка 30 тысяч мест в домах престарелых, из них примерно 10% – качественные, все остальные не приспособлены для содержания ослабленных пожилых людей. Вот это большинство оперирует в «серой» зоне, их работа не лицензируется и не регламентируется, зато стоит в разы дешевле.

Куда деть 30 тысяч человек? Даже когда Роспотребнадзор приходит с проверкой и закрывает дом престарелых, куда людей девать?

В семью они вернуться не могут, потому что не получат должного ухода, а в государственных центрах мест нет. Поэтому закрыть их уже нельзя, и работать так, как они работали, тоже нельзя.

– Может быть, решением как раз окажется пилотный проект по привлечению частных клиник к выездному патронажу пожилых? У вас ведь тоже есть служба, которая курирует пациентов на дому?

– Да, патронажная служба у нас действует в семи городах, где ее работу оплачивают органы социальной защиты, а не здравоохранения. Пилотный проект Минтруда – это больше о медицине и, если честно, непонятно, для кого он сделан и зачем, потому что он не касается тех игроков, которые занимаются надомным уходом профессионально, например, нас или наших конкурентов. Конечно, развитие надомного ухода может заменить стационар, особенно для тех, кому можно помочь на дому, а таких много, но некачественные стационары все равно останутся.