Игорь Решетов, директор Клиники онкологии, реконструктивно‑пластической хирургии и радиологии Клинического центра Сеченовского университета:
– Предлагаемые изменения в Квалификационные требования продиктованы сложившейся ситуацией. Нацпроект «Здравоохранение», который подразумевает, в частности, улучшение доступности медпомощи онкологическим больным, натолкнулся на старую систему подготовки специалистов‑онкологов.
Мы не сможем реализовать цели нацпроекта, если не получим необходимого кадрового ресурса. Наибольший дефицит сейчас в амбулаторно‑поликлиническом звене, ЦАОПах, интегрированных в муниципальную систему здравоохранения, находящихся в шаговой доступности, обеспечивающих как минимум первый контакт с онкологической службой.
Кроме того, согласно стратегии нацпроекта, онкологическая медпомощь должна быть двухуровневая – дневной стационар и высокотехнологичное лечение (ВМП). Если с первым пунктом все более‑менее понятно, то успешное оказание ВМП требует наличия у специалиста двух, а то и трех компетенций. Эти компетенции лучше всего получать через переподготовку, соответственно, ее возможности нужно расширять.
Проектом дается возможность переобучения на онколога обладателям узкопрофильных высокотехнологичных специальностей хирургического профиля, таких как нейрохирургия, челюстно‑лицевая хирургия и колопроктология, но с оговоркой, что они будут работать в зоне своего первого предварительного образования. То есть челюстно‑лицевой хирург будет хирургом‑онкологом по голове и шее и так далее.
Однако обратно ситуация пока не работает, и очевидно, что необходимо начать диалог о расширении возможностей переобучения онкологов в смежных специалистов.
Григорий Ройтберг, президент АО «Медицина»:
– Во‑первых, я не уверен, что в стране существует кадровый дефицит онкологов. Кто‑то считал, что их не хватает на душу населения? Во‑вторых, я как врач‑терапевт с большим стажем не понимаю, зачем онколог должен работать в первичном звене. Что он там будет делать? Контролировать работу терапевта? Он лучше, чем терапевт? Терапевт должен ставить первичный диагноз и направлять при необходимости к онкологу. Терапевт – это тот человек, который направит на колоноскопию пациента, у которого есть капля крови в кале, по результатам исследования может поставить диагноз «рак кишечника». После этого пациента надо передавать онкологу, но не в первичное звено, а в специализированное учреждение.
Поэтому я не разделяю точку зрения, что онкологов нужно посадить в первичное звено. Потом дойдет очередь до кардиологов. Это вместо того, чтобы дать возможность и научить врачей общей практики, врачей‑терапевтов быть настороженными – и к онкологическим, и к другим заболеваниям. А в тот момент, когда пациенту понадобится узкоспециализированная помощь, передать его в руки узких специалистов.
Может, не изобретать велосипед, а посмотреть на опыт стран, которые успешно это делают – например, Германия, США, та же Турция. Все же работают одинаково, у них первичное – это звено, ставящее первый диагноз.
Что такого дополнительного есть у онколога, чего нет у врача‑терапевта? Терапевт так же собирает анамнез, у него есть те же методы исследований, которые он назначит пациенту. Зачем пациент должен идти к онкологу?
На мой взгляд, идея не перспективная, она приведет нас в тупик, который уже через несколько лет будет виден.
Николай Прохоренко, первый проректор Высшей школы организации и управления здравоохранением:
– Повлияет ли эта новация на конечные результаты – снижение смертности, увеличение ожидаемой продолжительности жизни, удовлетворенность населения качеством медпомощи? Врачам нужно обеспечить более широкую возможность получения смежной квалификации, но для этого нужно изменить парадигму огромного бюрократического механизма.
Получается, если врач‑хирург получает сертификат онколога, то для его подтверждения он должен набирать баллы непрерывного медицинского образования (НМО) по хирургии и онкологии. На Чукотке, например, некоторые специалисты принимают за пятерых, имеют пять сертификатов одновременно и их нужно продлевать – а работать‑то когда? Здесь нужно понять, в какой степени НМО технологически готово работать с врачами, которые реально сидят в поликлиниках на удаленных территориях и имеют разные сертификаты.
Другая сторона – изменения в Квалификационные требования, то есть организационные меры, не повлияют на ситуацию, а повлияют на качество самого образования, на содержание курсов. Речь должна идти о глобальном пересмотре всех обучающих программ, чтобы они были нацелены на конечные показатели, на результат, а не на процесс – то есть нацелены на увеличение продолжительности жизни, на качество медпомощи и удовлетворенность ею.
И самое главное. Мы сертифицируем врачей, заставляем их проходить переобучение, но мы абсолютно не сертифицируем преподавателей этих курсов, чем и нужно заниматься.
