Фармпроизводители, конечно же, внакладе не остались, погрузив эти расходы в конечную стоимость препаратов. И когда осенью 2018 года FDA подтвердило свою решимость в борьбе с побочным действием противодиабетических лекарств, против удорожания терапии из-за дополнительных КИ выступили американские пациентские организации и врачи.

О том, как можно и нужно разрешать конфликт между эффективностью, безопасностью и чрезмерной стоимостью лекарств для лечения диабета 2-го типа, Vademecum рассказал профессор Итамар Рац, возглавляющий в университетской больнице Hadassah профильный центр, принимавший участие в международных КИ препарата Форсига (дапаглифлозин) от AstraZeneca.

– Диабет 2-го типа – одно из самых распространенных хронических заболеваний в мире, особенных успехов в борьбе с ним не заметно даже в развитых странах. Почему так?

– Ключевая проблема – провал ранней диагностики и старта лечения. У врачей общей практики (ВОП), увы, не хватает знаний для того, чтобы обнаружить заболевание в самом начале. В мире около 450 млн человек с диабетом, и специалистов, способных обеспечить адекватную терапию, не хватает. Кроме того, долгое время главенствовала одна ошибочная идея – лечить надо пошагово, начиная с образа жизни пациента, затем выписывать сахароснижающие препараты. Но людям трудно меняться, большинство, естественно, с этим не справлялись. Да и препараты выписывались не очень эффективные, например, те, что работают на основе метформина.

Со временем стало понятно: хочешь вылечить диабет, начинать надо с самой ранней стадии и подходить к решению проблемы комплексно. Методику много лет назад предложил Ральф ДеФронзо [профессор, глава диабетического отделения Научного центра здоровья штата Техас. – Vademecum] – лечение с помощью комбинации препаратов сразу после постановки диагноза.

Но идея ДеФронзо не прижилась – ее зарубил побочный эффект препаратов, которые к тому же стоили недешево. И основной вопрос сегодня – лечение на ранней стадии, предотвращающее развитие гипергликемии. И здесь мы вновь возвращаемся к дефициту специалистов и компетентности ВОПов.

– Как тот же ВОП должен проводить диагностику, чтобы обнаружить заболевание на ранней стадии?

– Следить за уровнем глюкозы в крови у пациентов из группы риска: у тех, чьи родственники болели диабетом либо у родителей наблюдались метаболический синдром, гипертония, ожирение, высокий уровень липидов в крови. Пациенты, ведущие «сидячий» образ жизни, а таковых большинство, тоже должны быть объектом особого внимания. Наилучший, но не с организационной точки зрения, способ диагностики – тест на глюкозотолерантность, когда пациенту выдают 75 г сахара, а затем проводят замеры уровня сахара в крови через час, два, три. Конечно, времени на это у врача нет. Представьте, если каждому потенциальному диабетику в России такой тест проводить? Не получится.

Поэтому наиболее приемлемым вариантом мне видится анализ глюкозы в плазме. Если показатель выше 100 – пациент уже находится в предиабетическом состоянии. Добавим к этому тест гликированного гемоглобина (HbA1c), который покажет среднее содержание сахара в крови за период до трех месяцев. Если показатель в диапазоне 5–6,4, то это предиабетическое состояние. Если больше 6,4 – это уже диабет. Важно вовремя направить пациента на эти анализы – не только ради выявления диабета как такового, а ради предупреждения осложнений: у таких пациентов высок риск развития сердечно-сосудистых заболеваний, почечной недостаточности. Даже на стадии предиабета.

– В России в таком состоянии, по оценкам экспертов, пребывают не менее 20 млн человек.

– Трудности есть по всему миру. Во-первых, за пациентами с сахарным диабетом 2-го типа плохо наблюдают. Что значит хорошее наблюдение? Это стабилизация показателя гликированного гемоглобина на уровне ниже 7. Такого вы не найдете даже у половины пациентов. Во-вторых, таких пациентов плохо лечат – не пытаются предотвратить деградацию функции почек и сердечную недостаточность. Если они уже есть, то, как ни снижай уровень глюкозы, это не поможет. Это даст какие-то плюсы, но пробел не восполнит. Только вдумайтесь: количество сердечно-сосудистых заболеваний у людей с диабетом 2-го типа в среднем в два раза выше, чем у других категорий пациентов, количество случаев сердечной недостаточности – больше в 4-5 раз.

– Какова вероятность развития осложнений?

– Риск развития сердечной недостаточности в процессе заболевания, то есть уже во время терапии, достигает 15%, равно как и почечной недостаточности. С другими заболеваниями – такими, как, например, ретинопатия, мы смогли достичь отличных результатов, снизив риск с 5-6% до 1-2%. Что касается диабетической стопы, то в большинстве стран ампутация уже редкость – до 5% от общего числа диабетиков. Кстати, язва встречается чаще – до 10%. Цифры по язве тоже падают, но не так быстро, как хотелось бы.

Проблема еще и в том, что лечить пациента принято тогда, когда у него уже есть клинические симптомы. Но если показатель расчетной скорости клубочковой фильтрации почек опускается до 50 или 40, то это значит, что почки функционируют только на 40%, то есть лечить человека уже слишком поздно. С сердцем ситуация аналогичная. Если пациент дотерпел до сердечной недостаточности, то починить ничего не получится. Лечить надо тогда, когда пациент чувствует себя здоровым.

– Что этому мешает, если диагноз уже поставлен?

– Скажу на примере Израиля. Система организована прекрасно, но мы допускаем одну огромную ошибку. Результаты обследования функции почек, на которые опирается доктор, допускают серьезную погрешность в таком показателе, как креатининовый клиренс. Обычно указывается, что он выше или ниже 60. То есть если у вас 65, 75, то вы, получается, здоровы. Хотя у здорового человека показатель 120, а 90 – это уже начало почечной недостаточности. Что мы имеем? Доктор видит показатель «выше 60» и считает, что у пациента нет проблем, дальше смотреть ничего не нужно. Еще сложнее ситуация с сердечной недостаточностью. Пациент ни на что не жалуется, а обследование фракции выброса сердца у многих ни о чем не говорит. Всех диабетиков на ЭКГ не отправишь – это затратно и бессмысленно.

Единственным рабочим вариантом, как мне кажется, может быть лекарственная терапия, конечно, если препарат стоит не слишком дорого и имеет сопряженный сахароснижающему эффект на сердечно-сосудистую систему и почки. Такие препараты на рынке есть, и, во всяком случае, у 30–40% пациентов получится предотвратить почечную или сердечную недостаточность. Не могу сказать, однако, что такой подход популярен даже в Израиле. А в Европе, да и по всему миру, не менее 40% пациентов все еще получают препараты класса сульфонилмочевины – это плохие, небезопасные лекарства. Они могут вызвать гипогликемию, прирост веса, могут даже повысить риск возникновения сердечно-сосудистых заболеваний.

– Зачем их тогда использовать?

– У меня нет этому объяснения. Быть может, Американской и Европейской диабетическим ассоциациям нужно время, чтобы они изучили препараты, чтобы им сказали: «Вот хорошие лекарства, они на рынке уже 10 лет». Думаю, это вопрос времени. В Израиле 600 тысяч больных диабетом 2-го типа на 8 млн человек населения. Это каждый десятый израильтянин старше 20 лет. Лечить его может только врач общей практики.

Единственное, что мы можем сделать, – дать такому врачу лекарство и возможность начать лечение как можно раньше. Знаете, какая средняя продолжительность жизни пациента с диабетом 2-го типа на диализе? Где-то 2,5 года. Если провести трансплантацию почки, то мы продлим жизнь человека до 10 лет, но это крайний метод.

При этом есть сахароснижающие препараты, о которых я говорю, входящие в класс ингибиторов SGLT-2. Как показало наше исследовании Declare, эти препараты безопасны, помогают снизить вес пациента, нормализовать артериальное давление, снизить микро- и макроальбуминурию почек, борются с гипергликемией и, как мы полагаем, позитивно сказываются на работе сердца. Все это важно, так как у 90% диабетиков наблюдается высокое артериальное давление и/или ожирение.

– Исследование Declare, в котором вы принимали участие, как я понял, связано больше с требованиями FDA, нежели с поиском сопряженных эффектов. А что вы думаете по поводу скандала с Авандией, который, собственно, и спровоцировал ужесточение регуляторного контроля над сахароснижающими препаратами?

– Я изначально не был в числе тех, кто обрушился на GSK с обвинениями. На мой взгляд, метаанализ результатов исследования Авандии, представленный в 2008 году, был написан из рук вон плохо. К слову, FDA потом даже выступило с предложением не убирать препарат с рынка. Это не помогло. Знаю, что сейчас в основном используется Актос от Takeda. Он снижает количество сердечно-сосудистых осложнений на 15% – это шикарный результат. Однако Актос противопоказан при менопаузе, может вызвать хрупкость костей, задержку жидкости в организме, увеличение веса, а все это плохо.

– Какие-то препараты класса ингибиторов SGLT-2 уже есть на рынке?

– Да, например, канаглифлозин присутствует на рынке США уже много лет. Или новый препарат на основе эртуглифлозина [одобренный FDA в конце 2017 года Steglatro от MSD. – Vademecum]. На подходе и другие лекарства этой группы, все они будут иметь аналогичные свойства. Однако канаглифлозин критикуют за риск развития диабетической стопы и, как следствие, ампутации. Но, скажем, эмпаглифлозин [от Boehringer Ingelheim. – Vademecum] и дапаглифлозин AstraZeneca – это почти идеальные препараты, которые показаны большинству пациентов с диабетом 2-го типа, если не всем.

– Насколько острой будет конкуренция между Boehringer Ingelheim и AstraZeneca по препаратам этого класса?

– Бизнес конкурентный, это правда, но нам, докторам, все равно. На самом деле, исследование Declare расширяет назначение дапаглифлозина у пациентов даже без сердечно-сосудистых заболеваний. Однако эти исследования нельзя сравнивать друг с другом напрямую, поскольку в них включались разные группы пациентов.

– FDA признало результаты этого исследования?

– Чтобы видеть результаты, мне одобрение FDA не требуется. О каких результатах я говорю? Помимо тех, что названы выше, речь идет о влиянии препарата на почки. Мы брали пациентов с клиренсом креатинина выше 60, то есть вроде бы «здоровых». Раньше мы давали таким пациентам метформин, потом поняли, что после него, если он не помог, надо еще выжидать два-три года, прежде чем назначать что-то еще. А времени, как вы понимаете, у врача нет. Но если давать пациенту метформин в сочетании с ингибитором SGLT-2, то будут снижаться уровень глюкозы, вес, давление и, что немаловажно, мы получим профилактическое действие по поводу почечной недостаточности.

У пациентов с заболеваниями сердца снижается процент инфаркта миокарда, сердечно-сосудистых осложнений, а пациенты с диабетом, но без сопутствующих заболеваний, только выиграют, получив профилактический эффект. Исследование Declare показало главное – препарат абсолютно безопасный. Единственная проблема, которую вижу я, – деньги. Курс лечения может стоить порядка $300 в год. Это немало. Но если подумать, сколько плюсов это принесет, сколько денег можно будет сэкономить в дальнейшем, траты будут оправданы. И я даже не про качество жизни говорю, а только про экономию.