Фармацевтические и биотехнологические кластеры в Европе начали формироваться в середине 90‑х. Эти конгломерации рождались не из кампанейщины и патернализма, а вырастали органически – в тех регионах, где на протяжении многих десятилетий действовали профильные научные и академические центры, продуцирующие идеи и кадры для отрасли. Строго говоря, предприятия фарминдустрии принялись селиться вокруг институтов и университетов задолго до возникновения самого понятия «кластер» и его утверждения в качестве успешного формата кооперации науки и бизнеса. Организаторам европейских кластеров оставалось лишь помочь уже действующим резидентам найти новые точки соприкосновения, облегчить доступ к источникам финансирования, наладить кадровые потоки, помочь новичкам в коммерциализации разработок. В процесс вполне естественно были вовлечены разнообразные фонды Евросоюза, государственные и частные инвесторы, да и навыки евроинтеграции сыграли на руку тем, кто поверил в кластерную модель.

Александр Хромов имеет самое непосредственное отношение сразу к двум предприятиям питерского фармкластера. Он – основатель, совладелец и гендиректор Медико-биологического научно-производственного комплекса «Цитомед», а заодно – глава совета директоров компании «Вертекс», принадлежащей его родственникам и друзьям. И если «Вертекс» уже построил на площадке «Новоорловская» ОЭЗ Санкт-Петербурга свой завод и начал коммерческий выпуск продукции, то разместившийся в той же зоне «Цитомед» в очередной раз был вынужден отложить запуск первой очереди производства, пока – до конца текущего года. Почему повезло «Вертексу», а не «Цитомеду», предприниматель рассказал в интервью Vademecum. 

Один из успешных российских фармкластеров – ярославский – был создан во многом благодаря активности тогдашнего губернатора Ярославской области Сергея Вахрукова. При нем свои проекты в регионе начали «Р-Фарм», Takeda и Teva. После того как Вахруков был досрочно отправлен в отставку в 2012 году, в Ярославль не пришла ни одна крупная фармкомпания. Сейчас экс-губернатор работает помощником секретаря Cовета безопасности Николая Патрушева, но надеется участвовать в дальнейшем развитии Ярославской области. О том, какую роль в формировании регионального кластера сыграл Алексей Репик и как регионы конкурировали за иностранных инвесторов в начале всероссийской «кластеризации», Вахруков рассказал в интервью Vademecum.

«Очень красивое слово, которое лепят к месту и не к месту, как правило, не понимая смысла», – сказал как-то летом 2008 года о термине «кластер» Дмитрий Медведев. Спустя восемь лет можно сказать, что это непонятное модное слово стало одним из символов президентства Медведева, да и жесткая характеристика актуальности не потеряла: кластеры заявляют и строят в разных уголках нашей страны и поныне, но везде подразумевают разное. Терминологическая неразбериха привела к тому, что технологических кластеров в классическом понимании в России нет. По крайней мере в фарминдустрии, которая выступила одним из пионеров кластерного движения, вялые попытки коллаборации к развитию практического или научного взаимодействия между резидентами до сих пор не привели. Есть ли шанс когда-либо переломить ситуацию, попробовал выяснить Vademecum.

Кластеры сейчас в моде: на карте, составленной экспертами НИУ ВШЭ, их целая сотня, причем еще не все уместились. Но что такое кластер, по-прежнему мало кто понимает. Даже если он, подобно калужскому, получил гордое звание пилотного и инновационного вместе с соответствующей матпомощью. Vademecum попытался разобраться, откуда взялась калужская фармацевтика и как повлияла на нее всероссийская кластерная лихорадка.

Калужский фармацевтический кластер вошел в число 11 победителей конкурса Минэкономразвития на звание «инновационных кластеров – лидеров инвестиционной привлекательности мирового уровня». Теперь он вместе с другими победителями сможет претендовать на часть бюджетного финансирования, запланированного на поддержку инновационных кластеров в сумме свыше 6 млрд рублей в течение трех лет.