«ШЕСТЬ РАЗ ПРОЧЛА ТАРИФНОЕ СОГЛАШЕНИЕ, НИЧЕГО НЕ ПОНЯЛА»

– Чем вы занимались до того, как попасть в медицину?

– Я финансист, работала в Министерстве связи РФ и коммерческих организациях. В 2014 году меня пригласили в Московский областной научно-исследовательский клинический институт им. М.Ф. Владимирского – заместителем главного врача по экономическим вопросам. Помню, как впервые читала тарифное соглашение – на новогодних праздниках. Прочитала его раз шесть и, даже будучи опытным финансистом, ничего не поняла. Было ощущение, что документ нарочно составлен так, чтобы в нем никто не разобрался. В МОНИКИ мне удалось получить уникальный в этом смысле опыт. Крупнейший в регионе многопрофильный институт, в котором есть все – поликлиника, дневной и круглосуточный стационары, большие объемы специализированной и высокотехнологичной медпомощи, госзадание, наука и образование.

Многие процессы, что характерно для госучреждения, осложняла бюрократия, а это, увы, нередко негативно влияло на оперативность и качество медицинской помощи. Тем не менее нацеленность коллектива института на оперативное достижение результата, желание помочь людям, настрой управленческой команды на внедрение инновационных технологий в реальную клиническую практику в какой-то момент превратили преодоление бюрократических барьеров в рутинную практику.

– Этот опыт вам, очевидно, пригодился в «Медси». Как вы там оказались?

– В МОНИКИ мы много работали вместе с Павлом Богомоловым. Когда он покинул институт и стал медицинским директором ГК «Медси», то пригласил меня в свою команду, и я согласилась. Работа в частной медицинской организации меня очень заинтересовала. Большой плюс такой структуры – простота закупок без оглядки на 44-ФЗ. Да и все процессы осуществляются гораздо быстрее. В «Медси» я работала в Клинической больнице в Отрадном, куда Павел Олегович пригласил работать академика Константина Лядова. Задача была – «реанимировать» стационар, организовать работу в рамках ОМС, в чем я с удовольствием приняла участие. Для ГК «Медси» это было новое направление, а теперь она, в том числе за счет ОМС, резко улучшила свои финансовые результаты.

– Сколько в общей сложности вы проработали в «Медси»?

– Около года.

– Получилась своего рода стажировка перед самостоятельным проектом. Как вы на него решились?

– Я поняла, что с накопленными знаниями смогу реализовать модель работы частной клиники в системе ОМС. Я знаю весь процесс: могу по первичной документации, даже не будучи врачом, сказать, оплатит ее фонд или нет. Знаю все, вплоть до механизма выставления счета страховой компании. А для того формата, который мы придумали, не нужно было каких-то особых инвестиций.

– Но даже условно скромные вложения должны были откуда-то появиться. Кто инвестировал в ваш проект?

– Это были мои деньги. Знакомый продавал клинику на Шипиловской в Москве, всего 250 кв. м, она открывалась по программе «Доктор рядом», поэтому аренда стоила 1 рубль в год и просили за нее немного. Я подумала: почему бы и нет? Начали работать с того же дня, как ударили по рукам. Это было в начале 2017 года, а сейчас у нас в группе 11 клиник в Москве и Московской области. И это не предел. Расширяемся мы органически – рынок такой, что можно арендовать хорошие помещения, которые почти не нуждаются в ремонте. Сложнее с врачами, но тоже решаемо.

– Кстати, Павел Богомолов и Анатолий Махсон в каком качестве устроены в ГК «ОМС»?

– Павел Олегович – председатель совета директоров, Анатолий Нахимович возглавляет онкологическое направление. Проект был задуман в рамках традиционной модели университетской клиники, которая сможет сочетать в себе медицину, образование и науку и восполнять существующие дефициты системы здравоохранения.

Очевидно, что частный игрок может быть в тысячу раз эффективнее любой государственной клиники – и в инновационности подходов, и в организации процессов, и в плане закупок.

Первая наша клиника – в силу того, что автором концепции был Павел Олегович – оказалась центром компетенций в сфере гепатологии для всей сети. По финансовому результату в прошлом году это был самый мощный профиль.

«УЖЕ ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ К НАМ ВЫСТРОИЛАСЬ ОЧЕРЕДЬ»

– За счет чего?

– Основой медицинской концепции является реализация идеологии прецизионной медицины: мы обеспечиваем в рутинной клинической практике доступность самых новых технологий, основанных на принципах доказательной медицины. В гепатологии мы абсолютные лидеры в лечении пациентов с хроническим гепатитом С, неалкогольной жировой болезнью, раком печени. До 30%, а по некоторым позициям до 60% продаж инновационных противовирусных препаратов в России приходятся на клиники ГК «ОМС».

Высокая операционная эффективность бизнеса обеспечивается многими факторами, особенно за счет стоимости лекарств и расходных материалов. Наши впечатляющие объемы оказания медпомощи – хорошее подспорье в переговорах с поставщиками.

Отдельная история – формирование пациентопотока. Например, в начале года в Московской области сложилась непростая ситуация с обеспечением онкологических пациентов иммунотерапией. Стоило только сказать, что у нас это лечение возможно и, более того, осуществляется по программе ОМС, – проблема привлечения пациентов исчезла. Беда в том, что многие пациенты просто не знают, где можно получить помощь. Поэтому мы начали с информирования – на конференциях, через пациентские сообщества (очень помог глава Всероссийского союза пациентов Юрий Жулев), через интернет, в конце концов. Дальше – «сарафанное радио»: уже через месяц к нам выстроилась очередь.

Мы начали заниматься онкологией – и без маркетинга за три месяца вышли на 400 циклов лечения в месяц. С приходом в нашу команду профессора Махсона это направление точно станет одним из драйверов роста компании – в ближайшее время у нас будут работать четыре центра амбулаторной химиотерапии.

Исходя из данных клинической эпидемиологии, самое востребованное сейчас – это лечение пациентов с кардиометаболическими рисками, обеспечение мультидисциплинарного подхода в ведении полиморбидных пациентов. Это пациенты с серьезными заболеваниями, и именно они – в фокусе нашего внимания.

Мы рассчитываем достичь в кардиологии, эндокринологии, онкологии, пульмонологии таких же впечатляющих результатов, как в гепатологии, ставим перед собой амбициозные задачи элиминации гепатита С в Московском регионе, создали центр лечения рака печени, организуем первый в мире центр лечения больных гепатитом D.

– Работаете только амбулаторно?

– Мы оказываем помощь амбулаторно и в условиях дневного стационара. Пациенты разных профилей – эндокринология, кардиология, онкология, инфекционные болезни, гастроэнтерология, пульмонология, терапия. Мы обеспечиваем приличный объем диагностики и, самое главное, проводим экспертное лечение. Тысячи пациентов с вирусным гепатитом получают высокоэффективную терапию – в зависимости от особенностей заболевания мы излечиваем до 98%.

Мы единственные в стране, кто лечит от гепатита С пациентов после трансплантации печени, мы первыми стали использовать самые инновационные схемы противовирусной терапии в лечении детей, мы излечили от гепатита С практически всех подмосковных пациентов с гемофилией. Первые 90 пациентов в нашей стране начали лечиться суперсовременной комбинацией элбасвира+гразопревир именно в наших клиниках, а это невероятно эффективное лечение гепатита С. Отдельная история – онкологические пациенты. Доступность иммунотерапии в лечении рака весьма низкая, а у нас это обычная практика.

– И все только по ОМС?

– Доля платных медицинских услуг очень незначительная. Естественно, мы каждому предлагаем помощь по полису ОМС, и все на это соглашаются. Я часто слышу выражение «бесплатная медицина». Но ведь это не так. Только что согласовывала реестр взносов в фонд ОМС на своих сотрудников и вот что скажу: за среднестатистического сотрудника с зарплатой 60 тысяч рублей в месяц работодатель отчисляет такую сумму на ОМС, что получилась бы приличная страховка по ДМС. То есть мы уже оплатили медицинскую помощь в виде наших налогов. У нас же все время говорят, что бесплатная медицина – тяжкий груз и чуть ли не благотворительность для государства, а пациент, получается, бесправное существо и не может предъявлять какие-то требования.

– Как система ОМС приняла ГК «ОМС»? Радушно?

– Непреодолимых препятствий не было. Возникают сложности с выделением объемов, своевременностью оплаты оказанной медпомощи. Конечно, отношение страховых компаний и территориального фонда ОМС к нам более внимательное, чем к государственным клиникам. Когда мы только открыли первую клинику, к нам тут же пришла первая комплексная внеплановая проверка. Денег от системы ОМС мы тогда не получали, так что проверять исполнение порядка расходования нами государственных средств было бы как минимум странно. Стали проверять все остальное – запрашивали разные документы, табели сотрудников, выискивали совместителей и даже пытались их пугать, мол, совмещать нельзя. Хотя Трудовой кодекс для всех один.

Комиссия пришла в таком составе, будто у нас уже не меньше 3 млрд рублей оборот. Ничего не нашли.

Потом пришли еще через полгода – деньги к тому моменту нам какие-то уже выделили, мы их отработали. Каждую историю болезни разбирали по таблеткам, я делала какие-то фантастические таблицы о том, сколько препаратов ушло на каждый случай – с пояснением, что вот здесь ушло меньше, так как лечение было прервано из-за госпитализации, и так далее. В итоге выписали нам нецелевое неэффективное расходование средств ОМС – порядка 10 млн рублей. Так мы впервые сходили в суд и выиграли!

– Как были сформулированы претензии?

– Наше преимущество перед государством – в более эффективных закупках. У нас были препараты с истекающим сроком годности, и, когда срок истек, препараты были списаны и утилизированы. Пациента мы вылечили и избавились от просроченных лекарств. Что еще мне надо было делать? Мы, естественно, были возмущены, сами готовили аргументы для суда. В итоге суд встал на нашу сторону, а на самом деле – на защиту интересов пациентов.

– То есть вы пошли по пути Евгения Рабцуна, который вместе со своим Центром семейной медицины регулярно судится с фондами и не боится сопряженных с этими тяжбами издержек?

– Он не просто судится, он выигрывает. Он прав, потому что пациенты нуждались в помощи и должны были получить ее по программе госгарантий.

«МЫ ВЕДЕМ ПЕРЕГОВОРЫ О ПРОДАЖЕ ДОЛИ В БИЗНЕСЕ»

– Поделитесь технологией работы в амбулаторном сегменте по ОМС – для всех сомневающихся в том, что это вообще возможно.

– Приоткрою завесу тайны. Многие даже не открывали тарифное соглашение или даже не знают, что это такое. Видят, что консультация офтальмолога стоит 130 рублей, и говорят: «Нет, спасибо, мы поработаем платно». Все зависит от тарифного соглашения, которое разнится от субъекта к субъекту. Возьмем Москву. В одной клинике у нас действует программа «Доктор рядом», работаем с прикрепленным населением по подушевому нормативу. Амбулаторная консультация стоит 150–350 рублей. Но это не все – дальше прописан весь набор услуг, который в эту консультацию входит, и оплачиваются они отдельно.

Например, у терапевта пальпация – 7 рублей. Или УЗИ и кольпоскопия у гинеколога, подбор очков – у офтальмолога. В среднем оплата работы специалиста доходит до 800–1 000 рублей за консультацию. Положим, в день он принимает 20 пациентов, работает 20 дней в месяц, на выходе получаем 400 тысяч рублей в месяц. Это значит, что у нас есть возможность платить хорошую зарплату специалисту и даже найти деньги на лизинг оборудования.

Да, хотелось бы отдельно компенсировать инвестиционные расходы, но пока этого нет. Да, обозначенная в ЖНВЛП цена на ниволумаб, например, в тариф не вписывается. Но что мешает комбинировать схемы – здесь я выйду за рамки, а здесь буду в марже. Жить можно.

– Можно еще выбирать наиболее маржинальные схемы.

– А я вам скажу, что и без этого можно обойтись. Вообще, это недостаток регулирования. Не должно быть такого, что пациент, который платит налоги, вдруг для клиники невыгоден. Но обвинять клиники нельзя. Это задача фонда ОМС – создать экономически обоснованные тарифы.

– Вы работаете в Москве и Московской области, значит, часто возникают межтерриториальные расчеты. А как вы поступаете, когда в московскую клинику приходит москвич?

– Никакой проблемы – мы его прикрепляем к поликлинике «Доктор рядом», но предоставляем ему возможности всех наших филиалов. Пациент, по закону, может пойти в ту медорганизацию, в которую считает нужным обратиться. В конце концов, он может написать заявление о том, что по месту жительства он помощи не получил или ему не выписали препарат, потому что его просто нет. На такое заявление страховая компания ничего не может ответить.

– Остается еще один аргумент частных клиник против работы в системе ОМС – отсутствие дивидендов. Вы, как акционер, можете ничего не получать?

– Я могу получать зарплату. Есть правила, и мы по ним играем. И потом, что значит дивиденды? Это 20% налога на прибыль, 13% налога на доходы. В итоге всего на 10% выгоднее, чем просто заплатить себе хорошую зарплату.

– В таком случае этот бизнес невозможно ни тиражировать, ни продать.

– Инвестировать в него могут только те, кто намерен заниматься медициной, а не просто сидеть и получать доход. В настоящее время мы ведем переговоры о продаже доли в бизнесе стратегическому инвестору. Нам есть что предложить – выручка в прошлом году составила 867 млн рублей. Условная OIBDA [Operating Income Before Depreciation And Amortization – операционный доход до вычета амортизации основных средств и нематериальных активов. – Vademecum] – 25%. Условная, потому что в отчетности у такого предприятия никакой OIBDA быть не может.

Вхождение в акционерный капитал новой структуры позволит резко увеличить скорость масштабирования бизнеса, а мы планируем расширяться. Вместе с тем я решила освоить еще один вид деятельности – консалтинг и аутсорсинг для тех медорганизаций, которые только входят в ОМС и хотят работать по нашей модели. Меня очень часто спрашивают, как мы работаем в ОМС: «Это же так сложно». Ничего сложного нет, но это кропотливая, скрупулезная работа, направленная на достижение главного результата – оказание высококлассной медицинской помощи.