Пластический хирург Майкл Добрянский уже несколько лет совмещает практику в крупнейшей в Северной Америке частной клинике Long Island Plastic Surgical Group с преподавательской деятельностью в резидентуре, а три года назад включил в свое расписание операционные сессии и консультации в профильном московском медцентре «Сириус». Ради этого доктору Добрянскому пришлось дополнить американскую лицензию российским сертификатом специалиста и получить трудовой патент. Чем отличаются пластические школы и практики по разные стороны Атлантики, хирург рассказал Vademecum.
«ЭТО ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКАЯ СПЕЦИАЛЬНОСТЬ»
– Как в США становятся пластическими хирургами?
– Сначала четыре года – в университете, потом еще четыре – в медицинской школе. Когда я учился, большинство пластических хирургов выходили из общей хирургии, у меня тоже есть такой диплом. Подготовка по этому профилю занимает пять лет, затем необходимо в течение трех лет пройти обучение по узкой специальности, в моем случае – по пластической хирургии. Но прежде придется пройти жесткий конкурсный отбор. На программу по пластической хирургии, на которую я претендовал, конкурс был 300 человек на место, но взяли двоих, включая меня. Обучение я закончил в 2007 году. Во время резидентуры по пластической хирургии я провел еще один год в лаборатории, занимался исследованиями, чтобы повысить собственные шансы на получение работы. Клинической базой для обучения пластических хирургов выступают госпитали, поддерживаемые правительством, там – большой поток пациентов, что позволяет обеспечить полноценную подготовку хирурга.
– И сейчас этот регламент действует?
– Еще во время моей учебы проявилась тенденция к тому, чтобы готовить пластических хирургов сразу из выпускников медицинских школ. Эта программа называется integrated, или «три плюс три»:и три года – пластической. Конечно, это сокращает время, проведенное в аудитории, а самое главное – сокращает расходы государства на подготовку специалиста. Сейчас все большую популярность набирает именно такой формат обучения.
– Как контролируется качество подготовки врачей?
– Требования очень жесткие. Каждые пять лет организация, которая контролирует качество медицинского образования, – Residency Review Committee – подвергает проверке все аккредитованные учебные программы, причем отдельно проверяется разнообразие операций, которые изучают студенты. Нельзя подготовить пластического хирурга, показав ему 100 абдоминопластик и 50 операций по увеличению груди. Молодой хирург должен проходить целый спектр операций разных категорий – только так можно получить базовые знания и навыки.
Каждый год студент во время резидентуры сдает экзамены, известные как In Service Examination, плюс два выпускных – письменный и устный. Хирурга допускают к подобному экзамену только после того, как он завершил программу подготовки и директор его программы подписал документ о том, что специалист готов к выпуску, к независимой практике. Практику хирург может начать и до сдачи экзамена, но есть определенное количество лет, в течение которых экзамен обязательно надо сдать. В противном случае хирург лишается права на сертификат American Board of Plastic Surgery – эта организация отвечает за аккредитацию и повышение квалификации специалистов по пластической хирурги в США.
– Какие компетенции имеет американский пластический хирург?
– Профильный специалист, по сути, имеет две компетенции – пластического и реконструктивного хирурга. Отдельно стоит микрохирургия, ей нужно обучаться еще год в дополнение к резидентуре по пластической хирургии. Смежное, но самостоятельное направление – челюстно-лицевая хирургия. По эстетической хирургии, кстати, тоже можно получить отдельный сертификат. У меня такой есть, хотя это и необязательно. Просто меня всегда учили, что лишний год подготовки продвигает врача на пять лет в плане клинического опыта.
Моя личная практика – не только эстетика, я занимаюсь различными реконструктивными операциями: восстановлением молочной железы после мастэктомии, изменением челюсти после резекции в результате каких-то раковых опухолей, восстановлением челюстно-лицевого скелета после травмы, восстановлением мягких тканей ноги, например, после открытых переломов. Плюс хирургия верхних конечностей, у нас это тоже ответвление от ортопедии и пластической хирургии. И это дополнительный сертификат, дополнительный экзамен, дополнительная подготовка, которая обычно длится тоже около года.
– Сертификаты нужно обновлять?
– Если я не ошибаюсь, до 1992 года сертификаты выдавались бессрочные, а выданные позже надо обновлять каждые десять лет. Сейчас обсуждается идея вернуть сертификатам бессрочный статус.
– Насколько популярна профессия среди молодых врачей?
– Конкурс для поступающих на специальность большой, но это тоже переменная величина. Я преподаю в резидентуре на базе нашей клиники и наблюдаю, как из года в год соискатели подают заявки. Число желающих колеблется, оно зависит от рынка труда. Поступающие смотрят, сколько выпускается пластических хирургов, сколько есть рабочих мест, и в зависимости от этого принимают решение. В условиях экономического спада число соискателей обычно сокращается, а в лучшие годы – растет. Это такая «флюидная» цифра. В то время как количество рабочих мест меняется минимально – плюс две-три вакансии каждый год. В США выпускается около 200 пластических хирургов в год. На 325-миллионную страну не так уж много. Это очень маленькая специальность. Пластических хирургов, имеющих сертификаты American Board of Plastic Surgery, в Штатах около 8,5 тысячи.
«ЛЮБОЙ БАНК ВЫДАСТ КРЕДИТ ВЛАДЕЛЬЦУ СЕРТИФИКАТА»
– Может ли молодой хирург открыть свою клинику?
– Это очень затратное начинание. К тому же человек, который только начал практику, не имеет своей базы пациентов. Можно вложиться в грандиозную клинику, но она будет пустовать. А можно попытаться наработать базу, практикуя где-то, и потом начать какое-то строительство. У нас в основном делают именно так. Кстати, под сертификат пластического хирурга практически любой банк выдаст кредит на развитие бизнеса. Сейчас 80–85% всех пластических операций в США производятся хирургами-одиночками либо частными практиками, которые состоят из одного-двух хирургов. Нынешнее поколение молодых хирургов все-таки предпочитают работать с кем-то, опасаясь сразу открывать независимые практики. Думаю, процент одиночек будет в следующие десять лет снижаться. Индивидуализм идет вразрез с общей для медицины тенденцией, когда врачи объединяются в большие группы и клиники.
– А сколько хирургов работают вместе с вами?
– Сейчас в группе восемнадцать человек, мы берем еще двоих, так что этим летом нас будет уже двадцать. Десять пластических хирургов – это много, а двадцать – это очень много. Long Island Plastic Surgical Group и New York Plastic Surgical Group – объективно самая большая и самая старая практика в американской пластической хирургии. Группа была основана в 1948 году на Лонг-Айленде тремя хирургами, вернувшимися с войны. У нас есть собственная резидентура по пластической хирургии, вторая по возрасту в США: самая старшая была основана в 1955 году, наша – в 1956-м. У нашей группы восемь офисов. Некоторые из них – полноценные клиники, некоторые – просто помещения для приема пациентов, а операции проводятся в наших основных филиалах. Сейчас мы достраиваем госпиталь пластической хирургии в Эквадоре.
– Вы работаете в частной специализированной клинике, а в многопрофильных медцентрах пластическая хирургия присутствует?
– Конечно. Да и мы не все операции делаем в собственной клинике – очень часто работаем с врачами других специальностей, как правило, в госпиталях. Вся реконструктивная хирургия там – в частных и государственных многопрофильных больницах. Форма собственности в принципе не важна, главное, чтобы центр, в котором проводятся реконструктивные операции, был комплексным. Например, поступает пациент с открытым переломом и травмами мягких тканей. Ему нужен хирург-ортопед и пластический хирург одновременно, либо в какой-то быстрой последовательности. Тогда операцию делают совместными усилиями в госпитале. То же самое с одномоментной реконструкцией молочной железы, которая в Америке, в отличие от России, очень широко практикуется. А чисто эстетические операции мы проводим в своих клиниках. И нашу практику строго контролирует государство. В штате Нью-Йорк, например, инспекции операционных проходят не реже, чем раз в два года. Некоторые наши сотрудники выступают еще и инспекторами, такова наша репутация.
– Есть государственные клиники такого же масштаба, что и ваша?
– Есть кафедры пластической хирургии со штатом специалистов. Самая большая кафедра – в Cleveland Clinic, выпускником которой я являюсь. Они примерно такие же по мощности, как мы. Делают все то же самое, но в рамках госпитальной системы.
– Заметен ли в США тренд, наблюдающийся в России, когда реконструктивная хирургия приходит в упадок, а эстетическая, напротив, набирает обороты?
– К счастью, такого нет. Эстетическая хирургия предполагает более рыночную систему отношений между хирургами и пациентами. Когда у людей есть свободные средства, они готовы тратить их на что-то, вкладывать в себя. Когда экономика испытывает трудности, людям становится тяжелее выкраивать какие-то средства, общий объем рынка эстетической хирургии может снижаться. Думаю, это как с автомобилями – в кризис продажи падают, потом спрос растет диспропорционально, потому что машины все равно стареют и людям приходится их менять. В эстетической хирургии так же – необходимость не отпадает, просто откладывается во времени. А реконструктивная хирургия развивается отдельно, в госпитальном сегменте.
– В США эстетическую операцию можно сделать по страховке?
– Нет, за подобные услуги люди платят из своего кармана. Иногда бывают комбинированные операции. Допустим, исправление перегородки носа, когда человек не может дышать из-за этого, – это реконструктивная операция, покрываемая страховкой. Но если человек хочет при этом изменить форму кончика носа или убрать горбинку и это не имеет отношения к функционалу, – это косметическая часть операции, и за нее человек заплатит сам.
– Американцы готовы ради экономии отправиться за пластикой в другую страну?
– Конечно. Но, в принципе, в Америке пластическая хирургия не так дорога, чтобы от нее бежать. Диапазон цен в США, наверное, чуть уже, чем, скажем, в Латинской Америке, где есть и очень дешевые клиники, и медцентры с прейскурантами, сопоставимыми с североамериканскими. Но большинство осложнений, которые происходят у медтуристов в Латинской Америке, бывают как раз из-за того, что операции были сделаны в дешевых клиниках.
«РОССИЯНЕ ЗНАЮТ О ПЛАСТИКЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ АМЕРИКАНЦЫ»
– Как вы начали работать у нас в стране?
– У меня стали появляться пациенты из России – просто приезжали оперироваться. И в один прекрасный день мне предложили начать практику в Москве на базе клиники «Сириус». Это не филиал нашей Long Island Plastic Surgical Group, но сотрудничаем мы очень плотно уже три года, а я выступаю связующим звеном между американскими и российскими коллегами. Сейчас в России я, в основном, консультирую и делаю какие-то показательные вещи.
– Как вы подтверждали здесь свою квалификацию?
– Как иностранный специалист, сначала я подтвердил свой диплом, затем сдал специальный аккредитационный экзамен. Очень серьезное мероприятие, сопоставимое по уровню с американским выпускным экзаменом, только письменная и устная части проводились в один день, фактически перед одной и той же комиссией под председательством профессора Неробеева.
– Пациенты в Америке и России разные?
– Пациенты везде пациенты. Но можно сказать, что россияне очень информированы, они приходят в клинику, прочитав кучу всего. Может быть, кому-то нужна помощь в синтезе этой информации, тем не менее, ваши люди очень подготовленные. Часто приходят на альтернативную консультацию, за «вторым мнением». Иногда оценки совпадают, иногда расходятся. Знаете, шутка есть такая: если вы зададите двум пластическим хирургам один и тот же вопрос, получите три ответа.
– Можете сравнить популярность тех или иных вмешательств у пациентов из разных стран?
– В США заметно выше, чем в России, спрос на увеличение груди, может быть, мода другая. А в России очень популярны ботулотоксины. До такой степени, что у определенного процента пациентов наблюдается резистентность к этим косметологическим препаратам. Приобретаемая резистентность, в принципе, не новость: организм, который видел определенное количество доз ботулотоксинов, в какой-то момент перестает на них реагировать. Но бывает и первичная резистентность: организм, наивный к ботулотоксинам, их не воспринимает. Так вот, среди моих пациентов очень немного первично резистентных, но все они – из России. Я даже написал и опубликовал в Америке научную работу по этому поводу: анализ ответов организма американской популяции в сравнении с российской. Количество пациентов с первичной резистентностью очень незначительное, глобальные выводы делать сложно, но тенденция есть.