Изобретатель экстази и еще сотни препаратов, изменяющих человеческое сознание, умер в начале июня в своем доме в Калифорнии. Хотя Шульгин сам испытывал все вещества, которые синтезировал, и за всю жизнь провел над собой несколько тысяч экспериментов, скончался он в довольно почтенном возрасте, лишь немного не дожив до 89. И все‑таки любимые психоделики сыграли с ним злую шутку.
Александр Шульгин удивительным образом совместил в одном лице разработчика, фокус-группу и потребителя. Он изобретал и синтезировал наркотические вещества, проверял их действие, протоколировал результаты, но при этом не оставался в позиции ученого, сдержанно наблюдающего за всем со стороны. «Мудрость – это способность понять других, а вот понимание самого себя называется просветлением. Я нашел свой путь познания», – восторженно писал Шульгин о своих психоделических экспериментах. Под действием наркотиков он парил в воздухе, предавался «экстатическому, нежному, животному, возвышенному сексу», любовался фантастическими цветными картинками, ощущал разом боль и надежды всех людей… Но всегда держался в границах разумности и относительной безопасности. Немногим другим любителям его изобретений это удается.
Отец Александра Шульгина в 20-х годах прошлого века приехал в Сан-Франциско из Челябинска и женился на американке. Он был весьма скрытен и, по воспоминаниям сына, никогда ему ни о чем личном не рассказывал. Впрочем, сын и сам не блистал экстравертностью. В родительском саду он часами сидел в густых зарослях жимолости, где, наконец-то, можно было помечтать, не отвлекаясь на глупости реального мира.
Потом Sasha (так всю жизнь называли его друзья) обнаружил кое-что поинтереснее – подвалы. Он исследовал до последнего уголка подвал собственного дома, переключился на соседский, а главной удачей стал подвал в доме родственников, где Саша обнаружил разобранный на части орган. И решил «собрать его, присоединить воздушный компрессор, а затем в полночь взять аккорд ми-бемоль минор и посмотреть, как быстро все выбегут из дома». Вообще, Саша считался одаренным, но «предметы, требовавшие произвольного и нелогичного мышления, типа грамматики, истории и правописания», ему не давались.
Шульгин поступил в Гарвард, а затем (шла Вторая мировая война) отправился в армию – на флот. Там он получил два ярких впечатления, изменивших жизнь.
Посреди Атлантики у Шульгина развилось сильнейшее воспаление большого пальца руки, и судовой врач начал колоть ему морфий. Случилось чудо. «Палец продолжал болеть, но боль уже не мешала мне, – пишет Шульгин. – Эта мысль завораживала, оказывается, толика химического вещества, полученного из собранных где-то цветов мака, может сделать страдания несущественными». Второе впечатление было на берегу, накануне операции. Медсестра принесла ему апельсинового сока. На дне стакана Шульгин разглядел белые кристаллы. «Ага, снотворное! – подумал будущий ученый, – а я возьму и не засну». Через несколько минут он, однако, крепко спал, а позже выяснилось, что загадочные кристаллы были обыкновенным сахаром. Так Шульгин ознакомился с плацебо и еще больше изумился влиянию сознания на жизнь тела.
ПОДСЕСТЬ НА КАКТУС
После армии Шульгин вернулся на Западное побережье и поступил в Калифорнийский университет в Беркли. Интерес к веществам, меняющим сознание, усиливался. Но в конце 40-х такое увлечение не было чем-то маргинальным. Запретов на наркотики почти не существовало, а сами они считались очень перспективными лекарствами для психотерапии. Взять историю ЛСД, который синтезировал штатный сотрудник компании Sandoz Laboratories швейцарец Альберт Хофманн. Он испытал действие препарата на себе, привлек к исследованиям коллег и вскоре возглавил отделение Sandoz по изучению естественных продуктов, посвятив несколько лет изучению галлюциногенов на основе мексиканских грибов и других растений. Хофманн мечтал об использовании нового препарата в психиатрии и был страшно расстроен, когда ЛСД попал под запрет. Кстати, добровольное превращение в подопытного кролика и этому ученому, судя по всему, несильно повредило: он умер пару лет назад на 103-м году жизни.
Лекарствами, меняющими сознание, интересовались не только врачи. И речь не об опытах в концентрационных лагерях. В известном отчете Комиссии Рокфеллера, изучавшей деятельность ЦРУ (Центральное разведывательное управление США) и других секретных служб, сообщалось, что в 50-х и начале 60-х годов ЦРУ проводило испытания ЛСД на людях. Причем им «не сообщалось о том, что на них проводятся такие испытания». В том же отчете отмечалось, что подобные испытания проводились и в Советском Союзе.
С ЛСД боролся за внимание ученых мескалин – продукт из кактуса «пейот» («пейотль»). Свой опыт его применения описывал Олдос Хаксли. Карлоса Кастанеду невинный на первых порах интерес к антропологии через шаманизм привел все к тому же кактусу. Для Шульгина обстоятельства сложились удачно: получив редкий по тем временам диплом биохимика, он поступил на работу в Dow Chemical и вскоре порадовал компанию изобретением первого в мире биоразлагаемого инсектицида Зектрана. Больших денег это ему не принесло, зато в рамках Dow он получил лабораторию и право исследовать все, что ему покажется интересным. Почему-то действие наркотиков Шульгин решил исследовать на рыбках. Он не без юмора описывает, как заставил всю лабораторию аквариумами, но не мог заметить ни малейшего изменения в поведении питомцев, которые и в трезвом уме прятались в зарослях, и в предположительно наркотическом опьянении сидели там же. «Очень скоро стало очевидно, что рост водорослей не был спровоцирован ни рыбками, ни ЛСД, и аквариумы плотно заросли тиной», – пишет Шульгин. Подведя под это простенькую теорию в стиле «А как еще? Больше никак», Шульгин начал испытания мескалина на самом себе. «Окружающий мир стал удивительным в своих деталях… Мимо пролетала пчела, а я видел ее организм изнутри… В тот далекий день я решил посвятить всю свою энергию и все профессиональные навыки, которыми мог овладеть, разгадыванию природы этих инструментов, способствующих раскрытию личности», – пишет ученый.
АНСАМБЛЬ С СИНТЕЗАТОРОМ
Препараты один за другим рождались в мозгу, а затем в пробирках Шульгина. В 60-х годах вокруг Шульгина постепенно образовался кружок, члены которого испытывали его вещества на себе. Результаты Шульгин публиковал, причем без тени сомнения указывал Dow как работодателя – в те годы такие исследования не могли навредить имиджу компании.
Шульгин, за свою жизнь испытавший на себе психоделические препараты несколько тысяч раз, выработал строгие правила исследований. Часть из них касалась безопасности – какую дозу ранее не известного лекарства можно принять в первый раз, во второй и так далее. Восторгаясь расширением границ своей личности, он не терял разума – исходил из дозировки в несколько раз меньшей, чем у аналогичных уже испытанных препаратов. Для описания эффекта была создана довольно простая шкала от нуля (никакого действия) до четырех (нечто удивительное и почти неописуемое) – оценки давались каждому из большой группы признаков. Обо всем этом Шульгин рассказал позже в своей почти автобиографической книге. «Почти» – например, потому, что сам он там называется Шурой Бородиным, а его жена Энн почему-то зовется Элис.
Отдельно оговаривались правила сексуального поведения испытуемых. «Мы решили не допускать проявлений сексуального желания… между людьми, не состоящими в браке или в продолжительных отношениях друг с другом... Разумеется, если законная пара желает уединиться в отдельной комнате, чтобы заняться любовью, они вольны делать это», – четко излагает Шульгин. Правила, впрочем, не помешали почти двухметровому, с будоражащим налетом инфернальности бородачу Шуре увести жену у приятеля и при этом немало строк посвятить описанию наркосексуальных экспериментов с другой женщиной, по времени в целом совпавших с уводом жены. Ведь это тоже был «путь к себе».
Полюбив мескалин, Шульгин синтезировал целую серию похожих на него препаратов. Но главным его успехом, а позже и главной проблемой, стал MDMA, он же экстази. Это вещество было известно и раньше – но никто не догадывался о его действии. Шульгин в конце 70-х нашел способ его получения из коры дерева «сассафрас». «Это не был психоделик, если иметь в виду вызываемые им видения или объяснять его воздействие. Однако в нем были радость и теплота, свойственные психоделикам, и они были поразительны… Постепенно я стал чувствовать огромный интерес и восторг по отношению к этому материалу», – рассказывал на лекциях Шульгин. Он верил в психотерапевтические возможности MDMA, рассказывал о том, как с его помощью буквально за один сеанс решаются проблемы бывших солдат во Вьетнаме. В начале 80-х MDMA использовали в своей практике больше тысячи американских врачей. Но вскоре MDMA под, можно сказать, брендом «экстази» вышел на широкий рынок. Шульгин ненавидел название «экстази» – по его мнению, правильно описывало бы действие MDMA слово empathy (сопереживание). Дозы не соблюдались, таблетки с массой вредных примесей продавались повсеместно, в Калифорнии был даже бесплатный круглосуточный телефон для их заказа. В середине 80-х препарат был запрещен – сначала временно, потом окончательно.
СМЕРТЬ НАРКОТИКОВ
Эра хиппи, массовое молодежное увлечение наркотиками, естественно, ударили по их использованию в медицине. Их стали запрещать один за другим. Шульгин протестовал – ведь, говорил он, человек сам отвечает за свои поступки, если кто-то превышает дозу, это не повод их запрещать. Но «кого-то» становилось слишком много, да и возраст их не всегда предполагал ответственность.
Шульгин не ушел в подполье. Он занимался преподавательской деятельностью. Работал научным консультантом DEA (Drug Enforcement Administration – Управление по борьбе с наркотиками). Даже боролся с незаконным оборотом наркотиков, выступая в судах в качестве эксперта. Но теперь он исследовал препараты, которые уже попали под запрет или вскоре должны были попасть. С Dow Chemical разладилось – сначала Шульгина попросили выступать в научной прессе в качестве частного лица, а не сотрудника компании, а затем их деловые отношения и вовсе прекратились.
Интересен эпизод, когда с Шульгиным пыталось сотрудничать NASA. Речь шла о поиске вещества, которое помогало бы космонавтам без вреда для психики перенести отсутствие внешних впечатлений, более глубоко и широко знакомясь со своим внутренним миром. Но к тому времени сфера применения наркотиков была сильно ограничена, и исследования, судя по всему, размаха не получили.
Видя, что дело его жизни хиреет, Шульгин пошел на крайнюю меру. В 90-х он на свои средства опубликовал одну за другой две книги – PiHKAL (Фенилэтиламины, которые я узнал и полюбил: Химическая история любви) и TiHKAL (Триптамины, которые я узнал и полюбил: Продолжение). Первая часть книжек автобиографична (как уже говорилось, с точностью до имен главных героев), а во второй содержится длинный список препаратов с подробным описанием способа их синтеза и действия. PiHKAL была переведена на русский, вышла в издательстве «Ультра. Культура», но была изъята из продажи Федеральной службой по контролю за оборотом наркотиков. После выхода первой книжки DEA устроило обыск в доме Шульгина, но дело кончилось штрафом в $25 тысяч за нарушение правил его лабораторией. Последние годы Шульгин жил за счет сдачи в аренду части своей земли под вышку для мобильной связи и продажи PiHKAL, TiHKAL и еще нескольких книжек на Amazon. Известность его, впрочем, не уменьшалась, а самопознание экстремальными методами продолжалось почти до последнего дня.
