Вслед за остеопатами получением для своей специальности официального медицинского статуса озаботились отечественные сомнологи – специалисты по расстройствам сна. Главным лоббистом обещает стать созданное несколько месяцев назад Национальное сомнологическое общество (НСО), соучредитель которого – сенатор от Республики Карелии, а в прошлом глава ГИБДД МВД России Владимир Федоров. Все вместе отечественные сомнологи сегодня зарабатывают до 500 млн рублей. Сумма эта может заметно возрасти после безоговорочной легитимизации профессии. НСО уже примеряет на себя роль регулировщика и готовит несколько инициатив, в том числе одну законотворческую, а именно ограничение при выдаче водительских прав людям с синдромом апноэ во сне. Продвижению инициатив теперь может помешать только междоусобица, раздирающая отечественную сомнологию последние три года.

Сны о чем-то большем

О создании ассоциации «Националь­ное сомнологическое общество», в которое вошли пока пять сомнологов государственных и частных медуч­реждений, VM рассказал президент ассоциации, профессор Первого МГМУ им. И.М. Сеченова Геннадий Ковров: «Мы зарегистрировали объеди­нение летом и сейчас разрабатываем целый ряд инициатив, которым дадим ход в следующем году. Разрабатываем клинические рекомендации для сом­нологии в России, готовим норматив­ные документы, предусматривающие ограничения в получении водитель­ских прав пациентам с синдромом апноэ (остановка дыхания) во сне, а в перспективе собираемся обратиться в Минздрав РФ с предложением вне­сти сомнологию в список медицинских специальностей».

По словам Коврова, продвижению ин­тересов сомнологов на государственном уровне будет помогать сенатор от Ре­спублики Карелии Владимир Федоров. По данным «СПАРК-Интерфакс», Фе­доров выступает соучредителем НСО. Сам сенатор также подтвердил VM эту информацию.

Кроме Федорова, НСО поддержали известные неврологи, в том числе ака­демик РАН Николай Яхно, ставший соучредителем общества, а также часть коллег из других отраслевых объединений. Председатель сек­ции сомнологии Физиологического общества им. И.П. Павлова Владимир Ковальзон говорит, что его секция уже влилась в новую сомнологическую ассоциацию: «Мы поддерживаем все идеи нового общества и надеемся, что наше объединение положит начало консолидации отрасли и появлению единой организации, которая бы от­стаивала интересы всех сомнологов».

Предпосылок для создания одной сильной ассоциации медицины сна в России действительно масса. Сом­нология лечит 90 расстройств, свя­занных со сном, самые популярные из которых – бессонница и синдром апноэ. По оценкам специалистов, в услугах сомнологов нуждаются не менее 10 млн жителей России, а потенциальный объем рынка со­мнологических услуг «весит» около 500 млн рублей в год.

Дел у НСО много. В России сомно­логия до сих пор не входит в перечень медицинских специальностей, нет и системного просвещения по этой проблеме: многие пациенты и даже клиницисты не подозревают, что при­чиной части заболеваний могут быть проблемы со сном.

Представители других заметных на рынке объединений признают все эти проблемы, однако не спешат вливаться в новую структуру. Прези­дент МОО «Ассоциация сомнологов» Роман Бузунов говорит, что готов взаи­модействовать с новой ассоциацией, но вступать в нее не видит смысла. А глава Национального общества специалистов по детскому сну Михаил Полуэктов оказался еще более кате­горичен: «Я не хочу и не буду иметь к этой ассоциации [НСО – VM] никакого отношения».

Тем, кто ложится спать

Раскол в отечественной сомнологиче­ской отрасли произошел три года на­зад. До этого в медицине сна традици­онно выделялся один лидер мнений, отстаивавший интересы всего сооб­щества. Еще в 90-х первую отрасле­вую организацию под эгидой РАМН создал заведующий кафедрой нервных болезней факультета послевузовско­го профессионального образования врачей Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова Алек­сандр Вейн. Его же все без исключе­ния ассоциации признают отцом-ос­нователем отечественной сомнологии. После смерти Вейна в 2003 году пост президента НОСМС занял его ученик, академик РАЕН Яков Левин, который реформировал объединение в партнер­ство «Национальное общество по сом­нологии и медицине сна». Он возглав­лял эту организацию до собственной смерти в 2012 году.

Кстати, именно Левин смог заинте­ресовать сомнологией бывшего главу ГИБДД МВД России Владимира Фе­дорова. «Я познакомился с Левиным как с доктором, когда у меня возникли проблемы с дыханием во сне, по­том мы подружились. Благодаря ему я до сих пор сплю спокойно, правда, с «противогазом» [маска для прове­дения терапии пациентам, страдаю­щим апноэ сна – VM], как я люблю шутить», – рассказал VM сенатор.

Еще в конце «нулевых» Левин пытался внедрять в отрасли некоторые рефор­мы – разрабатывать образовательные стандарты в сомнологии, в том числе те самые нормы о медицинских проти­вопоказаниях к вождению автомобиля для людей с синдромом апноэ.

Но со смертью Левина все эти ини­циативы заглохли. Бразды правления НОСМС, которую признавали все сомнологи, он никому не передал. «Левин, вероятно, боялся рэкетир­ского захвата общества, поэтому он прописал такой устав, по которому все изменения в деятельности орга­низации, включая выборы президен­та, а также ее закрытие, могли быть произведены только при условии, что 100% членов общества проголосова­ли за такое решение, – рассказывает Владимир Ковальзон. – Поэтому после его смерти работа организации была фактически заблокирована: невозможно было ни выбрать нового руководителя общества, ни закрыть организацию».

Ситуация осложнялась тем, что на по­зицию Левина сразу наметились два претендента-сомнолога – оба ученики профессора и выходцы из Первого меда Геннадий Ковров и Михаил Полуэктов. Ни один из них не хо­тел признавать первенство другого. «Мы пытались их как-то примирить, но безуспешно», – разводит руками Ковальзон.

Работа НОСМС фактически остано­вилась, а его члены начали создавать собственные общества. Например, заведующий Центром медицины сна Клинического санатория «Барвиха» Роман Бузунов основал Ассоциацию сомнологов. «Конечно, было не очень хорошо, что мы отделились и на­чался разброд, – вспоминает Бузу­нов. – Но нужно было как-то жить. А в старом обществе было 70 участ­ников, которые говорили о чистой светлой науке и спорили о том, кто лидер. Вопросы, как лечить людей, привлекать партнеров и зарабаты­вать деньги, не поднимались. Тогда я решил, что сам буду предпринимать какие-то практические шаги, и вместе с коллегами, которые вступили в мою ассоциацию, поставил себе цель за пять лет создать инфраструктуру, которая поможет построить 50 сомно­логических центров по всей России».

Помимо обучения врачей и создания отраслевой инфраструктуры сообще­ство Бузунова искало новые способы популяризации сомнологии. Напри­мер, два года назад ассоциация на­писала письмо директору Федераль­ной службы исполнения наказаний Геннадию Корниенко с просьбой разрешить заключенным с синдро­мом апноэ сна и соннозависимой дыхательной недостаточностью использовать аппараты неинвазивной вспомогательной вентиляции легких в СИЗО и других местах лишения свободы. Ведомство прислало ассоци­ации официальный ответ, в котором говорилось, что законодательство РФ не препятствует применению заклю­ченными дыхательных аппаратов по назначению врача. «Теперь мы используем это письмо как аргумент в переговорах с сотрудниками СИЗО и других мест лишения свободы в тех случаях, когда наших пациентов ли­шают там необходимого лечения», – хвастается Бузунов.

От снов к делу

Попытки реанимировать НОСМС продолжались вплоть до 2015 года. В 2014-м состоялись выборы, в ре­зультате которых президентом органи­зации был выбран Геннадий Ковров. Михаил Полуэктов утверждает, что тогда это произошло незаконно. А сам Ковров не комментирует сейчас свое избрание.

Так или иначе, Полуэктов тогда не смирился: его иск с требованием признать итоги собрания участников общества, на котором был избран новый президент, недействительны­ми, был зарегистрирован в картотеке Арбитражного суда Москвы. Правда, 3 августа этого года в суде постано­вили, что разбирательство находится не в их юрисдикции, и прекратили производство по делу.

Ничего победа в выборах не дала и Коврову. «Ближайшие друзья и коллеги профессора Левина, включая меня, к сожалению, чисто юридически не имели возможности продолжать развитие основных идей и решили создать новую ассоциацию, лишенную юридических и правовых трудностей», – рассказывает Ковров. Вместе с ним из организации во вновь созданную НСО ушли несколько со­мнологов, а также учредители преж­него партнерства, включая сенатора Владимира Федорова. «Тем, что я стал соучредителем ассоциации [НСО – VM], я выполняю заветы великого ученого-сомнолога Якова Левина», – поясняет сенатор.

Созданное с нуля Национальное сомнологическое общество, будто бы наверстывая упущенное, практиче­ски сразу ударилось в законотворче­скую активность. Летом организация пыталась предложить депутатам Госдумы законопроект «О до­полнении перечня медицинских противопоказаний, медицинских показаний и медицинских ограни­чений к управлению транспортными средствами». Сомнологи предлагали добавить к перечню медицинских противопоказаний к управлению транспортными средствами син­дром апноэ во сне. «В США еще 20 лет назад синдром апноэ был введен в перечень противопоказаний к вождению транспорта. У нас эта проблема до сих пор никак не реше­на – 20–25% аварий связаны именно с сонливостью», – объясняет Ков­ров. Тем не менее депутатов Госдумы инициатива не привлекла. «Такой законопроект был просто не в нашей компетенции. Принимать решение об изменении перечня болезней, при которых запрещается вождение, должен Минздрав, а повлиять на ве­домство может только Совет Феде­рации», – говорит представитель пресс-службы Комитета по охране здоровья Госдумы РФ.

Теперь этот законопроект, а также другие инициативы общества, бу­дет лоббировать в сенате Владимир Федоров. «Когда специалисты под­готовят законопроект о запрете во­ждения людям с синдромом апноэ, я его буду продвигать. Я вообще стою за отдельный закон о допуске граждан России к рулю, в том числе и по медицинским показаниям. У меня даже был патент на устрой­ство, которое бы будило заснувшего водителя, но я спустил эту идею на тормозах», – признается сенатор.

Еще одна идея Коврова – объеди­нить в ассоциации все противобор­ствующие силы на рынке. Но сами руководители других ассоциаций пока планируют идти своим пу­тем. «За три года мы обучили 1 200 врачей, создали 34 сомнологических центра по всей России, 44 отделения ассоциации и сейчас можем претен­довать на статус Российского сом­нологического общества – в следу­ющем году планируем официально зарегистрировать такую организа­цию в Минюсте», – отмечает Бузу­нов. Разрабатывать образовательные и клинические стандарты для отрас­ли, а также бороться за ограничения в получении водительских прав для людей с синдромом апноэ сна он тоже планирует самостоятельно: «Это действительно очень острая проблема – 3,5 тысячи человек гиб­нут из-за засыпания, и мы стараемся доносить это до общественности и государственных структур».

Михаил Полуэктов тоже не спешит заключать мировую: «Будет еще один суд, и скоро это все не закончится».

Конфликт мешает развитию сомно­логии в России. По оценкам самих сомнологов, в стране функциони­рует не более 100 заметных центров. Для сравнения – в США несколь­ко тысяч, а в Германии – больше 300. Новые центры открываются редко и держатся они на рынке не очень долго. Например, в ноябре руковод­ство московской 5-й городской боль­ницы приняло решение о закрытии сомнологического центра, который, кстати, возглавлял президент НСО Геннадий Ковров. «В основном сомнологический центр функци­онировал как платное отделение больницы, его услуги были востре­бованы, поток пациентов и доходы росли. Неврологи и нейрохирурги направляли своих больных в этот центр. Однако в связи с оптимизаци­ей коечного фонда количество коек в больнице значительно сократи­лось, а вместе с ним и пациентский поток. И администрацией ГКБ №5 было принято решение о закрытии сомнологического центра», – рас­сказывает консультант, а в прошлом руководитель отделения платных услуг 5-й городской больницы Артем Николаев. Эту информацию под­тверждает и Ковров: «Сейчас мы ведем переговоры с площадками, на которых могли бы снова открыть свой центр».

«У нас сотни сомнологов, но число пациентов с бессонницей растет»

Профильный специалист берлинской клиники «Шарите» – о развитии медицины сна в Германии.

Текст: Ольга Гончарова

Сомнология в Германии получила статус медицинской субспециальности 10 лет назад. С тех пор в стране появились 300 лабораторий сна и около 800 аттестованных специалистов. Доктор Инго Фитце, руководитель сомнологического отделения берлинской клиники «Шарите», а в прошлом вице-президент национального Общества медицины сна, рассказал VM о противоречиях немецкой сомнологии и перспективах российской.

– Как немецкие сомно­логи легитимизировали специальность в системе национального здравоох­ранения?

– Еще в 90-е годы через Общество медицины сна, в руководстве которого я тогда состоял, мы начали внедрять квалификацию «сомнолог», проводить обучение и выдавать со­ответствующие сертифи­каты врачам. Чтобы стать сомнологом в то время, необходимо было сдать экзамен обществу – дока­зать, что ты умеешь читать гипнограммы и знаешь все профильные заболевания. За 10–15 лет мы присвоили такую квалификацию не­скольким сотням врачей. С сомнологией начали работать страховые ком­пании, рынок стал разви­ваться. Тогда мы пришли в Немецкую врачебную палату и сказали: «У нас в стране есть сомнология, всем было бы лучше, если бы она получила офици­альный статус». И нас услышали. Появились субспециализация «меди­цина сна» и квалификация «врач-сомнолог».

– Каким образом врачи получают сомнологи­ческую квалификацию сегодня?

– Сейчас врачи, которые имеют базовую специаль­ность по кардиологии, внутренним болезням, детским болезням, отола­рингологии, психиатрии, неврологии и пульмоно­логии, могут получить дополнительное образо­вание по специальности «медицина сна». Но для этого им еще необходимо иметь практику в про­фильном центре или лаборатории сна не ме­нее полутора лет. Сейчас в Германии из 800 сом­нологов 700 работают в клиниках неврологами, кардиологами, отола­рингологами и так далее и ведут дополнительный прием сомнолога, и только 100 специалистов зани­маются исключительно заболеваниями сна.

– И как теперь у вас орга­низована сомнологиче­ская помощь?

– В Германии примерно 320 лабораторий сна, которые функционируют при центрах неврологии, психиатрии, отоларинго­логии, клиниках детских болезней и других. Эти медучреждения на 100% финансируются государ­ственными и частными страховыми компаниями – страховщики платят за ла­бораторную диагностику, полисомнографию и непо­средственно за лечение. И здесь есть определен­ные сложности: посколь­ку страховые компании в Германии утверждали список услуг, по которым они работают, еще в 90-х, то внесение любых изме­нений занимает от трех до пяти лет. Так было, например, с внедрением в страховые программы цубо-терапии [метод аку­пунктуры. – VM], и до сих пор некоторые частные страховщики отказывают­ся платить за эту процеду­ру, не внесенную ими в их базовый пакет.

– Создание специализи­рованных клиник повли­яло на заболеваемость бессонницей и другими расстройствами сна?

– Безусловно, за эти годы мы стали лечить значи­тельно больше пациентов, увеличилось количество лабораторий и сомнологов. Тем не менее больных бес­сонницей с каждым годом все больше. И мы лечим всего 15% населения, страдающего синдромом апноэ сна. В действующие лаборатории стоят очере­ди. Мы могли бы лечить в 10 раз больше, но для этого потребовалось бы дополнительное бюдже­тирование, а государство на это не идет. Власть считает, что у нас есть эти 320 лабораторий и мы должны быть довольны. Денег в отрасли больше не появится, Германия не может себе позволить такие расходы.

– А каковы совокупные доходы германских лабо­раторий сна?

– Их можно оценить лишь приблизительно. Одна ночь в лаборатории сна стоит примерно 400– 500 евро, в зависимости от типа лечения. В сред­нем больной пребывает на койке две ночи. Даль­ше все зависит от ла­боратории. Например, в берлинской клинике «Шарите» 12 сомнологи­ческих коек, а в некото­рых других лаборатори­ях – по две. Большинство профильных центров имеют четыре койки, то есть лечат четверых пациентов за два дня. График приема тоже разнится: мы в «Шари­те», например, работаем круглосуточно, а некото­рые отделения – только с понедельника по пят­ницу. Получается, объем рынка сомнологических услуг по всей стране в год можно оценить в более чем 200 млн евро.

– Какие задачи решает Общество медицины сна сегодня?

– Сейчас наша основная задача – разработать и опубликовать клинические рекомендации по специализации «меди­цина сна».

– Участвует ли общество в законотворчестве? У нас, например, сомно­логи лоббировали запрет на вождение автомоби­ля людям с синдромом апноэ сна.

– В Германии есть реко­мендация, что водитель транспорта не должен им управлять в сонном состоянии. То есть я, как врач, могу предупредить больного: «Не нужно садиться за руль в таком состоянии, может слу­читься авария. Страховая компания поймет вашу вину, и вы потеряете страховку». Мы говорим это многим пациентам, однако лишь в каче­стве рекомендации, мы не можем никого обя­зать. Однако с 1 января 2016 года вступает в силу директива Европейского союза, которая обязывает всех, кто получает права, доказать, что у них нет синдрома апноэ. Нор­ма во многом странная, потому что, например, молодые люди вооб­ще не страдают таким расстройством. И по­том – как человек может доказать, что не страда­ет сонливостью, когда садится за руль? Абсурд! Кроме того, сомноло­гические тесты очень дорогие, и пока в Герма­нии не очень понимают, как эта директива будет работать.

– Что вы думаете о пер­спективах сомнологии в России?

– Пока, к сожалению, врачи, работающие в рос­сийской сомнологии, плохо понимают друг друга, постоянно спорят между собой. В общем, ужас. Если российские сомнологи хотят полу­чить деньги и префе­ренции от государства, они должны быть вместе и транслировать еди­ную позицию. Я смотрю на российских коллег последние 10 лет и вижу, что ничего не меняется.

– Недавно созданное Национальное обще­ство сомнологов России планирует пригласить вас участвовать в его деятельности. Примете предложение?

– Я бы с удовольствием вступил в Ассоциацию сомнологов России, но лишь при том усло­вии, что это была бы одна важная ассоциация, а не несколько конфлик­тующих между собой организаций.