О национальной футбольной сборной говорят разное, о главвраче команды Эдуарде Безуглове, как правило, только хорошее. Сейчас, помимо регулярной работы в сборной страны, он возглавляет медицинский комитет Российского футбольного союза (РФС), а заодно практикует в частной клинике Smart Recovery. В интервью Vademecum доктор Безуглов рассказал, как лечат, реабилитируют и оберегают от допинга выдающихся и рядовых командных игроков.
«Если игрок выйдет на поле и усугубит травму, крайним окажется врач»
– Какие российские футбольные клубы вы могли бы назвать образцовыми с точки зрения организации медицинской помощи?
– Максимально укомплектованными и наиболее оснащенными, пожалуй, можно считать медицинские службы «Локомотива», «Краснодара» и «Спартака». Эти клубы располагают и сотрудниками самой высокой квалификации, и современным оборудованием, и отличными возможностями для реабилитации футболистов после травм. Список всех врачей, физиотерапевтов и массажистов абсолютно всех клубов РФПЛ [Российская футбольная премьер-лига. – Vademecum] и ФНЛ [Футбольная национальная лига. – Vademecum] доступен на сайте РФС в разделе «Медицина». Уже по количеству специалистов можно судить о подходах к медицинскому обеспечению в разных клубах. В одних – по три врача, в других – всего по одному. А есть клуб, где, например, нет врача в дублирующем составе, что, на мой взгляд, абсолютно недопустимо. Качество работы медицинских служб, помимо их оснащения, определяется взаимодействием в треугольнике «врач – тренер – футболист». Чем больше в этом треугольнике доверия, тем выше качество работы. Если футболисты и тренер доверяют врачу, а тот в свою очередь обладает достаточной квалификацией, то эффективность его участия в процессах восстановления, подготовки к матчам и лечения – максимальная. Конечно, оценивать качество работы клубных врачей, не зная ситуации изнутри, очень тяжело. Кто-то при любой мало-мальски значимой проблеме отправляет спортсмена на исследования и уже на основании заключений сторонних специалистов начинает лечить сам или вообще отправляет к другим врачам. Где-то врачи практически все решения принимают сами – от диагностики до сроков выхода в общую группу. От чего это зависит? От компетенции, определенной профессиональной смелости и упомянутого выше доверия. Переложить ответственность на коллег из зарубежных клиник легче всего, но тогда роль командного врача низводится до оператора на телефоне, который должен только дозвониться до клиники и узнать, смогут ли футболиста принять.
– А сколько врачей в идеале должно работать в клубе?
– В России уникальная ситуация уже тем, что во всех командах есть свои врачи. Например, в Америке или Англии в спортивных командах просто нет такой опции. Там работают физиотерапевты, а в случае возникновения каких-либо проблем футболиста везут в клинику к профильному специалисту, который эти проблемы решает. В командах NHL и NBA вообще нет врачей. Со стороны может показаться, что врачей в российском футболе даже много – по три в ведущих клубах. Дескать, зачем так много на команду из 25 футболистов? Но, поверьте, в поле зрения врачей находятся не только эти 25 игроков, но и вообще все игроки, включенные в заявку на сезон, то есть еще и футболисты дубля. Получается, около 50 спортсменов. Плюс все ведущие клубы имеют большие детские академии и врачи основных команд всегда приходят на помощь, если там возникают какие-то сложности. Добавьте к этому постоянные переезды, работу с футболистами, проходящими реабилитацию, – получится, что спортивным врачам иной раз приходится работать в режиме 24 на 7. Когда я работал в «Локомотиве» и «Анжи», подъем был в семь утра, отбой – в час ночи, иногда позже. Такой же график во время сборов у меня и сейчас, как у главного врача сборной России. Врачи других специальностей не совсем понимают специфику работы в спорте. Мне часто приходится слышать, мол, везет врачам из футбольных команд: летают чартерами, живут в лучших отелях, пациентов мало и все они – здоровые ребята. Но еще Гиппократ писал, что тело атлета не является телом здорового человека. Поэтому особенностей в нашей практике достаточно: работать приходится в максимально стрессовом режиме, когда надо в кратчайшие сроки готовить спортсменов к матчам и принимать важнейшие решения о том, можно ли им выходить на поле. Не- большая травма, которая для обычного человека вообще не считается проблемой, для спортсмена может оказаться очень серьезной и поставит под сомнение его готовность играть. То есть формально, с точки зрения обычной медицины, спортсмен может быть здоровым, но выпускать его на матч категорически нельзя, вдобавок это решение надо объяснить и тренеру, и рвущемуся в бой футболисту, и все это происходит под прессом болельщиков, журналистов, руководителей клуба. Практически перед каждой игрой приходится принимать решение, допускать после травмы футболиста до матча или нет. Если разрешить ему сыграть и все пройдет хорошо, то героями будут футболист и тренер, рискнувший выпустить на поле игрока после травмы. Но если футболист играет и усугубляет травму, то крайним всегда оказывается врач. Всегда! Это надо понимать.
– Какие требования клубы предъявляют к спортивным врачам?
– Жозе Моуринью как-то говорил, что ему нужны врачи, которые рискуют. То же самое заявлял Фабио Капелло. Но риск должен быть оправданным. В разгар спортивного сезона мы не можем ждать, когда у спортсмена перестанет болеть абсолютно все и он идеально подготовится. Иначе команду можно вообще не увидеть на поле, потому перед каждым матчем в среднем семь-восемь футболистов получают какие-либо обезболивающие препараты. Ничего хорошего в этом нет, но это будни профессионального спорта. Послематчевые анализы спортсменов – это, по факту, анализы тяжелобольных людей: с креатинфосфокиназой выше 1 000, с миоглобином до 500, с АЛТ и АСТ под 200. То есть если показать такие анализы обычному врачу, он скажет, что человек находится в очень тяжелом состоянии. Регулярные занятия футболом – это постоянная осевая нагрузка начиная с пяти-шести лет. Прыжки, ускорения, удары. Понятно, что это влияет на опорно-двигательный аппарат. Есть даже такой термин, как «стопа футболиста», когда по рентгенограмме можно увидеть, что человек играет в футбол. Профессиональный спортсмен не является здоровым в классическом представлении. С точки зрения обычного врача, футболисту, проходящему обязательное обследование перед подписанием контракта, надо давать не одобрение, а инвалидность – третью группу, и все. А мы даем разрешение и подписываем этого футболиста. Почему? Потому что мы знаем об особенностях развития организма спортсменов высокого уровня, особенно перенесших операции. У меня на таких медицинских комиссиях при подписании новичков не было случаев, чтобы я мог сказать, что у человека не будет артроза, что у него сохранятся целыми мениски и не будет хондромаляции. Кроме того, спортивному врачу важно иметь специализацию. Как говорит Леонид Викторович Слуцкий, ему нужны врачи, у которых есть какая-то сильная сторона, развитая на пять баллов из пяти. Пусть что-то другое будет на ноль – ничего страшного, второй и третий врачи это компенсируют. Но ему не нужны врачи, у которых все навыки развиты средненько. Практически в каждой команде есть сильный травматолог, который знает спортивную специфику. Кто-то больше занимается фармакологией, спортивным питанием, диетологией, кто-то ответственен за восстановление. В идеале врач должен быть подкован во всех сферах, но при этом одну из них – знать идеально. Важно понимать менталитет спортсменов и в любое время дня и ночи быть готовым оказать помощь, как самому футболисту, так и его близким. Спортивный врач должен быть квалифицированным и при этом не быть трусом. Риск, подчеркну – оправданный, должен быть. Он обязан разбираться во многих сферах медицины и при этом уметь работать в обстановке стресса. Некоторые врачи перестраховываются до бесконечности, ждут после разрыва мышц идеальных данных МРТ. Но в таком случае лечение может затянуться на два-три месяца, в которые команде будет недоставать необходимого ей футболиста. А некоторые футболисты вместо двух-трех месяцев после травмы выходят на поле спустя четыре дня и так играют – с травмами и нагрузками, для обычного человека просто немыслимыми.
– Как часто клубные врачи отправляют своих подопечных к сторонним специалистам?
– По-разному. Когда я начинал работать в «Локомотиве», то 95% возникающих проблем мы решали внутри команды, очень редко направляя спортсменов к другим специалистам. Мы и шили сами, и выполняли любые виды внутрисуставных инъекций, делали УЗИ и на его основании принимали оперативные решения. Например, сейчас в «Локомотиве» бывают ситуации, когда игрок в первом тайме получает травму, в перерыве ему делают УЗИ и сразу же отправляют в медицинский центр «Локомотива», расположенный рядом со стадионом, где тут же выполняют все необходимые процедуры. Насколько мне известно, такая же ситуация и в «Краснодаре».
– Чем отличается работа врачей клуба и национальной сборной?
– В сборной России максимальный градус ответственности. Здесь играют лучшие футболисты, которые являются лидерами в своих командах, однако, оказавшись в сборной, они уже не всегда оказываются на первых ролях. И тут вопрос психологии часто становится одним из ключевых. Поэтому в сборной особенно важно доверие между игроками, врачами и тренерами. Высочайший уровень ответственности особенно чувствуется в преддверии крупных турниров – все наэлектризовано, напряжение висит в воздухе, его чувствуешь, оно давит 24 часа в сутки.
«И едут к нам из заграничных «деревень» на зарплату в 10 тысяч евро»
– Как финансируется лечение футболистов?
– Если у футболиста есть контракт, то он всегда лечится за счет клуба, это даже не обсуждается. Другой вопрос – где он лечится. Если речь идет, например, об оперативных вмешательствах на коленных суставах, то предпочтение отдают клиникам в Италии, Германии. А операции на ахилловых сухожилиях и на стопах чаще всего делают в Финляндии.
– Сколько стоят такие операции?
– На крестообразных связках коленного сустава – 13–15 тысяч евро. Операции на ахилловых сухожилиях, которые проводятся в Финляндии, –6-7 тысяч евро. Тазобедренный сустав – тоже 13–15 тысяч евро.
– Сколько времени занимает реабилитация? Раньше после разрыва крестообразных связок колена восстанавливались за восемь-девять месяцев, теперь, бывает, возвращаются в строй уже через четыре. Прогрессивные технологии?
– Сейчас в ряде случаев восстановление может занимать те же девять месяцев. Прогресс тут не в целом в медицине, а скорее в отдельных хирургах и объеме реабилитационных мероприятий. Если ключевые факторы, мастерство хирурга, мотивация спортсмена, адекватная реабилитация совпадают, то можно выйти на поле и через четыре месяца. Есть оппоненты такого подхода, говорящие о якобы более высоком риске рецидивов. Но мы знаем массу случаев, когда рецидивы случались и после того, как футболисты восстанавливались по восемь-девять месяцев. Например, в Риме, в клинике Villa Stuart, самим спортсменам предлагают выбрать протокол и решить, как они хотят восстанавливаться. Можно быстро – за четыре месяца, но с чуть большим риском рецидива, или стандартно: шесть – восемь месяцев, и никаких проблем. Роман Зобнин [полузащитник московского «Спартака» и сборной России. – Vademecum] уже через пять месяцев должен выйти на поле. Рекордсменом же у нас является баскетболист Антон Понкрашов, он после разрыва связок вернулся в общую группу через три месяца и 15 дней. После второго разрыва крестообразных связок уже на другой ноге Понкрашов принял участие в матче всех звезд лиги ВТБ через три месяца. Дмитрий Тарасов [полузащитник столичного «Локомотива». – Vademecum] после повторной травмы вышел в общую группу через три с половиной месяца. У Ари [бразильский легионер «Локомотива». – Vademecum] прошло три месяца после операции, и уже через неделю, как ожидается, он будет в общей группе. Но у каждого человека процесс восстановления идет по-разному. Надо понимать, что реабилитация после разрыва крестообразных связок – это тяжелейший труд, к которому подавляющее большинство обычных людей просто не готово. Ежедневно по шесть часов нагрузки. Но игроки любят футбол и жаждут быстрее вернуться на поле, а потому их мотивация огромна.
– Футболисты проходят реабилитацию в России или за границей?
– Тема реабилитации реализована в России на самом высоком уровне. Зобнин, Ари, Понкрашов, Тарасов – все восстанавливались здесь. На базах клубов есть все необходимое оборудование. Я работаю научным консультантом в клинике Smart Recovery, где проходят восстановление многие футболисты, баскетболисты, волейболисты уровня национальной сборной, и там используются самые современные протоколы.
– В России мало частных клиник спортивной медицины, наверное, не более десяти. Как вы думаете, почему?
– Рынок очень специфический. Люди, которые имеют деньги и занимаются медицинским бизнесом, не всегда понимают потребности спортсменов. Им нужна по-хорошему агрессивная реабилитация и адекватная диагностика. В обычных же больницах спортсменам, как правило, говорят: «Дела твои плохи, ложись на диван и больше не вставай». Реабилитация после травм, операций и консервативное лечение травм – это одна из тех сфер, которая в России имеет огромный потенциал для роста. Есть шесть-семь человек, которых я хотел бы собрать в одну клинику, но они все работают в разных местах. И вместе с тем в профессии, увы, предостаточно врачей, которые только дискредитируют спортивную медицину. В футбольных клубах, увы, тоже есть проблемы: часто набирают людей просто по знакомству, а не по уровню квалификации. Но что меня радует, так это появление плеяды молодых талантливых и работоспособных ребят. Например, в «Локомотиве» работают отличные врачи с хорошим знанием английского языка. В ЦСКА есть отличный специалист – главный врач академии Эльвира Усманова, одна из лучших в детском футболе. В ЦСКА же работает Михаил Бутовский – врач сборной, один из лучших в стране специалистов по спортивному питанию и фармакологии. В «Динамо» – прекрасный молодой врач Александр Родионов, поработавший уже в нескольких командах РФПЛ и везде получивший самые лестные отзывы. В «Краснодаре» медицинской службой руководит Марина Леонидовна Валова, выстроившая там четкую современную структуру, которая вряд ли уступает лучшим европейским аналогам. То же самое можно сказать о московском «Спартаке» и руководителе клубной медицинской службы Михаиле Вартапетове. В России хороший спортивный врач зарабатывает в среднем больше, чем хороший среднестатистический врач общего профиля. Но спортивных врачей, получающих большие зарплаты, не так много, потому что клубов, которые могут позволить себе платить такие деньги, очень мало. В то же время врачи спортклубов почти никак не защищены законом: контракты заключаются на год, в конце каждого сезона человек может оказаться на улице. Очень часто с новыми главными тренерами приходят новые врачи.
– Может быть, спортивным врачам нужен свой профсоюз?
– Думали об этом. Но, увы, большинство спортивных врачей очень инертны. Совсем немногие из них готовы что-то предпринимать по части отстаивания своих прав по Трудовому кодексу. Еще один важный вопрос – повышение уровня квалификации. Участие в зарубежных конференциях не всегда дает прогресс – английским на должном уровне мало кто владеет, близких товарищей там не найдешь. Часто врачи возвращаются с таких конференций без новых компетенций и, прикрываясь отговоркой «это мы все делаем, это мы все знаем», упускают возможность получения передовых знаний. Такова, увы, наша ментальность. В то же время возможностей для реального повышения квалификации внутри страны очень мало.
– Многие руководители клубных медицинских служб утверждают, что в России нет системы подготовки физиотерапевтов, не хватает кадров. Вы с ними согласны?
– Да, и это тоже серьезная проблема, порождающая другую, не менее важную – к нам приезжают из-за границы под видом физиотерапевтов кто попало. При виде иностранной фамилии в некоторых клубах почему-то сразу решают, что это профессионал высокого уровня, документы никто толком не смотрит. Сколько я ни пытался выяснить у некоторых иностранных специалистов, какое образование они получали на родине, – ничего, кроме сертификата об окончании девятимесячных курсов, я так и не увидел. Между тем по-настоящему специальности физиотерапевта надо учиться четыре года. Вот и едут к нам из заграничных «деревень» люди с явно недостаточным образованием и получают зарплаты по 10–15 тысяч евро в месяц. Да, в России не существует подготовки физиотерапевтов в западном смысле, но, поверьте, любой врач, который минимум восемь лет учится, а затем работает в спорте, точно не хуже любого физиотерапевта разбирается в биомеханике и функциональной анатомии, не говоря уже о прямых врачебных компетенциях. Да и во многих командах работают российские массажисты с высшим медицинским образованием и уникальными навыками, полученными за годы практики. В самое ближайшее время мы максимально плотно этим вопросом займемся и реально оценим уровень образования – и наших, и иностранных специалистов. В последний раз такую проверку мы проводили в 2015 году – именно тогда и увидели картину, которую я вам описал.
«К допинг-контролю всегда готовы»
– В чем заключается ваша работа в качестве председателя медицинского комитета РФС ?
– Ежегодно мы проводим крупный симпозиум по спортивной медицине. Последний, в октябре, собрал 600 участников – футбольных врачей всех клубов, лекторов из многих стран. Выпускаем наглядные пособия, проводим образовательные семинары для футболистов и тренеров. В прошлом году мы сфокусировались на антидопинговой деятельности, надеемся исключить нарушения в этой сфере. На фоне большого количества допинговых проблем в российском спорте в целом мы в футболе не даем никаких поводов для обвинений в адрес наших спортсменов. Хотя два года в российском футболе не было допинг-контроля вообще. Остановка произошла после того, как WADA начала «активно бороться» с допингом в России, запретила деятельность РУСАДА. Теперь контроль возобновлен, в сборную и клубы в любой момент могут приехать с проверкой, но мы к такому вниманию всегда готовы. За последние три месяца было сдано около 100 проб – во всех лигах и сборных. Все пробы абсолютно чистые.
– Сколько препаратов в России имеют сейчас статус запрещенных?
– В этом списке находится примерно 2 тысячи медицинских препаратов из 12 тысяч, продающихся в России. Часто их можно купить в обычной аптеке. Врач, естественно, обязан знать этот перечень. К сожалению, несколько лет назад бывали ситуации, когда врачи в командах назначали спортсменам запрещенные препараты и сами спортсмены указывали им на это. Все это к вопросу о квалификации, сильных. и слабых сторонах спортивной медицины. Мы теперь регулярно распространяем среди всех врачей актуальную информацию о запрещенных лекарственных средствах, ведь даже некоторые капли в нос и ректальные свечи находятся под запретом. В основном проблемы по этой линии возникают в ситуациях, когда профессиональные атлеты лечатся в обычных, неспортивных клиниках. С гайморитом, например. Поэтому мы в медицинском штабе сборной России просим всех футболистов, попадающих в расширенный список кандидатов в национальную команду, присылать нам названия всех без исключения препаратов, которые им назначают, и потом уже выносим вердикт, можно ли этому назначению следовать. Часто потенциально проблемные лекарства можно заменить легитимными аналогами.
– Допинг-скандалы именно вокруг российских атлетов – случайность или закономерность?
– Россия всегда была страной, где спортсмены максимально часто сдавали допинг-пробы. И ловили нарушителей всегда, и наказывали жестко. Но то, что творится сейчас, конечно, в большей степени политика. И с этим спорить глупо. Надеюсь, что рано или поздно все встанет на свои места и «чистые» спортсмены получат возможность соревноваться дальше. Моя специализация – футбол, у нас таких сложностей нет. За последние 10 лет сборная России ни разу не сталкивалась с какими-либо допинг-проблемами. Нет их сейчас, не появится и в будущем – это я могу гарантировать. Мы постоянно ведем разъяснительную работу с футболистами, с врачами клубов, чтобы исключить даже малейшую вероятность возникновения подобного рода эксцессов. Есть даже чат в WhatsApp, который мы с представителем РУСАДА создали, подписав на него врачей всех клубов РФПЛ. Он называется «Чистый футбол», и в нем появляется самая актуальная информация по антидопингу, обновляется перечень запрещенных препаратов, в режиме реального времени обсуждаются все нюансы. Плюс мы, конечно же, пользуемся формулярами со списком препаратов, отсутствие запрещенных веществ в которых проверено ФМБА. Вся эта информация регулярно появляется в разделе «Медицина» на сайте РФС, в аккаунте медицинского комитета РФС в Instagram (@medrfs) и в специально созданном для футболистов Instagram-аккаунте @dela.football. Очень часто запрещенные средства обнаруживаются в обыкновенном спортивном питании, но об этом на упаковке ничего не сказано. Поэтому мы по всем каналам рекомендуем пользоваться той продукцией, которая была точно проверена.
