Академика РАМН Михаила Перельмана уже на заре его медицинской карьеры коллеги окрестили «вторым Николаем Пироговым». Бесконечная увлеченность профессией, безудержное стремление к новациям открывали перед молодым хирургом перспективы во множестве лечебных дисциплин и направлений – от кардиохирургии до гастроэнтерологии. Но царившая в стране политическая атмосфера и корпоративные интриги помешали Перельману проявить свой уникальный мультипрофильный врачебный дар в полной мере и надолго затормозили продвижение в качестве организатора здравоохранения. Тем не менее он сумел найти свою нишу в грудной хирургии и фтизиатрии, что обеспечило ему широкую известность – как в советской, так и в мировой медицинской среде. Перельман был личным врачом генералов КГБ и первого Президента России Бориса Ельцина, многих советских кинозвезд, которые обращались к хирургу через его супругу – народную артистку СССР Инну Макарову.

 Родственники и ученики Михаила Перельмана говорят, что до конца жизни он любил вспоминать, как еще под­ростком познакомился с будущим министром здравоох­ранения СССР Борисом Петровским. Это произошло в мае 1941 года в Витебске, где жила семья Перельмана. Петровский, тогда еще молодой хирург, приезжал на не­сколько дней в город, чтобы познакомиться с местными врачами.

«Наши школьники-старшеклассники по вечерам играли в волейбол, и к площадке подошел незнакомый взрослый человек: «Можно с вами?» – «Становись! Как звать?» – «Борис!»

Помню, что после игры Борис Васильевич через день-два уехал. Фамилии его я не знал. А вскоре нача­лась война», – рассказывал Перельман в своей автобио­графической книге «Гражданин доктор».

Этот, казалось бы, малозначимый эпизод из юности неслучайно так надолго остался в памяти академика – именно Борис Петровский в 60-е годы предоставил ему, как и многим другим талантливым провинциальным хирургам, возможность построить врачебную карьеру в Москве. Вряд ли Перельман без такой протекции сумел бы получить адекватное его таланту признание: могли помешать жестокая конкуренция в ведущих хи­рургических центрах, антисемитизм, гонения на врачей.

Если бы не драматические внешние обстоятельства, рассуждают историки медицины, он мог бы достичь значительного административного веса еще в Совет­ском Союзе. «Сейчас Перельман известен во всем мире как выдающийся торакальный хирург и фтизи­атр. Но нужно иметь в виду, что он демонстрировал компетенции не только в этих направлениях, а был выдающимся универсальным хирургом уровня Бориса Петровского», – убежден директор музея РНЦХ Павел Богопольский.

Что же помешало Перельману в полной мере реализо­вать себя как организатора здравоохранения?

Бутерброды Петровского

Будущий академик родился в 1924 году в семье белорус­ского хирурга Израиля Перельмана, но медицинской карьеры не планировал. «Как и все мальчишки тех лет, Перельман мечтал стать летчиком. Закончив школу 21 июня 1941 года, он сел на поезд и поехал поступать в Ленинградский авиационный институт, а 22 июня началась война», – рассказывает завкафедрой истории и философии Ярославского государственного меди­цинского университета Наталья Ерегина. Поэтому, так и не приступив к учебе, Перельман вернулся домой в Витебск. Потом его семью эвакуировали в Орджоники­дзе. Тогда в мединституты в связи с острой потребностью делали дополнительные наборы, и Перельман поступил в Северо-Осетинский мединститут. Из-за эвакуаций ему пришлось дважды за время учебы переводиться – снача­ла в Новосибирский, затем в Белорусский мединститут, созданный в Ярославле на базе Минского и Витебского медвузов. Отцу Михаила предложили возглавить там кафедру, вместе с ним уехал и Перельман.

Все преподаватели отмечали необычайный хирурги­ческий талант студента. «…Обнаружил выдающиеся способности и очень серьезное овладение предметом... Перельман подает очень большие надежды в качестве будущего хирурга-клинициста», – писал в рекомендации своему ученику руководитель кафедры хирургии Ново­сибирского медицинского института Савелий Рубашов. Перельман действительно начал очень рано и успешно оперировать, участвуя в самых сложных разнопрофиль­ных вмешательствах. Свою первую самостоятельную операцию – ушивание прободной язвы желудка – он сде­лал в 18 лет под контролем того же Рубашова. Перельман окончил университет и, не оставляя активной хирургиче­ской практики, успешно защитил кандидатскую диссер­тацию, а затем сразу же вступил в партию.

Перед практикующим хирургом, молодым ученым, членом ВКП, казалось, открывались широкие про­фессиональные перспективы. Что же заставило его заняться именно грудной хирургией? В числе прочих направлений Перельман интересовался и торакальной хирургией, как он сам признался впоследствии, этому выбору способствовал тот же Петровский. В книге «Гражданин доктор» Перельман рассказывает, как оказался на заседании Хирургического общества в Пер­вом медицинском институте в Москве, когда Борис Васильевич демонстрировал операцию на пищеводе: «После операции Петровский угостил нас чаем с бу­тербродами, подробно ответил на вопросы и показал фотоальбом по оригинальной технике резекции желуд­ка. А я подумал, что необходимо научиться принимать гостей и чувствовать себя в грудной полости так же, как в брюшной».

Буржуазная протока

Первые заметные торможения в карьере хирурга случи­лись в момент его работы над докторской диссертацией. Выбранная им тема, перевязка Боталлова протока, в кон­це 40-х годов считалась очень перспективной – такие операции только начинали успешно проводить в США и Европе, тогда как в СССР их никто не делал вообще. «Эти вмешательства были только в стадии разработки, а в практику они вошли лишь в середине 50-х», – говорит Павел Богопольский.

Еще во время подготовки кандидатской диссертации Перельман нашел в Центральной медицинской библи­отеке статью американца Роберта Гросса из Бостона об успешной операции по поводу врожденного поро­ка сердца – открытого Боталлова протока. Методика показалась хирургу осуществимой в условиях Ярославля, и он с помощью коллег приступил к экспериментам. Первая пациентка, которую прооперировал Перельман, скончалась, вторая – выжила. Случай вызвал в городе резонанс. Перельман сделал еще несколько аналогич­ных операций и представил их результаты на научной сессии Института хирургии им. А.В. Вишневского АМН СССР. Посвященную практической реализации метода докторскую диссертацию соискатель повез к Александру Бакулеву. Но тот к экспериментам Перельмана отнесся холодно. «Причинами, как я понял, были моя молодость, работа на периферии, отсутствие входившей в практику ангиографии и, наконец, подготовка самим Александром Николаевичем руководства по хирургии врожденных пороков сердца», – размышляет в своих воспоминаниях Перельман. Через год Бакулев опубликовал собственную научную работу, посвященную операциям перевязки Боталлова протока, а Перельман был вынужден почти готовую докторскую убрать в стол.

Не повезло хирургу и со следующей темой – ваготомией при язвенной болезни. Так сложилось, что эта работа совпала по времени с гонениями на генетику, закрытием профильных кафедр, а потом и с тотальным запретом на использование зарубежной медицинской литерату­ры и распространение в СССР любого заграничного опыта. «Ваготомия была признана буржуазной опера­цией, и у Перельмана не было возможности развивать ее в Советском Союзе. В итоге этот метод начал широ­ко применяться в СССР значительно позже – только в 70-е годы», – констатирует Богопольский. Третью версию своей докторской диссертации Перельман решил посвятить раку головки поджелудочной железы и Фате­рова соска – эту работу он готовил при поддержке своего начальника – приехавшего в Ярославль московского профессора Алексея Бусалова. Но в самый разгар иссле­дования профессора и его жену признали английскими шпионами и арестовали. Лечебная и научная работа на кафедре практически остановилась, а Перельману снова пришлось отойти в сторону.

Поднявшаяся вскоре по всей стране волна неуемного го­сударственного антисемитизма погнала несостоявшегося доктора меднаук из Ярославля в небольшой город Щер­баков (сейчас Рыбинск). Только там он сумел в полной мере проявить не только выдающийся хирургический талант, но и административный – сначала занял долж­ность заместителя главного врача больничного городка по медицинской части, а затем – главного внештатного хирурга Щербакова. Параллельно Перельман выступал консультантом в больнице МВД, тюремной больнице и межобластном туберкулезном госпитале для инвалидов войны. Бушевавшее на всю страну «дело врачей» почти не коснулось города Щербакова и не задело доктора Перельмана. Но долго отсиживаться в глубинке врач не собирался – при всех прочих комфортных условиях оставаться вне научной среды ученый не мог. И он ре­шился на переезд в столицу.

После множества безуспешных попыток устроиться в московские медучреждения ему удалось «просочиться» на кафедру оперативной хирургии и топографической анатомии Первого Московского мединститута. Там Перельман начал писать четвертую докторскую с новой темой – протезирование аортального клапана. Выбор дался ему непросто. «Я лишился квартиры, служебной и личной автомашины, двух служебных кабинетов, секретаря, возможности активной хирургической ра­боты, солидного партийного и общественного статуса, относительно большого заработка. Смириться со всем этим быстро я не мог, переход к новым реалиям нередко сопровождался мыслями об ошибочном решении пере­ехать в Москву», – признается в мемуарах Перельман. Но тучи над ним стали рассеиваться – сначала он сумел перебраться из Первого меда в Центральный институт усовершенствования врачей, а затем известный совет­ский хирург Евгений Мешалкин пригласил Перельмана в Новосибирск – на должность руководителя одного из отделений создаваемого там Института эксперимен­тальной биологии и медицины АМН СССР.

Но и в Новосибирске Перельман не оставлял грудную хирургию – оперировал в НИИ туберкулеза и городском противотуберкулезном диспансере. Там же он, наконец, защитил докторскую диссертацию – как раз по резекции легких при туберкулезе. Но вскоре Перельману опять пришлось менять базу – институт Мешалкина передава­ли в ведение Минздрава РСФСР, началась реорганиза­ция. И новоиспеченный доктор медицинских наук вновь отправился к Борису Петровскому, который в то время работал в Клинике госпитальной хирургии Первого меда.

Между молотом и наковальней

Петровский сразу предложил ему место руководителя отделения грудной хирургии создаваемого им в то вре­мя НИИ клинической и экспериментальной хирургии Минздрава РСФСР. Будущий министр набирал тогда в свой новый институт лучших хирургов со всей страны, не обращая внимания на «пятый пункт» паспорта или провинциальное происхождение талантов.

Перельман, проработав на этой должности 19 лет, смог, наконец, полноценно реализовать себя как хирург и орга­низатор, создать свою авторскую врачебную школу. «В ин­ституте Петровского Перельман сделал очень много открытий. Он поставил на поток трахеобронхиальную хи­рургию, за что получил Государственную премию СССР, внедрил прецизионную технику удаления патологических образований из легких, известную в мировой практике как «техника Перельмана», выстроил систему оказания эндоскопической помощи в грудной хирургии, проводил эксперименты по трансплантации легких и многое дру­гое», – вспоминает ученик Перельмана, завотделением торакальной хирургии Первого меда Владимир Паршин. Перельман налаживал связи с торакальными хирургами из зарубежных научно-клинических центров. Часто сам выезжал за границу на показательные операции.

В институте Петровского в полной мере проявился и административный талант Перельмана. «Он создал отличное отделение, которое работало как часы. Его отличала железная логика мышления, умение ценить время, к чему он приучал своих учеников и коллег. Чет­кость была во всем – от проведения операций до высту­плений. Он требовал от всех иллюстрировать презен­тации информативными слайдами и делать материал интересным для слушателя. Кроме того, как грамотный организатор, Михаил Израилевич очень умело созда­вал традиции в коллективе, например, каждый год мы всем отделением отмечали День медработника у меня на даче в Барвихе. Мы часто шутили: «Если бы Перель­ман стал министром сельского хозяйства, он и там смог бы навести порядок», – вспоминает ученица академика Наталья Королева, дочь конструктора-ракетостроителя Сергея Королева, проработавшая с Перельманом 19 лет в институте Петровского.

Перельман очень скоро стал чрезвычайно востребован­ным и даже элитным хирургом. Петровский привлек его к консультациям и вмешательствам в учреждениях Четвертого главного управления при Минздраве СССР. Перельман в мемуарах вспоминает своих номенкла­турных пациентов – члена Политбюро ЦК КПСС Константина Черненко, первого зампредседателя КГБ СССР Семена Цвигуна, многих других советских чиновников и, наконец, будущего первого Президен­та России Бориса Ельцина.

Особую часть пациентской аудитории доктора Перель­мана составляли деятели советского киноискусства. Тогда он женился вторым браком на актрисе, народной артистке СССР Инне Макаровой и, естественно, не мог отказать просьбам супруги принять кого-то из ее звезд­ных коллег. «Многие актеры в случае проблем звонили маме, а она всегда знала, сможет их принять Миша или нет, – так сказать, контролировала его график», – вспо­минает дочь актрисы Наталья Бондарчук.

Несмотря на очевидные практические успехи, востре­бованность, в начале 80-х Перельман задумался о смене места работы – он мечтал о звании академика, которое на должности главы отделения НИИ ему не светило. После сложного разговора с Петровским он принял предложение ректора Первого ММИ им. И.М. Сеченова возглавить кафедру туберкулеза.

DOTS, да не тот

Так начался второй виток карьеры Перельмана. По­мимо заведования кафедрой он впоследствии воз­главил НИИ фтизиопульмонологии Первого меда, а в конце 90-х стал главным внештатным фтизиатром Минздравсоцразвития РФ.

По словам ученицы академика, хирурга, фтизиатра и главного редактора журнала «Туберкулез и болезни легких» Ирины Богадельниковой, Перельман считал одним из своих главных достижений противодействие навязанной России ВОЗ программе борьбы с туберкуле­зом. После распада СССР ситуация с туберкулезом была действительно ужасающей, потому-то в страну прои­гравшего социализма из-за рубежа потянулись междуна­родные организации, мечтавшие продать новой России свою программу и методику борьбы с туберкулезом. Как замечает в своих воспоминаниях Перельман, вооружен­ные брендом ВОЗ варяги предлагали ликвидировать советскую противотуберкулезную службу, отказаться от профилактического направления и заменить сло­жившуюся систему так называемой стратегией DOTS – Direct Observed Treatment Short, или лечение коротким курсом под прямым наблюдением. Промоутеры методи­ки не скрывали, что изначально она разрабатывалась для беднейших стран Африки, но якобы была адаптирована под северные широты. «Идеи программы заключались в том, чтобы перестать активно выявлять больных ту­беркулезом, прекратить массовые флюорографические обследования для обнаружения болезни, лечить больных только коротким стандартным курсом химиотерапии. Возможно, такая стратегия подходила для африканских стран, но она была неприемлемой для развитой отече­ственной медицины, которая подразумевала своевремен­ное выявление болезни и комплексное лечение пациента с туберкулезом с учетом его индивидуальных особенно­стей», – вспоминает Ирина Богадельникова. Перельману благодаря его личному авторитету удалось остановить внедрение «африканской» программы: «В результате в России используется программа DOTS+, которая не содержит неприемлемых для нас позиций».

Перельман провел многие другие значимые нововве­дения во фтизиатрии и пульмонологии – в частности, популяризовал КТ-диагностику, практику консилиума врачей при лечении больного, дифференцированный подход при лечении больных туберкулезом на началь­ной стадии болезни, а также эпидемически опасных пациентов. «Сегодняшнее снижение заболеваемости туберкулезом, конечно, – совокупность множества факторов, но далеко не последнюю роль в этом сыграла активная деятельность Перельмана», – убеждена Богадельникова.

У каждой судьбы своя ирония. Великий хирург, фтизи­атр, Михаил Перельман умер от тромбоэмболии мелких ветвей легочной артерии. «Я думаю, что Миша знал о таком исходе, – размышляет Наталья Бондарчук, – и решился на операцию, хотя, скорее всего, понимал, что только сам мог справиться с такой проблемой, потому что хирургов такого уровня больше нет». n

Для подготовки материала были использованы следующие источники: книга М.И. Перельмана «Гражданин док­тор», 2009 год, cтатья Н.Т. Ерегиной «Будущий Пиро­гов»: о студенческих годах академика М.И. Перельмана в Ярославле» в журнале «История медицины», 2014 год, а также материалы, предоставленные РНЦХ им. акад. Б.В. Петровского.