Летом прошлого года в ФГБНУ «Научный центр здоровья детей» (НЦЗД) открылось отделение кардиохи­рургии и интенсивной кардиологии – первое в системе федеральных многопрофильных медучреждений подразделение, специализирующееся на операциях по поводу врожденных пороков сердца. Заведу­ющий отделением Марат Тараян рассказал VADEMECUM о задачах своей клиники, конкуренции с Бакулевским центром и Филатовской больницей, а также о том, чем отличается организация кардиохирургической помощи в Москве, Париже и Лондоне.

– Как в НЦЗД возникла идея создать специали­зированное кардиологическое отделение?

– До недавнего времени хирургические техноло­гии в центре были представлены традиционными для детских учреждений направлениями, пока в 2014 году не был построен новый корпус на 200 коек, так называемый корпус высоких техноло­гий, получивший статус «НИИ детской хирур­гии». Так НЦЗД стал одним из немногих, а может, и единственным в стране учреждением, которое занимается еще и многопрофильной детской хирургической помощью в федеральном масштабе. Например, Филатовская больница – это много­профильное детское, в основном хирургическое, учреждение, но регионального уровня.

В НИИ детской хирургии ФГБНУ «НЦЗД» есть и отоларингология, и челюстно-лицевая хирургия, и торакальная хирургия, и абдоми­нальная хирургия, урология и хирургия ново­рожденных. Отделение кардиохирургии и ин­тенсивной кардиологии стало одним из новых подразделений в структуре центра в 2014 году, когда по инициативе руководителей НЦЗД был открыт институт.

– Почему именно кардиохирургия?

– В центр поступают разные дети, в том чис­ле со множественными пороками развития. Например, сейчас у нас лежат четверо детей, у которых есть и патология ЛОР-органов, например, атрезия хоан, и атрезия пищевода, и порок сердца. Это очень сложная категория пациентов с неоднозначной перспективой, но такие дети рождаются, и никуда от этого не деться, наша задача – дать таким малышам шанс на приемлемое качество жизни. Моно­профильные учреждения такого ребенка взять не могут, и они попадают к нам. Этапность и преемственность в лечении таких пациен­тов зависит от тяжести пороков развития и их локализации. Иногда первыми включаются не­онатальные хирурги, затем эстафету в лечении берем мы – кардиохирурги, но зачастую бывает и наоборот. Задача была – создать такой мно­гопрофильный институт, который отвечал бы полностью актуальным потребностям детского здравоохранения на современном этапе.

– Чем вы отличаетесь от Института им. А.Н. Ба­кулева или Филатовской больницы?

– Услугами нашего отделения пользуются перинатальные центры и неонатальные реанимации, которые получают таких детей как в регионах, так и в Москве и Подмосковье. Населению столичного региона численностью более 20 млн жителей не хватает двух профиль­ных медучреждений. Для сравнения, в агломе­рации Парижа работают три известные детские кардиохирургические клиники, в Лондоне – четыре, и всем хватает работы. Мы как феде­ральное учреждение, принимающее пациентов со всей страны, занимаемся редкими случаями, которые не забирает городское здравоохра­нение, работая только на жителей Москвы. Например, если верить исследованию Baltimore Infant Study, прогнозирующему с определен­ной долей вероятности рождение ребенка с конкретным пороком сердца, то в Москве вероятность рождения ребенка с аномалией Эбштейна – три-четыре случая в год. Мы же за шесть месяцев работы в этом году получили уже пять новорожденных детей с этим редким и сложным врожденным пороком сердца.

– Какими операционными мощностями вы располагаете?

– В прошлом году мы выполнили 115 операций, в этом году – 100, и, я думаю, к концу года от­деление проведет более 200 операций. Действи­тельно, получается так, что 90% детей, которые к нам поступают, – новорожденные. То есть нашу основную сферу занятости можно назвать пери­натальной кардиологией. Это означает, что мы диагностируем пороки сердца внутриутробно, следим за развитием плода (в нашем центре уже год функционирует перинатальный консилиум). Затем ребенок рождается, как правило, недалеко от нас, и мы берем такого малыша к себе, определяя даль­нейшую тактику лечения, когда решается вопрос, нужно ли его оперировать сейчас или есть возмож­ность подобрать кардиальную терапию. Если это критический порок сердца периода новорожден­ности, операция обычно выполняется в первые часы – сутки жизни. Такие пациенты считаются самыми тяжелыми больными, для них Европей­ская ассоциация кардиоторакальных хирургов определяет потенциальные риски и сложности как пятую-шестую категории из шести возможных. Для выполнения подобных операций команда должна набрать определенный опыт. На сегодняш­ний день мы работаем до четвертой-пятой степе­ней риска, но операции пятой-шестой категории сложности будут обязательно.

– Как финансируется ваша деятельность?

– У нас, как и везде, четыре источника финан­сирования. Первый – госзаказ, высокотехнологичная медпомощь (ВМП). Нынешний госзаказ – это 100 операций, большую часть из которых мы уже выполнили. Есть средства ОМС, как правило, для детей, которым не тре­буются хирургические вмешательства, и они проходят у нас кардиологическое обследование. Система ОМС не различает, какую кардиохи­рургическую операцию делают в стационаре, – это может быть и банальная коррекция откры­того артериального протока, и артериальное переключение. В ОМС просто заложена сум­ма – 35 или 40 тысяч рублей, больше страховые компании по полисам ОМС не финансируют, а средняя стоимость операции по ВМП – боль­ше 250 тысяч рублей. Перехода на одноканаль­ное финансирование наше направление пока не ощутило, так как ВМП по профилю сердеч­но-сосудистой хирургии в ОМС пока не вошла. То есть мы пока остались в структуре высоко­технологичной медпомощи.

– А с благотворителями вы взаимодействуете?

– Да, благотворительные фонды поддерживают финансирование. Если какому-то учреждению уже не хватает квот, то благотворительные фонды включаются, любезно помогают и опла­чивают операции. Также фонды помогают закупать дорогостоящие расходные материалы, такие как окклюдеры, клапаны сердца, проте­зы. Существует и частная оплата для иностран­цев – из Киргизии, Казахстана и других стран СНГ. Российские родители, если располагают деньгами, а это минимум 40 тысяч евро, неред­ко выбирают иностранные клиники.

– Как организована реабилитация проопериро­ванных малышей?

– Реабилитационные программы в нашем цен­тре представлены достаточно широко. Есть целое отделение реабилитации детей с сердечно-сосу­дистыми заболеваниями, с которым мы рабо­таем. Тут надо заметить, что в реабилитацию не входят 30 дней после операции – это госпи­тальный период. Есть пациенты, которых мы выписываем и можем назвать почти здоровыми: им требуется общая реабилитация, как и детям после других хирургических вмешательств, но под присмотром кардиолога. В сложных случаях ребенку могут потребоваться две-три операции. Например, пациенту с единственным желудочком нужна операция в полгода, а затем в два года. В подобных случаях о реабилитации говорить сложно, это скорее мониторинг со­стояния пациента: нужно понять, как ребенок набирает вес, как работают его сердце и легкие, эффективна ли медикаментозная терапия, по­явились ли осложнения. Все это можно назвать реабилитацией или мониторингом, суть одна – этим занимаются детские кардиологи высокой квалификации, очень тесно работающие с кар­диохирургическим стационаром. Отсутствие подобной связки – проблема для страны в целом, и сегодня в нашем центре мы уже делаем первые шаги в таком взаимодействии.