Седьмого декабря 2014 года ушел из жизни основатель крупнейшего в России екатеринбургского Центра косметологии и пластической хирургии Сергей Нудельман. Он начал строить свой бизнес в 90‑е, когда открыл первую на Урале косметологическую клинику, превратившуюся со временем в многопрофильный центр эстетической медицины. Сейчас здесь ежегодно проводится более 7 тысяч операций, что позволяет частному медицинскому предприятию генерировать выручку почти в 600 млн рублей. Заместитель директора центра Марина Шапоренко и пластический хирург Евгений Коморник рассказали VADEMECUM, с чего начинал и как масштабировал свои профессиональные и предпринимательские достижения Сергей Нудельман.

– В 80-е Сергей Нудельман работал в тогда еще Свердловске челюстно-лицевым хирургом. Поче­му он вдруг решил заняться косметологией?

Марина Шапоренко: Идея лежала на поверхно­сти. В городе исторически сложилась очень сильная медицинская школа. Единствен­ное, чего у нас не было, – косметологии. Тем не менее спрос на косметологические услуги присутствовал. В поликлинике при городском шинном заводе работал небольшой кабинет косметолога – там врач удаляла папилломы, а медсестра делала чистки кожи, и даже за этим ограниченным набором услуг выстра­ивались очереди. Городская администрация начала разрабатывать идею создания полно­ценной косметологической лечебницы. Дело надо было начинать с нуля. Рассматривались разные кандидатуры, кто-то отказывался – уж очень все было зыбко и перспективы туман­ны. Молодой доктор Сергей Нудельман к тому времени проявил себя как врач, обладающий, помимо прочих талантов, организаторскими и лидерскими способностями. Он, например, лично руководил перестройкой операционно­го блока в одной из муниципальных больниц и успешно справился с задачей. Его и выбрали на роль директора той самой косметологиче­ской лечебницы.

Сначала Свердловская городская космето­логическая лечебница существовала только на бумаге – помещений не было. Ему выделили крошечный кабинетик в сдаваемом в аренду здании. Потом под будущую клинику предло­жили одноэтажное здание с затапливаемым грунтовыми водами цокольным этажом, прежде занятое туберкулезным диспансером. Главврач диспансера, показывая помещения, искренне сочувствовала Нудельману: «А весной здесь все затапливает водой по самые окна». Клинику решено было строить заново. Старое здание снесли, вырыли котлован… И тут наступил 1991 год. Нудельману сказали: «В стране обвал, какая косметология?! Забудь». Но он не отчаял­ся. Он организовывал бригады докторов и вме­сте с ними ездил на Север, в самую глубинку, где отсутствовали медицинские специалисты, они проводили приемы, консультировали, лечили. Он делал все, что в те времена было разрешено законом, но даже в самые тяжелые моменты не оставлял идеи открыть косметологическую клинику.

Вскоре общая ситуация стала улучшаться, у Сер­гея Нудельмана уже были друзья, занимающиеся бизнесом и не имеющие отношения к медицине. Было решено привлечь частный капитал, для чего пришлось образовать новое предприятие. Но это дало возможность начать и завершить строительство собственного здания для ТОО «Центр косметологии и пластической хирургии». Очевидцы рассказывали, что он лично заку­пал стройматериалы, электрику, техническое оборудование. А он вспоминал, как, лазая то ли по строительным лесам, то ли по крыше, порвал свои единственные китайские джинсы. Затем директор и главврач Нудельман стал подбирать хирургов-единомышленников. Со своим первым врачом-косметологом он съездил в Германию, откуда, кроме новой информации, привез неви­данное на тот момент приобретение – дорогие косметологические комбайны немецкого произ­водства. Врачи центра, которые до этого прини­мали пациентов в крошечном кабинетике, сидя рядом с ними на одной кушетке, почувствовали себя настоящими косметологами. Основнымипроцедурами тогда были чистки кожи, криомас­саж, а также уход. С самого начала подход был сугубо медицинским – это первый и, пожалуй, самый важный принцип косметологического предприятия, созданного доктором Нудельма­ном.

– Когда косметологическая лечебница стала тяго­теть к пластической хирургии?

Евгений Коморник: Практически сразу, как открылся центр. Пластическая хирургия как раз набирала в России популярность. А у нас с Сергеем Владимировичем уже была база работы в челюстно-лицевой хирургии, где часть эстетических проблем, пусть косвен­но, но затрагивалась. Мы попали на курсы пластической хирургии молодого доктора Владимира Виссарионова [Виссарионов с начала 1990-х по 2012 год возглавлял Инсти­тут пластической хирургии и косметологии на Ольховке. – VADEMECUM], который тогда приехал в Екатеринбург. Потом и мы отправились учиться в Москву, в Институт на Ольховке – там в течение месяца практически жили в опе­рационных, наблюдая, как работают коллеги. Нашей первой самостоятельной операцией стала блефаропластика – сначала Нудельман делал операцию на веке, я ему ассистировал, а через полчаса мы поменялись. Первое время у центра не было собственного стационара – оперировали на базе военного госпиталя, а за­тем – в городской больнице №41, да и поток пациентов был нестабильным. Но как только достроили наш стационар и у нас появилась собственная база, количество операций резко возросло. К тому времени мы уже побывали на учебе в Европе и США и знали о пласти­ческой хирургии гораздо больше. И хотя наш уровень был далек от современного, мы счита­лись довольно опытными хирургами.

М.Ш.: Сергей Владимирович начал с того, что было ему близко и базировалось на наработ­ках советской хирургии – с операций на лице. Но очень скоро стал осваивать другие типы вмешательств – например, маммопластику. Он вспоминал, как брал большую сумку, летел в Москву и возвращался с коробками им­плантатов, сначала советских, а вскоре, когда познакомился с Артемьевым [подробнее о пер­вом российском дистрибьюторе американских грудных имплантатов Александре Арте­мьеве – в материале «Жизнь замечательных грудей», VADEMECUM #36 от 10 ноября], начал закупать протезы у него, и количество операций по увеличению груди тоже стало быстро расти.

– Но ведь тогда к пластической хирургии паци­енты вряд ли относились с большим доверием, чем сегодня. Как молодой и, простите, провинци­альной клинике удалось сформировать широкую клиентскую аудиторию?

М.Ш.: У нас было конкурентное преимущество. Нудельман первым в России сделал эндоскопию лица, а клиника начала оперировать по амери­канским, «голливудским» стандартам – делать комплексные омолаживающие операции, вклю­чающие одномоментное проведение эндоскопи­ческого лифтинга лба и SMAS-подтяжки лица и шеи. В Москве такие вмешательства стали хитом омолаживающих вмешательств много лет спустя. А тогда, в 90-е, наши пациенты, приез­жая к нам, говорили, что коллеги, осуждая такой подход, снисходительно поясняли: «Это же Екатеринбург… Они там настолько безжалост­ны, что делают операции на верхней, средней и нижней третях лица и шее одновременно. На самом деле нужно оперировать сначала веки, через полгода – лоб, еще через полгода – сред­нюю зону и так далее». Однако среди тех взыска­тельных пациентов, которых не удовлетворяли возможности старых методов, комплексная омо­лаживающая пластика лица и шеи была очень востребована. В 1997-м мы запустили свой сайт, в том числе и на английском языке. Пациенты из США и Европы, где уже были наслышаны об эндоскопическом лифтинге, находили нас в интернете, знакомились с ценами и призна­вались: «Дешевле прилететь на операцию к вам в Екатеринбург, потому что у нас такое вмеша­тельство стоит в 10 раз дороже».

Е.К.: Еще одно преимущество заключалось в том, что Нудельман в конце 90-х начал па­раллельно с пластической хирургией развивать отделение постоперационной реабилитации. С самого начала структуру центра составля­ли пластическая хирургия, дерматохирургия, косметология и физиотерапия. Сама по себе реабилитация на фоне хирургии выглядела не­выгодной. Пациенты, заплатившие за операцию, не всегда были готовы потратиться еще на что-то в дополнение к ней. Поэтому стоимость сопут­ствующих процедур мы держали на минималь­ном уровне, а в некоторых случаях проводили их бесплатно. И «сарафанное радио» свою роль исполняло – все больше пациентов предпочита­ли делать пластические операции именно у нас, понимая, что здесь ими продолжат заниматься и после хирургического вмешательства.

– Как центр справлялся с общим падением дохо­дов в 1998 году?

М.Ш.: В конце 90-х отделение пластической хи­рургии центра обслуживало 120–130 пациентов ежемесячно, этого хватало на то, чтобы окупитьвсе наши затраты. Год от года, благодаря молве и целевым промомероприятиям, которые мы проводили, постоянному повышению компе­тенции врачей, пациентская аудитория росла в полтора-два раза. Поэтому кризис мы почти не почувствовали. Единственное, что пришлось сделать, так это немного снизить некоторые расходы, но в целом к тому времени у нас уже сформировалась своя аудитория, и потоки пациентов были стабильными. Мы не сокраща­ли сотрудникам зарплату, никого не уволили, конечно, немного потеряли в рентабельности, но очень скоро финансовые показатели удалось выровнять.

– Зачем Нудельману понадобилось добавлять к эстетическим медуслугам флебологию, гинекологию и другие направления?

М.Ш.: Направления развивались параллельно с тем, какие потребности возникали у наших пациентов. С 1997 года Сергей Владимиро­вич начал практиковать в клинике операции остеосинтеза для восстановления кисти. Уже тогда у нас работал хирург-флеболог, вел прием врач-гинеколог, работавший по совместитель­ству. Однако Сергей Владимирович быстро понял, что необходимо полноценное отделение со всем спектром гинекологической помощи. И в 2002 году он его открыл, предварительно поставив перед его руководителем задачу вне­дрения новейших высоких технологий, сокра­щающих время диагностики и период восста­новления после лечебных манипуляций. Такие технологии предлагала Johnson&Johnson. Мы начали работать и скоро получили сертификат J&J на проведение тренингов для гинекологов и урогинекологов по обучению джонсоновским технологиям. И тут, к слову, случился забавный момент: через интернет пришел запрос от груп­пы американских гинекологов с просьбой записать их на тренинг по джонсоновской техно­логии TVT и одновременно на обучение пласти­ке больших половых губ. Стоимость обучения пластике их устраивала, они готовы были ехать, видимо, не очень понимая, где находится Ека­теринбург. Пришлось объяснить, что обучиться у себя, в США, им будет несколько проще.

Е.К.: Дополнительные направления, есте­ственно, добавили пациентов. К середине «нулевых» нам пришлось надстраивать новые этажи. Так и оперировали – под стук строи­тельных молотков.

– На 2000-е годы пришелся пик интереса к инъек­ционным методикам в косметологии. Вы не рас­сматривали возможность снова переключиться на это направление?

М.Ш.: К инъекциям мы отнеслись осторож­но и даже во время всплеска их популярности на рынке делали их в ограниченном объеме, скрупулезно отбирая проверенные препараты и применяя по четко очерченному кругу по­казаний. Наша настороженность и сохранила репутацию клиники, в которой пластическая хирургия – основное направление. Уже в начале 2000-х мы проводили около 3 тысяч эстетиче­ских операций в год. Но на тренд мы, конечно же, отреагировали: в общем количестве меди­цинских специалистов косметологического от­деления стала увеличиваться доля врачей, а ко­личество специалистов, занятых на уходовых процедурах, наоборот, уменьшалось. Но такова, по моим наблюдениям, общая тенденция.

– Сейчас в России работают около 300 клиник пластической хирургии разных масштабов и про­филей. Вам не тесно?

М.Ш.: Конкуренция действительно возросла, но без ложной скромности, замечу, что пока ни одно из ныне действующих учреждений по­добного профиля не может сравниться с нами – ни масштабом, ни ассортиментом медуслуг. Сейчас центр занимает 5,5 тысячи кв. м, в прошлом году мы провели 7 464 операции, из которых 7 тысяч пришлись на пластическую хирургию, а остальные – на гинекологию и дру­гие вмешательства. В отделении косметологии у нас работают 16 врачей, и это для российского рынка тоже довольно значительный показатель. Сейчас мы несколько умерили промоактив­ность, поток пациентов и без того достаточно стабилен – около 50% из них формируют жители других регионов страны и зарубежных стран.

– Что изменится в центре после ухода Сергея Нудельмана?

М.Ш.: Сергею Владимировичу удалось постро­ить механизм, который слаженно работает, и обучить целую команду специалистов и по­следователей, готовых не только поддерживать созданный им бизнес, но и развивать его, идя в ногу с мировыми трендами. Он всегда стоял за безопасность и эффективность, как бы про­давцы технологий и препаратов ни пытались его прельстить коммерческими выгодами. Конеч­но, нам очень тяжело – мы лишились лидера, новатора, учителя, руководителя. Таких как он – единицы по всей стране. И мы намерены сохранить созданное им. Останавливаться мы не собираемся.