Гендиректор компании «Биоспек» физик Виктор Лощёнов 30 лет занимается медицинским направлением, название которого даже сейчас ничего не скажет 99% простых граждан, – фотодинамикой. В результате созданный исследователем «Биоспек» наладил выпуск устройств, практически на равных конкурирующих с европейскими аналогами, но более дешевых. Фотодинамическая терапия развивается во всем мире, и у первопроходца появляются не только зарубежные, но и российские конкуренты. Козырь новоявленных производителей фотодинамических устройств – цена. Виктор Лощёнов на компромисс идти не хочет: вместо снижения себестоимости продукции он думает о ее улучшении.

Рааб лампы

В долгой истории фотодинамической терапии (ФДТ) события распределяются крайне неравномерно. Первые попытки применить ФДТ адепты этого метода обнаружили еще в Древнем Египте. Однако следующие несколько тысяче­летий метод существовал на самых задворках медицины. Только в 1900 году немецкий сту­дент-медик Оскар Рааб, замучив не одно поко­ление инфузорий-туфелек, сумел разобраться в механизме фототерапевтического эффекта. Затем еще на несколько десятилетий наступило затишье: было ясно, что лечить светом можно, но никто особо не понимал, как за это взяться. В 70-х ФДТ начали все активнее использовать для лечения онкологических заболеваний сна­чала у подопытных животных, а затем и у лю­дей. И еще 20 лет прошло, прежде чем появи­лись приборы, специально предназначенные для такого лечения.

Схема ФДТ, можно сказать, проста. Чтобы запустить механизм, нужны три вещи. Во-первых, фотосенсибилизатор – вещество, чувствительное к свету и разлагающееся под его воздействием. Во-вторых, кислород: с ним просто, он всегда присутствует в живых тканях. Ну а в-третьих, сам свет. Как эти три составные части встречаются? Фотосенсибилизатор вводят в организм – обычно внутривенно или перорально. В некоторых случаях его наносят в виде мази. Вещество это должно быть не только чувствительно к свету, но и обладать способностью избирательно накапливаться в раковых клетках или в других тканях, на которые их «нацеливают» разработчики-фармацевты. Дав фотосенсибилизатору время распределиться нужным образом в организме, участки, где он скопился, облучают светом с определенной дли­ной волны в красной части спектра. Фотосенсибилизатор распадается, а образующиеся веще­ства, вступив во взаимодействие с кислородом, убивают клетки, в которых он скопился. В экс­периментах Рааба наглотавшиеся сенсибилиза­тора туфельки, «загорая» под лучами лампы, по­степенно теряли подвижность – из наблюдения над ними и родилось слово «фотодинамика».

Раковые (или другие целевые) клетки гибнут, а окружающие ткани, в которых фотосенсибилизатора немного, получают незначительные повреждения и быстро восстанавливаются: своей сравнительной безвредностью для ор­ганизма метод отличается и от химиотерапии, и от лучевой.

Физик Виктор Лощёнов был в России одним из первых, кто решил серьезно заняться ФДТ. Пионерский статус позволил ему создать ком­панию, которая продает свои установки не толь­ко по всей России, но и (в порядке убывания объема поставок) в Южной Корее, Германии, Польше, Канаде, Словакии. Одну установку удалось поставить в Израиль.

«Человек, сидящий у костра, занимается профилактикой рака», – эффектно объясняет суть метода Лощёнов. Дело в том, что организм и сам, без помощи фармацевтики, вырабатывает в небольшом количестве вещество, обладающее свойствами сенсибилизатора. Попав в раковые клетки, если таковые есть, оно распадается под влиянием красного света пламени и убивает их. «Красные лучи глубже других проникают в живую ткань, примерно на 2 см. Позагорать на пляже с той же целью не получится: вред от ультрафиолета во много раз превысит поль­зу красного облучения», – убежденно говорит Лощёнов. 30 лет работы в сфере ФДТ настолько сблизили физика с медициной, что потребности в штатном враче «Биоспек» не испытывает.

Речь не только и не столько о поверхностном освещении. Эндоскопическое оборудование позволяет направить свет на больной участок практически в любой точке организма. Хотя иногда это выглядит пугающе. Для борьбы с опухолями мозга сейчас разрабатывается следующая технология: в черепе высверливается отверстие, через которое, буквально заткнув его специальной пробкой с каналом для эндоскопа, в мозг с помощью волоконной оптики направ­ляют луч света.

На другом, параллельном, фронте идет работа над сенсибилизаторами: пока что они умеют проникать далеко не во все участки тела и не во все типы опухолей.

Мэрские миллионы

Так сложилось, что Россия оказалась одной из первых стран, начавших развивать ФДТ. В 80-х над этим работала совсем небольшая группа – химики Гелий Пономарев и Андрей Миронов, физик Лощёнов, один врач и один биолог. Химики отвечали за разработку сенси­билизаторов, а Лощёнов естественным образом оказался главным по «железу». «Я переходил с одной работы на другую, «менял кассу», од­нако моя исследовательская база всегда оста­валась в Первом меде. Потом перешел в Ин­ститут общей физики: надо было расширять клинические исследования, а работать при этом в медицинском учреждении считалось плохим тоном – исследователь должен быть независим, ни с кем не аффилирован», – объясняет науч­ную этику Лощёнов.

Странный расцвет отдельно взятого направле­ния объясняется во многом чередой случайно­стей. С самого начала ФДТ увлекся известный и очень влиятельный академик Михаил Кузин (он последовательно занимал должности дирек­тора Института им. А.В. Вишневского, ректора Первого меда, главного хирурга Минздрава СССР). Но Лощёнову повезло не один раз. «Был момент, когда, по стечению обстоятельств, мож­но было, оказавшись в нужное время в нужном месте, получить серьезную помощь от государ­ства, – рассказывает изобретатель. – Выбить исследовательское оборудование, о котором я давно мечтал. Удивительным образом эти деньги шли через Госстандарт. Знакомые мне подсказали, к кому и когда подойти и попро­сить, описали всю технологию».

Вскоре у ФДТ появился еще один нежданный адепт – Юрий Лужков. Дело было уже в 90-х. Лощёнов увлеченно конструировал приборы для фотодинамической терапии. Их требовалась целая гамма. Один из них выполняет диагности­ческие функции, то есть излучает свет в определенном диапазоне и воспринимает ответное флуоресцентное излучение фотосенсибилизатора, так что сразу видно, где локализуется опухоль. Внешне он выглядит как кабель с тремя тонюсенькими каналами – один для излучения, два для приема. Следующий при­бор – терапевтический, излучение у него более мощное. Лощёнов вплотную подошел к произ­водству, но к тому моменту в России воцарился рынок, и, чтобы двигать науку дальше, надо было научиться хоть что-то продавать. «Дирек­тор ГНЦ «НИОПИК» оказался однокашником Юрия Лужкова, – рассказывает Лощёнов. – Он ему все продемонстрировал, Лужков вдохно­вился, и московское правительство создало специальную программу с соответствующим финансовым наполнением. Большая часть денег пошла на разработку фотосенсибилизаторов, но кое-что досталось и нам». Накануне кри­зиса 1998-го «Биоспек» получил предоплату для изготовления пяти «кабинетов» по заказу нескольких московских медучреждений. Каж­дый стоил примерно $50 тысяч. «Кабинетом» называется установка, включающая несколько диагностических и терапевтических устройств, монитор, набор оптических кабелей и прочее. Деньги шли через «Мостбанк».

«Того, что удалось выцепить из «Моста» после кризиса, хватило ровно на один «кабинет», – без особых переживаний вспоминает Виктор Ло­щёнов. – С него и началось развитие нашего производства». Минздрав в целом поддерживал ФДТ, медучреждения заказывали установки – тем более что и фотосенсибилизаторы в России уже производились. Заказы приходили и из-за рубежа. «Биоспеку» много раз помогал Фонд Бортника, заказывая научные разработки, нужные компании для дальнейшего развития. На самом деле, при­знается Лощёнов, доходы от продажи «кабинетов» и от грантов близки по размеру: «В какой-то год производство поддерживаем за счет науки, ка­кой-то год – науку за счет производства».

«Пилим, паяем, собираем в кучу»

В год компания продает до десятка «кабинетов» по той же цене – $50 тысяч за штуку. «Наше про­изводство – это наши знания плюс сотрудники, которые умеют их воплощать», – говорит Лощё­нов. По сути, здесь производится сборка: чтобы создать кабинет, нужно заказать комплекту­ющие у полутора десятков компаний в России и за рубежом. Офис «Биоспека» – на шестом этаже одного из корпусов Института общей физики, а на восьмом, говорит гендиректор, «мы пилим, паяем, настраиваем схемы, соби­раем в кучу все, что заказали. А также обеспе­чиваем приборы собственным программным обеспечением».

База «СПАРК-Интерфакс» содержит дан­ные о «Биоспеке» только до 2009 года, когда выручка компании составила 22 млн рублей. По словам Лощёнова, оборот и сейчас остается на уровне чуть больше 20 млн. Есть стандарт формирования цен на научном рынке, которого компания придерживается, говорит изобре­татель, – себестоимость приборов составляет 25–30% от цены, по которой они продаются: «Остальное – на науку, прибыль, компенсации, зарплату аспирантам и так далее». Вопроса, куда вкладывать свободные средства, у него не возникает – чтобы оставаться на плаву, надо придумывать новое. Виктору Лощёнову принадлежит 60% компании, еще 20% у финан­сового директора Анны Волковой, столько же было у еще одного сотрудника компании, ныне покойного.

Успех медицинского венчура чаще оценивают не по обороту и прибыли, а по интересу к нему инвесторов. В первые годы существования «Биоспека» Лощёнову дважды предлагали продать компанию: один раз, очень давно, американцы, второй раз – инвесторы с Тай­ваня. «Продать» означало перебазироваться в США или Китай и продолжать работать там: «Биоспек» без своих сотрудников стоит недо­рого. «Для себя я такую возможность вполне рассматривал, вел переговоры с тайваньским инвестором, торговался. Но потом спросил у народа: хотите ехать? Ключевые сотрудники не захотели, а не ключевые захотели, и я от­казался», – без особого сожаления сообщает Лощёнов. Сколько предлагали американцы и китайцы, он не помнит.

Времена, однако, меняются, и благодушество­вать все сложнее. На рынке уже присутствует целый ряд компаний, делающих примерно то же, что и «Биоспек». «Да, конкуренты у нас есть», – кивает Виктор Лощёнов и задумыва­ется. Названия компаний никак не всплывают в памяти. «Я ведь 80% времени трачу на на­уку, 10% – на разработку «железа», и только 10% остается на бизнес», – оправдывается он. Импортная продукция – в этом секторе правит бал немецкая Storz – в России представлена сравнительно скупо. Нынешние конкуренты «Биоспека» – «Аткус» и «Милон» из Санкт-Пе­тербурга, да московская «Техника-ПРО».

«Мы производим примерно то же, что и «Био­спек», – утверждает менеджер по продажам компании «Аткус» Сергей Родин. – Полный на­бор оборудования для ФДТ в нашем исполне­нии стоит самое большее 1,5 млн». Свою про­дукцию «Аткус» продает по всей России, но вот иностранных покупателей пока не находит.

Директор по продажам компании – произво­дителя фотосенсибилизаторов «Рада-Фарма» Галина Сердюченко выделяет петербургский «Милон» как изготовителя именно терапевти­ческих устройств, а «Биоспек» считает лидером в сфере приборов для диагностики. У «Аткуса», по ее словам, диагностических устройств нет.

Виктор Лощёнов был первым, с него все нача­лось, говорит руководитель отделения лазер­ной онкологии и фотодинамической терапии Государственного научного центра лазерной медицины Евгений Странадко, «Аткус» поя­вился позже, а сейчас многие пытаются этим заниматься, «иногда буквально на коленке собирают». Сам метод Странадко считает очень перспективным – не только при онко­логических заболеваниях, но и для лечения различных инфекций. Лощёнов, говорит врач, по старинке использует комплектую­щие европейских производителей, а между тем, с китайскими деталями все получается куда дешевле.

«Мы периодически покупаем китайские устрой­ства ФДТ – просто для того, чтобы выяснить, насколько качественны комплектующие, из которых они собраны, и не пора ли нам начать их использовать, – говорит Лощёнов. – Пока, на мой взгляд, момент еще не наступил». Странадко же, давно работающий на аппаратах «Биоспека», уверен в их качестве. Однако и на­звать ненадежными приборы других компаний не может: цена выглядит привлекательно, а ста­тистики поломок нет.