В марте Правительство РФ по поручению Владимира Путина утвердило план проведения Года борьбы с сердечно‑сосудистыми заболеваниями. В перечне тематических мероприятий – информационно‑просветительская работа среди населения, масштабная диспансеризация по кардиологическим нозологиям, специализированные образовательные программы и проработка прикладной нормативной базы. Кардиохирургия, обеспечивающая радикальное решение сердечных проблем, в документе не отмечена. И это особенно странно, хотя бы потому, что Россия, где ежегодно проводится около 50 тысяч операций на открытом сердце, демонстрирует почти троекратное отставание от международных стандартов кардиохирургической помощи.
Провести 2015 год в борьбе с сердечно-сосудистыми заболеваниями предложил президент Владимир Путин в декабрьском послании Федеральному собранию. Поводом стали результаты глобального рейтинга здравоохранения, по которым Россия впервые была признана благополучной страной, где средняя продолжительность жизни превышает 70 лет. Чтобы довести этот показатель до 74 лет, президент и предложил объявить 2015 год Годом борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями.
Болезни сердца стабильно становятся причиной более чем половины всех смертей в России. По данным Росстата, в 2013 году от таких заболеваний умерли около миллиона человек, в том числе более 520 тысяч умерли из-за ишемической болезни сердца. Здесь мы ничем не отличаемся от остального человечества: по данным ВОЗ, ишемическая болезнь сердца лидирует среди всех причин смертности в мире.
С другой стороны, борьба с сердечно-сосудистыми заболеваниями в России и до предложения президента год от года активизировалась. Как заявляла в январе 2015-го Вероника Скворцова, за последние 10 лет смертность от болезней сердечно-сосудистой системы в России снизилась почти вдвое – с 1 200 до 650 случаев на 100 тысяч граждан. А чуть раньше мэр Москвы Сергей Собянин рапортовал о двукратном падении в столице смертности от инфаркта миокарда.
По словам чиновников, позитивной динамике способствовало развитие инфраструктуры лечебных учреждений. Например, с 2009 года количество клиник, в которых проводятся операции на сердце и сосудах, выросло в стране почти на треть – до 274 медцентров, а количество операций с использованием аппарата искусственного кровообращения – более чем на 20%, до 49 тысяч вмешательств в год. А если сравнить с 80-ми годами прошлого века, то общий объем кардиохирургических вмешательств вообще продемонстрировал шестикратный рост.
Впрочем, этот успех выглядит менее впечатляюще, если сравнить нашу статистику с мировой. Нормой смертности от сердечно-сосудистых заболеваний для развитых стран считается показатель 250–300 случаев на 100 тысяч населения, то есть Россия проваливается тут как минимум вдвое. А количество проводимых в стране операций на открытом сердце составляет немногим более 34% от уровня, достигнутого в США и развитых странах Европы, – тысяча на 1 млн человек.
В Минздраве на запрос VADEMECUM, почему кардиохирургия включена в перечень приоритетных мероприятий Года борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями и какое внимание будет уделяться этому направлению в принципе, не ответили. Главный профильный специалист Минздрава Лео Бокерия, собиравшийся дать VADEMECUM интервью на эту тему, по не зависящим от редакции причинам отказался от беседы.
Так или иначе, до сих пор все инициативы превратить операции на сердце и сосудах из дефицитной услуги в медицинский мейнстрим не имели успеха. За более чем 60 лет развития отечественной кардиохирургии специальность пережила несколько всплесков, но так и осталась труднодоступной, дорогой и малопонятной населению медуслугой. Масштабному продвижению этого направления каждый раз что-то мешало – то кризис в стране, то отсутствие финансирования, то конкурентные войны внутри отрасли.
В начале прошлого века у России были все шансы стать мировым лидером в развитии сердечно-сосудистой хирургии. Отечественные экспериментаторы активно практиковали хирургические вмешательства на сердце и сосудах животных. Владимир Демихов, например, еще в конце 30-х сконструировал первое в мире искусственное сердце и смог вживить его собаке. А его коллега Николай Теребинский в ходе эксперимента сумел создать и ликвидировать у собаки митральный проток. Об успехах физиологов-новаторов было известно не только в России, но и за рубежом – к ним приезжали ведущие хирурги из США и Европы. Но конвертация научных побед в хирургические методики масштабного применения так и не произошла.
Полноценно развить эти изобретения в отдельную индустрию помешала Великая Отечественная война – ведущие советские хирурги ушли на фронт, где практиковали в том числе сосудистые операции. В США в то время уже появился аппарат искусственного кровообращения, там проводились уже десятки операций по удалению аневризм сердца и лечению пороков. В развитии кардиохирургии СССР уже тогда опоздал примерно на 10 лет.
Всерьез операциями на сердце в стране занялись только в 50-е годы. Тогда еще не существовало специализированных отделений сердечно-сосудистой хирургии – вмешательства выполняли специалисты общехирургического профиля, накопившие фронтовой операционный опыт. Уже тогда определились четыре идеолога этого направления в России – будущий министр здравоохранения СССР Борис Петровский, сын известного российского кардиохирурга Александр Вишневский, основатель крупнейшего в стране кардиохирургического центра Александр Бакулев и его ученик Владимир Бураковский. «В основном тогда делались операции по удалению аневризм и лечению пороков сердца, – рассказывает директор музея РНЦХ им. Б.В. Петровского Павел Богопольский. – Операции по расширению митрального стеноза делались на работающем сердце так: хирург открывал грудную клетку, накладывал кисетный шов и вручную, на ощупь, расширял стеноз. Такая манипуляция давала больному облегчение, правда, ненадолго».
В 50-е годы в СССР кардиохирургия считалась не просто уникальной медицинской технологией, а чем-то запредельным, непостижимым. Потому и сколь-нибудь успешных попыток масштабировать новации не предпринималось – в год в громадной стране проводились в лучшем случае десятки сердечных вмешательств. Но экспериментаторов это не останавливало. Ленинградский хирург Василий Колесов выполнил в середине 60-х первую в мире операцию маммарокоронарного анастомоза, примерно в то же время его успех повторил профессор Майкл Дебейки в Техасе. Но если американцы начали развивать инновацию в методику, то в Союзе врачи восприняли разработку в штыки. Всесоюзный конгресс кардиологов постановил запретить операцию, а на Колесова начались гонения.
Всплеск интереса к отечественной кардиохирургии произошел в 70–80-е годы: начали проводиться операции аортокоронарного шунтирования при ишемической болезни сердца, трансплантации, получила развитие сердечная аритмология. Активность во многом стимулировала облетевшая в 1967 году мир новость об успешной трансплантации сердца, которую провел хирург из ЮАР Кристиан Барнард, до этого, кстати, приезжавший учиться у Владимира Демихова.
Борис Петровский, уже занимавший пост министра здравоохранения СССР, отнесся к операции осторожно и не спешил внедрять ее в практику. Тема на время угасла, после того как у Александра Вишневского скончалась пациентка с пересаженным сердцем.
Зато в стране получили прописку другие новации, в том числе аортокоронарное шунтирование и маммарокоронарный анастомоз. Пионера методики Василия Колесова к тому времени уже реабилитировали, и он начал практиковать. «Одним из первых аортокоронарное шунтирование сделал хирург Марат Князев, который работал в советском представительстве ООН в Нью-Йорке и видел, как такие вмешательства проводят американские врачи. Вернувшись на родину, он начал продвигать эту операцию во Всесоюзном научном центре хирургии», – рассказывает ученик Князева профессор Борис Шабалкин. Параллельно такие операции делали хирурги Института им. А.В. Вишневского и Центра им. А.Н. Бакулева, негласно ведя между собой состязание.
К 80-му счет кардиохирургических вмешательств пошел на сотни в год. Хирург Валерий Шумаков провел первую успешную трансплантацию сердца. В этой сфере наметились лидеры, каждый со своей специализацией. Если в ВНЦХ и Институте им. А.В. Вишневского делали ставку на аортокоронарное шунтирование, приобретенные пороки, то в Центре им. А.Н. Бакулева развивали хирургию врожденных пороков сердца, а также новые методики лечения аритмий сердца, автором которых стал сотрудник центра Лео Бокерия. Получили известность и региональные центры – например, Институт патологии кровообращения Минздрава РСФСР, возглавляемый Евгением Мешалкиным. Но в целом интерес к кардиохирургии оставался фрагментарным, масштабной госпрограммы по развитию специальности не существовало. Отчасти этому способствовали кардиологи, не понимавшие и боявшиеся хирургических вмешательств. «Доходило до абсурда – коллеги, например, больше опасались осложнений от коронарографии, которая, по сути, является диагностикой состояния пациента, чем от аортокоронарного шунтирования», – вспоминает Борис Шабалкин.
Развал СССР молодые ростки кардиохирургии заметно потоптал. Профильные центры и специализированные отделения клиник с трудом пережили перестроечные безденежье и запустение, выжившим приходилось проявлять недюжинный энтузиазм, коммерческую хватку и задействовать влиятельных пациентов.
Системный подход к развитию сердечно-сосудистой хирургии российская власть начала демонстрировать уже в «нулевые». Знаковым для отрасли проектом стало открытие федеральных кардиоцентров, построенных по целевой программе развития медицины высоких технологий. Каждый из кардиоцентров получал по 4-5 тысяч квот в год, что давало им возможность покрывать потребности профильной медпомощи в своем регионе. Догнать мировых кардиохирургических лидеров России не удалось, но благодаря реализации этой программы число проводимых в стране операций заметно – в полтора-два раза – выросло, и в 2009 году составило 40,3 тысячи вмешательств. До последнего времени этот показатель ежегодно увеличивался на 5-6%.
Сейчас, в связи с переходом на одноканальное финансирование и не к месту случившимся кризисом, в кардиохирургии снова грядет спад и обостряется конкуренция. «В свете последних экономических событий выживать трудно, – говорит Андрей Лушкин из ФГБУ «Институт хирургии им. А.В. Вишневского». – Регионы стали меньше отправлять нам пациентов, чтобы сохранить квоты у себя, так как могут прооперировать большинство пациентов на местах, а к нам отправляют только тяжелых, наиболее затратных больных».
Алексей Кротовский из московской ГКБ №15 конкуренции боится меньше, чем полного погружения в ОМС: «С одноканальным финансированием просто катастрофа. Страховой тариф покрывает покупку одного стента на одного больного. А пациенту ведь может понадобиться несколько стентов. А из-за задержки с квотами на 2015 год, которые нам еще не пришли, пришлось вдвое сократить количество операций аортокоронарного шунтирования, пациенты стоят в очереди. Мы их отправляем в другие федеральные центры или муниципальные больницы, но там ситуация не лучше».
По словам руководителей отделений и клиник, добавил им работы и Год борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями. «Страховые компании стали еще жестче контролировать ведение документации, отчетности, особенно по ОМС, на доктора идет сейчас большее давление, – говорит Андрей Лушкин из Института им. А.В. Вишневского. – С одной стороны, это дисциплинирует, с другой – еще больше осложняет жизнь». Подробнее о заботах кардиохирургов – в следующих материалах «Дела номера».