Профессора Виктора Крылова сейчас бы назвали успешным лоббистом‑новатором. Он выполнил первые в Советском Союзе реконструктивные операции с микроскопом, вывел авторский метод в отдельную дисциплину и стал главным профильным специалистом Минздрава СССР. В 90‑е годы микрохирургия перестала существовать как самостоятельное медицинское направление, ее адепты разбрелись по другим хирургическим нишам, а главный идеолог и проводник методики эмигрировал из России.
Отечественная микрохирургия ассоциируется у международной медицинской общественности с операцией, которую советские врачи 30 лет назад сделали трехлетней пациентке Расе Прасцевичуте – отец девочки, председатель литовского колхоза «Вадактай», случайно «скосил» ей обе ноги. После комплексного вмешательства с применением микроскопа хирургам удалось сшить сосуды, артерии, нервы, мышцы и сухожилия, пациентка опять начала ходить, а новость об успехе облетела все мировые, в том числе специализированные, СМИ. Этим летом по приглашению российских журналистов Раса снова приезжала в Москву. В нескольких интервью она рассказывала, что сейчас живет в Германии и редко вспоминает несчастный случай, который произошел с ней в детстве. «Если честно, история литовской девочки Расы, которую спасли в Советском Союзе, мне не очень интересна… Прошлая жизнь!» – цитировали Расу, например, «Аргументы и факты».
Микрохирургия, которая поставила девочку на ноги, как отдельная медицинская специальность в России тоже ушла в прошлое. Сейчас она конвертировалась в прикладной метод, используемый в нейрохирургии, офтальмологии, пластической хирургии и других отраслях медицины. Основатель советской микрохирургии
89-летний профессор Виктор Крылов сегодня считает такое положение дел справедливым. В том, что микрохирургия – не самостоятельная медицинская специальность, а лишь технология, он окончательно убедился, пережив закат ее востребованности в СССР, эмиграцию в Израиль и США, а затем – возвращение на родину.
НА ПОДРЫВ АОРТЫ
Реконструктивными операциями и микрохирургией аспирант Пермского медицинского института Виктор Крылов заинтересовался еще в 40-е годы прошлого века. Готовя диссертацию, провинциальный соискатель часто наезжал в московские библиотеки, где можно было почитать зарубежные медицинские журналы. «Руководство института давало мне сопроводительное письмо, в котором была такая формулировка: «Гарантируем, что аспирант Крылов будет правильно использовать иностранные журналы во время чтения», – вспоминает хирург. – Мне открылся доступ к последним нововведениям в мировой медицинской науке. В то время, например, появились работы доктора Дебейки о реконструктивных операциях на кровеносных сосудах, я зачитывался этими статьями».
Крылов защитил диссертацию. Но кандидатская степень, увы, не стала для молодого ученого пропуском в столичную медицину – отрасль, переживавшую «дело врачей», лихорадило. Доктор уехал в Свердловск: сначала работал в санавиации, потом перевелся в Институт травматологии и ортопедии, где стал заведующим экспериментальным отделением и получил возможность ставить хирургические опыты. Здесь он начал делать первые операции с кровеносными сосудами у собак – замещал фрагменты аорты пластмассовыми трубочками собственного изготовления, добиваясь стопроцентной выживаемости животных. Хирург подробно описал свои опыты и повез отчет в Москву, где добился приема у знаменитого хирурга и ученого Бориса Петровского. Академик отнесся к экспериментам Крылова скептически. «Петровский сказал: «Этого недостаточно для докторской диссертации. Поезжайте назад и сделайте еще одну главу. Нужно, чтобы ваши протезы были длиннее и располагались не просто на брюшной аорте, а шли от грудной аорты через диафрагму. Если сделаете это, приезжайте!» – описывает встречу Крылов. И поясняет: «Собаки моментально умирают, если им вскрыть грудную полость. Значит, нужно было придумать, как организовать интубационный наркоз. Я все это сделал и снова привез Петровскому диссертацию с описанием уже новых опытов. Он посмотрел материалы и сказал, что берет меня в свою клинику госпитальной хирургии в Первом меде».
Доктор Крылов получил ордер на квартиру в Москве и поступил на службу в престижную столичную клинику, где функционировало крупнейшее на тот момент в стране отделение хирургии сосудов. Новатор перенес отработанную на животных технику в клиническую практику, на реальных больных. Первую операцию бедренно-подколенного анастомоза Крылов сделал пациенту с закупоркой бедренной артерии. «Делал операцию дрожащими руками, но понимал, что должен завершить ее успешно – это была цена практики у Петровского. Он хотел развивать хирургию сосудов и понимал, что продвигать это направление могут только люди, у которых есть сильный стимул, – рассказывает Крылов. – Утром весь врачебный состав пришел посмотреть, как себя чувствует пациент. У больного был пульс на стопе, то есть все в порядке».
Крылов продолжил работать в клинике у Петровского, быстро делая врачебную и научную карьеру. Он проводил реконструктивные операции на аорте, сонных артериях, участвовал в первой в СССР операции по пересадке почки, защитил докторскую диссертацию. Вот разве что отношения с патроном не всегда складывались гладко. В начале 60-х, например, Петровский без объяснения причин уволил Крылова из клиники, оставив только в должности старшего научного сотрудника Всесоюзного научного центра хирургии (ВНЦХ), который в то время едва открылся. Впрочем, эта опала длилась недолго. В конце 60-х Петровского назначили министром здравоохранения СССР, и он сделал Крылова главным специалистом ведомства по операциям по пересадке почки. В новой должности Крылов должен был наладить массовое распространение методики по всему СССР. «Спустя несколько лет, когда операции по пересадке почки проводились уже повсеместно, я посчитал возможным прийти к Петровскому с давней затеей и просьбой – разрешить мне заняться реконструктивной микрохирургией, которая позволила бы реплантировать пальцы, кисти при производственных травмах, и он разрешил», – рассказывает Крылов.
ДВОЕ С МИКРОСКОПОМ
Реконструктивные микрохирургические операции министр оценил как в целом перспективное, но пока не вполне самостоятельное направление. В то время в СССР уже проводились единичные микрохирургические операции в офтальмологии, нейрохирургии и отоларингологии, но никто еще не решался использовать ноу-хау для сшивания пальцев, кистей и других подобных задач, требующих использования микроскопа и ювелирной точности движений.
Петровский не разрешил проводить такие вмешательства во Всесоюзном центре хирургии, который тогда возглавлял, и поставил Крылову условие: практикуй, пробуй, но клиническую базу ищи сам. Хирург договорился с руководством московской ГКБ №51, где в то время практиковал его будущий соратник, младший научный сотрудник ВНЦХ Георгий Степанов. Министр Петровский, вспоминает Крылов, так и сказал Степанову: «Если вы хотите стать старшим научным сотрудником, идите делать операции вместе с Крыловым». С таким мотивационным напутствием экспериментаторы начали обустраивать пространство для клинического утверждения метода. «Первое, что мы обнаружили, осматривая больницу, – большой ящик с частями операционного микроскопа производства ГДР. Мы его распаковали, собрали конструкцию, и это было наше первое оборудование. Петровский распорядился купить нам расходные материалы, а меня назначил главным специалистом Минздрава СССР по микрохирургии – направлению, которого в стране на тот момент, по сути дела, еще не существовало», – рассказывает Крылов.
Долгое время коллектив больницы не обращал никакого внимания на главного специалиста и его ассистента, но скоро случай реализовать прогрессивное ноу-хау все-таки представился. В клинику поступил пациент с поврежденной лучевой артерией, и коллеги предложили Крылову ее сшить. «Если бы мы отказались, руку пациенту просто бы перевязали, а дальше – как бог пошлет. Хорошо, если бы после такой перевязки не развилась гангрена, – рисует клиническую картину Крылов. – Мы решили рискнуть, маялись несколько часов: сшивали артерию глазными нитями из голубого виргинского шелка. Но в тот раз все завершилось удачно, и дальше операции пошли одна за другой».
Дуэт микрохирургов пополнялся энтузиастами. Реконструктивные операции под микроскопом в группе Крылова начали выполнять Ренат Акчурин, Николай Миланов, Тристан Перадзе, Иван Кузанов, Алексей Боровиков, Рамаз Датиашвили. Каждый из вновь пришедших вносил свой вклад в развитие отделения. Ренат Акчурин, например, сумел договориться со столичными станциями скорой помощи и наладить доставку в отделение больных, частично или полностью потерявших конечности. Дефицита в пациентах у микрохирургов не было, операционная бригада работала по 10–12 часов в сутки, хирурги у стола периодически сменяли друг друга.
Министр Петровский однозначно убедился в эффективности микрохирургии и распорядился открыть профильную кафедру в Центральном ордена Ленина институте усовершенствования врачей (ЦОЛИУВ), куда вместе с Крыловым перебрались несколько его учеников. Георгий Степанов и Ренат Акчурин остались в ГКБ №51.
К концу 80-х микрохирургия, представлявшая собой полноценное направление, окончательно утвердилась как самостоятельная медицинская специальность. На кафедру микрохирургии в ЦОЛИУВ по целевым путевкам отправляли хирургов со всех концов страны. Минздрав СССР издал несколько приказов, предписывающих повсеместно создавать микрохирургические центры. Специализированные учреждения открылись в Минске, Киеве, Саратове, Казани, Тбилиси и других крупных городах СССР, многие из этих клиник возглавили ученики Виктора Крылова. Система давала очевидный экономический эффект. Первым это доказал Ренат Акчурин, посчитавший разницу между расходами на микрохирургическую операцию для потерявшего палец пациента и затратами на его содержание как инвалида, если такая операция проведена не будет. Микрохирургия оказалась в десятикратном выигрыше.
Тем не менее у коллег Крылова в Минздраве и ВНЦХ крепнущие позиции продвигаемой им методики вызывали сомнения и споры. Конечно, в такой оценке без зависти не обошлось, но и объективность той критики Крылов сегодня признает. «Многие не соглашались с тем, что микрохирургия – отдельная специальность, настаивая, что это все-таки метод. Но Петровский был заинтересован в развитии направления, оппоненты боялись с ним спорить и терпели. Пока министр был у власти, мы успели значительно продвинуть микрохирургию. СССР был, наверное, единственной страной в мире, где микрохирургическая практика достигла такого размаха», – говорит Крылов.
АМЕРИКАНСКИЙ ПОРОГ
К началу 90-х всесоюзный масштаб направления начал хиреть. Отлаженная логистика – система бесперебойной доставки профильных больных в специализированные операционные – работать перестала, врачи из регионов прекратили ездить на обучение, а государство свернуло финансирование дорогостоящих микрохирургических операций. Некогда мощнейшее медицинское направление схлопнулось.
Судьба учеников и соратников Крылова сложилась по-разному. Акчурин по приглашению Евгения Чазова ушел во Всесоюзный кардиологический научный центр АМН СССР (ВКНЦ), Николай Миланов стал главным идеологом и лоббистом отечественной пластической хирургии, Алексей Боровиков уехал учиться за границу, где переквалифицировался в пластического хирурга.
Сам Крылов в 1991 году ушел в отставку с поста руководителя профильной кафедры в ЦОЛИУВ и занялся частной практикой – открыл венозную клинику на Мичуринском проспекте, куда ему поставляла пациентов медсанчасть при заводе им. М.В. Хруничева. А три года спустя эмигрировал из страны. «В Израиле ко мне отнеслись гораздо лучше, чем к другим мигрантам. Я довольно быстро получил все необходимые документы и устроился на работу. Но так везло не всем, – вспоминает Крылов. – Например, моего коллегу, очень хорошего хирурга Исаака Портного, долго держали на самой низкой зарплате и без какой-либо частной практики. Отдыхал и пил чай он в лифте больницы, потому как у него не было своего места в ординаторской. Потом Исаак, правда, разбогател, но это произошло после многих лет мытарств».
Поработав три года в Израиле, Крылов отправился в США. Здесь порог вхождения в профессию оказался значительно выше. Чтобы вести врачебную практику, нужно было получить медицинскую лицензию, а для этого – новый диплом врача и разрешение Комитета по профессиональному регулированию. Пройти этот путь удавалось единичным специалистам. Большинство российских врачей, эмигрировавших в то время в США, вынуждены были смириться с тем, что здесь их советские дипломы и заслуги не имеют никакой ценности. Знакомые порекомендовали Крылову устроиться научным сотрудником в ветеринарный колледж, не требовавший медицинской лицензии. «Я получил достаточно высокую позицию visiting research professor, существовал за счет грантов, – признается Крылов. – Платили мало и нерегулярно, но все-таки концы с концами сводить удавалось».
В конце 90-х Виктор Крылов, которому было уже 70 лет, подал документы на получение американского врачебного диплома и медицинской лицензии. Помогло стечение обстоятельств – общество ученых-химиков штата Иллинойс, где Крылов тогда жил, подало петицию губернатору штата с просьбой разрешить иностранным ученым, известным во всем мире, практиковать в штате без сдачи дополнительных экзаменов. Чтобы власти штата приняли заявку Крылова, ему пришлось собрать целый пакет свидетельств своей состоятельности – от оригинала диплома Пермского медицинского института 40-х годов до верификационных документов, полученных в Израиле. Участники комиссии по профессиональному регулированию задавали семидесятилетнему соискателю каверзные вопросы. «Один из них спрашивает: «В вашем дипломе написано, что вы прослушали 180 часов теории марксизма-ленинизма, что это такое?» Я подробно объяснял этот и все другие пункты диплома. Комиссия смотрела на меня с удивлением, но недоверия не выказывала. В конце концов, они одобрили выдачу мне медицинской лицензии, и я получил право вести практику в США, – с понятной гордостью говорит Крылов, – как в общей медицине, так и во всех направлениях хирургии».
Хирург поступил на работу в госпиталь Provena Covenant, где и практиковал следующие несколько лет. Все это время Крылов старался не терять связи со своими учениками и соратниками по ГКБ №51 и ВНЦХ. Переписывался с ними, а когда получил практику, стал приглашать коллег на конференции в университет Иллинойса – на призыв Крылова, например, откликнулся Ренат Акчурин, уже бывший к тому времени светилом российской кардиохирургии и академиком РАМН.
А когда в начале «нулевых» Крылову по семейным обстоятельствам пришлось вернуться в Россию, Акчурин без лишних проволочек взял его на работу в поликлинику Российского кардиологического научно-производственного комплекса (РКНПК) консультантом по флебологии. Крылов еще раз уезжал на несколько лет в США, но уже не в Иллинойс, а в Теннесси, но в 2011 году окончательно вернулся на родину. Сейчас пионер отечественной микрохирургии снова работает консультантом в РКНПК у Рената Акчурина. И снова увлечен новациями: «Еще в США я задумался о разработке искусственного клапана для вен, но эту идею удалось реализовать только здесь. Недавно мы получили грант и сейчас вместе с коллегами работаем в этом направлении».