Сегодня в России освоены методики проведения целого ряда генетических тестов. Часть из них предлагается на рынке b2c. Часть, относящаяся к медицине, даже субсидируется государством – например, программы по ЭКО, в которых без генетического тестирования не обойтись. Но большая часть проводимых в стране генетических исследований – не медицинские и даже не научные, а развлекательные. «Продвинутый» потребитель готов заплатить 1 тысячу рублей за модный тест на супружескую совместимость, предрасположенность к полноте или облысению, по сути – за малоинформативное, не влияющее на качество жизни и поддержание здоровья, исследование слюны. Таков и рынок генетической диагностики – смазанный, сырой, неконкурентный. Технологическое отставание России от стран – лидеров прикладной генетики обусловливает и вялый темп коммерциализации тестов ДНК. Потому, наверное, и компаний, специализирующихся исключительно на проведении генетических исследований, в огромной стране – не более 30-ти.
В феврале исполнилось 70 лет с того момента, как американский исследователь Освальд Эйвери сумел доказать значение дезоксирибонуклеиновой кислоты в передаче генетической информации. А накануне нового тысячелетия американские ученые осуществили трехмиллиардный государственный проект «Геном человека», расшифровав химическую структуру ДНК. Таким образом, практически вся ранее закодированная в генах человека информация стала доступной. Объем рынка генетических исследований сегодня оценивается в $50–70 млрд. Исследования генома стали ареной не только научного, но также экономического и даже политического соревнования государств.
Несмотря на успех международного проекта, Россия в него практически никогда не инвестировала, а потому эксперты опасаются, что это может повлечь зависимость России от стран, которые, вложив в эту научную область большие средства, будут диктовать ей свои условия.
Уже сегодня становится очевидным, что по сравнению с зарубежными рынками российское направление генетического тестирования развито слабо. Специалисты оценивают сегмент не более чем в 0,2% от совокупного оборота рынка платных медицинских услуг. И если в 2013 году его объем в России, по экспертным оценкам, едва превысил $37 млрд, то стоимость генетических исследований не преодолела диапазон в $50–70 млн.
НЕ РАСТЕРЕТЬ
Отечественные игроки, оперирующие в этой сфере, утверждают, что называть проводимые в России генетические исследования рынком пока рано.
«Сегодня с точки зрения, например, компьютерной индустрии, сфера генетического тестирования находится на уровне начала 1980-х годов, а что будет в 2000-х, мы увидим лет через 10. Но это будет рост в геометрической прогрессии – и по деньгам, и по объему», – говорит директор по науке НПФ «ДНК-Технология» Денис Ребриков.
Впрочем, уже сейчас российские специалисты выделяют несколько перспективных секторов генетических исследований, среди которых – медико-генетическая диагностика, развлекательная или занимательная генетика, ДНК-тесты на определение родства и отцовства, а также генетические исследования в научных целях.
Генеральный директор ОАО «Институт стволовых клеток человека» (ИСКЧ) Артур Исаев не исключает, что в ближайшие годы рынок может вырасти до 20 млрд рублей. По его мнению, основной рост придется на медицинский сегмент, профилактику заболеваний. А скорость роста, считает Исаев, будет зависеть от того, насколько государство заинтересовано и готово к тому, чтобы включить в стандарты новые методы диагностики. «Медицинский сегмент в США, к примеру, финансируется за счет страховой медицины. У нас же очень многое зависит от таких понятий, как ВМП, стандарты лечения, которые не пересматриваются годами. Поэтому значительная часть рынка генетических исследований может формироваться только за счет личных средств граждан. Тем не менее мы сейчас пытаемся поднять актуальность этой темы, разрабатываем специальную программу, поскольку без нее развиваться система вообще не будет», – утверждает глава ИСКЧ.
Пока же государство не оплачивает даже верификацию диагноза серьезных генетических заболеваний.
«Любой рынок нужно ковать, – уверен Денис Ребриков, – на рынок должны прийти несколько игроков и просто начать его делать – рекламой, мероприятиями, созданием положительных образов в голове потребителя». В пример он приводит США, где 15 лет назад рынок тестирования на отцовство создали очень быстро, продемонстрировав статистику, согласно которой каждый 10-й отец не являлся для своего ребенка биологическим предком.
ПЛЕВОК В НЕВЕДОМОЕ
«Ковать» российский рынок генетических исследований и взялся в 2011 году стартап «Генотек» – трое выпускников биологического и механико-математического факультетов МГУ намерились охватить все направления коммерческого сектора ДНК-диагностики.
Замышляя в конце 2010 года «какой-нибудь бизнес», основатели будущей компании Артем Елмуратов, Кирилл Петренко и Валерий Ильинский пытались разобраться, «что в целом есть в мире». «И нам понравилась идея генетического тестирования, доступного для широкой массы людей», – говорит Елмуратов. Фактически тогда же начинающий предприниматель и познакомился с генетикой.
«Когда мы распознаем геном человека полностью, появится возможность вычислить, является ли он носителем какого-то наследственного заболевания, установить наличие заболеваний в рецессивной форме, определить предрасположенность к мультифакторным заболеваниям», – говорит Елмуратов.
Для начала «Генотек» выбрал одно направление – тесты на выявление предрасположенности к заболеваниям. Этот выбор вряд ли можно назвать маркетинговым. Российская аудитория тогда, да и сейчас слишком скудно информирована о том, что собой представляют генетические анализы в целом и какую прикладную ценность имеют в частности. Массовому спросу на услуги генетической диагностики мешает еще и устоявшееся представление о дороговизне тестов.
Подтверждая солидарное мнение немногочисленных участников сегмента, исполнительный директор компании «Мой ген» Вячеслав Караваев ради яркости сравнения приводит в пример ситуацию на западных рынках, где «человек относится к своему здоровью как к активу, предпочитая предупреждать болезнь, а не лечить уже существующую». По его утверждению, жители развитых стран массово делают себе так называемые «генетические паспорта», на основании которых можно разрабатывать профилактические схемы, планировать исследования и лечиться по индивидуальной программе, в зависимости от персональных генетических особенностей.
В 2011-м, когда Елмуратов с партнерами пытались сформировать некий портфель услуг «Генотека», рассуждать о потребностях или предпочтениях потенциальных клиентов было крайне сложно. Нащупывать спрос, в частности, пришлось через изучение аудитории конкурентов. «Обнаружив, что они в основном предлагают клиентам некое единое исследование по всем заболеваниям, – говорит Артем, – мы посчитали, что рынку необходим выбор, и запустили большое количество услуг по отдельным участкам – только по диабету, исключительно по похудению и так далее». Однако, как вскоре выяснилось, к подобной специализации аудитория была не готова, и «Генотеку» пришлось встраиваться в условно популярный тренд.
В такой ситуации студенческий стартап вряд ли выжил бы за счет клиентских продаж. Балансировать на грани рентабельности начинающей компании помог госзаказ.
Чуть ли ни с рождения, то есть с 2011 года, «Генотек» стал выполнять работы для государственных научных институтов, вынужденных из-за технической бедности отдавать часть своих генетических исследований сторонним лабораториям. Предприниматели обзванивали НИИ, потенциально способные сделать заказ. «Я лично мониторил подходящие тендеры», – рассказывает Елмуратов, но конкретных цифр, характеризующих взаимоотношения «Генотека» с госучреждениями, не называет.
Судя по тому, что компания дотянула до встречи с системными инвесторами, выйти на самоокупаемость молодому бизнесу, вероятнее всего, помог именно госзаказ.
«Мы даже проводили исследования в археологии, изучая погребения, которые были обнаружены при раскопках в Ярославле, которые, как оказалось впоследствии, относились ко времени татаро-монгольского нашествия», – не без гордости вспоминают основатели «Генотека», не скрывая, что подобные занимательные исследования компания периодически проводит и сегодня.
НАПОЛНИТЬ КАССУ
«Генотеку» повезло, признается Артем Елмуратов: «Мы нашли российских инвесторов – венчурный фонд и нескольких частных лиц, которые заинтересованы в развитии генетических исследований». Деньги, полученные в 2013 году, компания потратила на оборудование собственной лаборатории – раньше «Генотеку» приходилось проводить все заказываемые тесты на площадках и приборах, взятых в почасовую аренду.
Не отказываясь от первоначальной идеи – развивать медицинский сектор генетических тестов, «Генотек» продолжил эксплуатировать инертный потребительский интерес. Еще в 2011 году начинающие предприниматели заметили особую популярность тестов, определяющих генеалогию. Некоторые эксперты и сегодня уверены, что наиболее стремительный рост рынку обеспечит сегмент развлекательной генетики.
Сторонники этого прогноза настаивают, что это направление не подразумевает антинаучную составляющую. К «развлекательной» принято относить не только исследования полиморфизма генов, вероятностную генетику, которая показывает возможность проявления заболеваний, а также любых наклонностей человека.
«Это совершенно обоснованные с точки зрения современной генетики тесты, которые по ДНК позволяют определить, что организм ребенка, например, будет более приспособлен к силовым видам спорта, чем видам спорта, ориентированным на выносливость», – поясняет Денис Ребриков из компании «ДНК-Технология». По его мнению, рост выручки «развлекательного» направления может быть обеспечен за счет массовости при правильной маркетинговой политике: «За чисто медицинскими исследованиями приходят, как правило, по направлению врача, а рынок исследований «для любопытных» начнет быстро расти, как только на это появится мода». Пока же годовая выручка российского рынка занимательной генетики, по оценкам экспертов, в лучшем случае дотягивает лишь до $1 млн.
Наверное, поэтому инвесторы, приходящие на рынок генетической диагностики, надеются, что российская аудитория постепенно начнет проявлять больший интерес к ДНК-тестам как к одной из самых прогрессивных методик выявления заболеваний. Тем более что в этом сегменте конкуренция пока отсутствует в принципе.
По мнению Дениса Ребрикова, бум спроса на «околомедицинскую» генетику и генетику «для любопытных» случится после появления «паровоза» – компании, решившейся поднять рынок, сделать это направление популярным. «Только тогда произойдет взрывной рост числа компаний, предлагающих аналогичные услуги», – утверждает Ребриков. При этом эксперты сходятся во мнении, что организовать стартап в ДНК-тестировании сегодня можно за 10–15 млн рублей.
ПРОМОКНУТЬ БУМАЖКОЙ
Надежды на оформление, а затем и на взрывной рост рынка дает мировой опыт. Широко растиражированный пример успеха коммерциализации ДНК-тестов – история взлета американской 23andMe. Компания, основанная в 2006 году и получившая на раскрутку от инвесторов меньше $4 млн, в 2012 году обслуживала уже 400 тысяч человек более чем в 50 странах мира. По данным Bloomberg Businessweek, на развитие компании за прошедшие годы удалось привлечь более $125 млн. Доверие инвесторов, прежде всего, вызвал успех ноу-хау по организации генетического онлайн-сервиса, а именно способность 23andMe поставить ДНК-тестирование на поток. В конце 2012 года компании удалось снизить цену на комплексное генетическое тестирование по основным предрасположенностям до $99, что привело к еще большей популярности услуг компании.
Затормозить невиданный рост ДНК-оператора удалось лишь строгому FDA, которое в конце 2013 года выдало 23andMe предписание о приостановке продажи индивидуальных генетических тестов (подробности – в VM #24 от 9 декабря 2013 года). Регулятор приравнял ДНК-тесты к медицинским устройствам и решил, что их распространитель обязан получать соответствующее одобрение для применения. 23andMe какое-то время сопротивлялась, но в итоге вынуждена была подчиниться требованиям FDA и закрыть клиентам доступ к расширенной интерпретации генетической информации.
История 23andMe, считает Артем Елмуратов, показательна: в США рынок генетических исследований до момента своего окончательного формирования практически не регулировался, теперь же американская нормотворческая мысль, а главное, правоприменительная практика, показала всю свою мощь и непоколебимость.
«Насколько мне известно, деятельность 23andMe приостановили не столько потому, что у компании не было лицензии на меддеятельность, а скорее из-за того, что агрессивный игрок проигнорировал запросы FDA. Мы считаем, что так поступать нельзя, необходимо взаимодействовать с госрегуляторами», – уверен молодой российский предприниматель.
У Дениса Ребрикова несколько иной взгляд на взаимоотношения бизнеса и власти: «У нас из-за чрезмерной сложности и плохой согласованности система госрегулирования зашла в тупик. Я считаю, что те области, в которых вред человеку нанести сложно, должны быть слабо зарегулированы государством. А в сфере немедицинского генетического тестирования вред минимален, здесь нет никакого вмешательства в организм пациента (а при анонимном подходе – и в его личную жизнь). Даже если пациент узнает, что у него есть хромосома Чингисхана и ему выдадут сертификат, свидетельствующий об этом, вреда никому не будет».
Гендиректор ИСКЧ Артур Исаев тоже уверен, что лишь медицинская часть генетических исследований нуждается в определенной регламентации: «А тотальный запрет на развлекательную генетику создавать и не надо».
Сооснователь «Генотека», оперируя своим трехлетним опытом, констатирует: сейчас ни Минздрав, ни другие госструктуры практически не регулируют сферу генетического тестирования. «Наверное, имеет смысл выработать некие стандарты, но эти регламенты обязательно должны учитывать динамику развития отрасли. На мой взгляд, за это должны взяться специалисты, которые каким-то образом взаимодействуют с бизнесом», – говорит Елмуратов.
«Генотек» только сейчас, спустя три года после основания, решил получить лицензию на меддеятельность. При том, что учредители компании необходимости в лицензировании пока не видят. «Нет нормативных документов, обязывающих компании, занимающиеся генетическими исследованиями, лицензировать свою деятельность. Не существует прописанных где-либо единых стандартов, а потому точного алгоритма действий на рынке не знает никто», – говорит Елмуратов.
Представитель компании «ДНК-Технология», специализирующейся на выпуске оборудования для генетических исследований, предупреждает, что рисков в лабораторном бизнесе предостаточно: «Если говорить о генетической лаборатории, которая планирует выдавать медицинские заключения, здесь масса сложностей с лицензированием, регистрацией, сертификацией и тому подобным. Процедуры, мягко говоря, не отлажены. Если же мы говорим о тестах для любопытных, то все обстоит проще, потому что деятельность компании можно выдавать под немедицинским соусом, как делается во всем мире».
Оценивая возможности генетического стартапа, Денис Ребриков заочно предупреждает молодых предпринимателей: «Наличие собственной лаборатории не является ключевой компетенцией, потому что таких лабораторий много, а главное – они не являются необходимыми для бизнеса. И скорость ответа в ДНК-диагностике тоже не всегда принципиальна. Пожалуй, ключевым конкурентным преимуществом здесь может стать репутация».
«Мы бы хотели стать безусловным лидером, но в нашем бизнесе, пожалуй, ни одна компания не способна охватить весь спектр тестирования. Поэтому, вероятно, появятся узкоспециализированные лаборатории – эксперты по исследованию отдельных генов», – размышляет Артем Елмуратов. Но уже сегодня он называет «Генотек» сверхвыгодным проектом. Компаньоны намерены уже в этом году увеличить оборот в 100 раз: «Учитывая, что в прошлом году мы провели несколько сотен исследований, в 2014 году мы рассчитываем сделать до десяти тысяч тестов».
Драйверы роста «Генотек» декларирует по-пионерски незатейливо: работа с частными и государственными клиниками, прямые продажи, инвестиции в бренд. Плюс ориентация на запросы частных лиц. В прошлом году в «Генотек» ежемесячно поступало около 50 клиентских заявок средней стоимостью около 20 тысяч рублей. Заказы от потребителей нередко бывают экзотическими. «Например, к нам приходил человек, озадаченный вопросами телегонии, средневековой теории, которая предполагает, что будущий ребенок аккумулирует в себе признаки всех бывших партнеров. С появлением генетики эта теория перестала иметь смысл. Это тот случай, если ребенок будет похож на соседа, у человека появятся подозрения на существование телегонии, – улыбается Елмуратов. – Мы постарались его убедить, что такой зависимости не существует. Но такой ответ человека, к сожалению, не удовлетворил».