Уголовную ответственность за производство поддельных лекарств и прочую активность в этой сфере в России пытаются ввести со второй половины 2000-х годов. Но пробраться через законодательные инстанции этому короткому и нехитрому по содержанию документу удалось только в прошлом декабре.
Законопроект, одобренный Госдумой 19 декабря, – это, по сути, несколько изменений, внесенных в 238-ю статью Уголовного кодекса. В этой статье перечисляются наказания за производство товаров и услуг, «не отвечающих требованиям безопасности». Лекарства и медицинские изделия выделили среди этих небезопасных объектов в отдельную группу и ввели за них особые, более строгие наказания. Вот и все.
Силовые ведомства всегда мечтали об уголовной ответственности за обращение поддельных лекарств. С ними никто особо и не спорил, со второй половины 2000-х годов соответствующие проекты не раз вносили в Госдуму. На этом все и останавливалось. Но в последние месяцы события развивались стремительно. 1 июля депутаты приняли в первом чтении проект, внесенный в 2013 году депутатом Ириной Яровой с коллегами. В сентябре в Госдуму внезапно был внесен еще один очень похожий законопроект, разработанный «справедливороссом» Олегом Михеевым.
Еще через два месяца появилось и получило одобрение правительства аналогичное «произведение» члена Совета Федерации Антона Белякова. Но вскоре после этого законопроект Яровой за один день прошел второе и третье чтения, а 24 декабря его одобрил Совет Федерации. Этот вариант правок 238-й статьи УК – самый мягкий. Несмотря на то что в принятой версии закона прописаны вполне реальные (от трех до 12 лет) сроки, там оговаривается случай, когда лекарственный фальсификат вроде бы и есть, но связанные с ним действия «не содержат признаков уголовно наказуемого деяния», и дело ограничивается штрафом.
Антон Беляков был строже, в его проекте наказание меньше двух лет ограничения свободы не предусматривалось в принципе, правда, «максимум» составлял 10 лет. «Производство фальсификата опасно и плохо само по себе, даже если ущерба здоровью и не было», – объяснил VADEMECUM сенатор.
Олег Михеев пошел еще дальше: лекарственную фальсификацию с отягчающими обстоятельствами он мечтал наказывать пожизненным заключением. Сделав мягкий выбор, парламентарии наверняка порадовали игроков фармрынка, ведь фальсификация лекарств редко
выглядит как производство таблеток из мела в подвале. Гораздо чаще речь идет о производстве на заводах более-менее в соответствии с технологиями, но «в свободное от основной работы время». Или о переклеивании этикеток на таблетках с закончившимся сроком годности.
«В принципе вся российская фармацевтика – фальсификат, – заявил в одном из интервью VADEMECUM тогдашний директор Союза профессиональных фармацевтических организаций Олег Астафуров (он был освобожден от должности в октябре 2014 года). – Полностью по GMP работают единицы, у остальных – качество непостоянное».
Например, по данным Росздравнадзора, за 11 месяцев 2014 года было выявлено 474 серии недоброкачественных ЛС, 28 серий, находившихся в обороте с нарушением законодательства, и только пять фальсифицированных серий. Поэтому противников у закона всегда было немало, считает Беляков. Впрочем, тот факт, что выбрали не его вариант, сенатора не расстраивает: главное, что хоть что-то приняли.
Сейчас причастные к фальсификации лекарств граждане могут подпадать под действие целого ряда статей УК – «Незаконное предпринимательство», «Незаконное использование товарного знака», упоминавшейся выше статьи 238. Но на практике «фальшивотаблетчики» обычно отделываются условными сроками, а продавцы таких лекарств – штрафами.
Что принесет вступление закона в силу – предсказать сложно. Во-первых, неизвестен масштаб проблемы: никто до сих пор не разобрался, сколько же на рынке фальсификата. Росздравнадзор традиционно оценивает его долю менее чем в 1%. Владелец частной лаборатории, основываясь на собственном опыте проверки подлинности лекарств по заказу производителей, называл VADEMECUM долю в 5–10%. Представители МВД обычно говорят о 15%. Антон Беляков ссылается на «независимых экспертов, которые называют цифры от 20% до 60%».
Вторая сложность – правоприменение. Поддельные и некачественные лекарства – проблема для всех рынков, один закон не сможет ее решить, нужно развивать целую систему контроля. Беляков считает, что первым шагом, направленным на реализацию закона, станет разрешение внезапных проверок аптек и других организаций – сейчас обо всех проверках силовики должны предупреждать предпринимателей заранее. А финансирование проверок, надеется сенатор, будет возложено на самих проверяемых.
