Создатель сферы деятельности, в которой работает Международный морфологический центр (ММЦ), – египетский бог Анубис с головой шакала, придумавший бальзамирование. Но ее современный расцвет начался 30 лет назад, когда в Германии была изобретена пластинация – способ превратить тело в удобный учебный экспонат или даже в элемент зрелищного шоу. Владелец ММЦ Дмитрий Старчик перенес немецкую выдумку на российскую почву.

Этим летом в Петербурге состоялось весьма спе­цифическое мероприятие – мировой съезд пласти­наторов. Пластинация – современный метод баль­замирования, изобретенный немцем Гюнтером фон Хагенсом в конце прошлого века. Тело заполняется полимером и становится практически вечным. При этом, в отличие от египетских мумий, сохраняет свой внешний вид. Можно пластинировать все тело, отдельно скелет, сердце, легкие, сделать тончайший прозрачный срез. Для студентов-меди­ков это идеальный экспонат для изучения челове­ческого организма. В Петербург съехались около сотни экспертов из Международного общества пластинаторов и всего один российский член обще­ства. Он же организатор прений, он же состави­тель культурной программы, он же автор отчета о конференции. И он же – владелец единственного в России легального поставщика пластинатов. В компании всего два постоянных сотрудника, но уникальность помогает: этим летом ММЦ за­ключил с Воронежским университетом контракт на 9,3 млн рублей. В каталоге ММЦ – кости и «скелеты в сборе», кости с мышцами, спинной и головной мозг, тонко сработанный разборный череп, сосуды и нервы глазницы, сердце и легкие, срезы, плюс к тому зоологические объекты – от скелета канарейки до полового члена быка. Цены выставляются только по запросу: Дмитрий Старчик работает не на потеху праздной публике.

КРАЙНИЕ ПОЛИМЕРЫ

– Можно у вас что-нибудь заказать, сколько это стоит?

– Мы можем изготовить любой препарат. Но с частными заказчиками не работаем, даже если частное лицо хочет приобрести пластинат с просветительскими целями. У нас принцип – анатомические препараты должны служить медицинскому образованию, а не украшать частные коллекции.

– Удивительная избирательность для частной компании. Зачем вы создали ММЦ?

– Началось все со знакомства с Гюнтером фон Хагенсом, изобретателем пластинации, это было в 1993 году. Я был тогда молодым препода­вателем на кафедре анатомии в Военно-меди­цинской академии, мы выполняли для Хагенса некоторые исследования, и он сказал нам с кол­легами: приезжайте в Гейдельберг посмотреть, чем я занимаюсь. И вот там я познакомился с пластинацией. Хагенс изобрел ее в 1979 году, но долго совершенствовал, первая выставка его объектов состоялась лишь в 1996 году в Япо­нии. Я понял, что это удивительно интересный научный метод. Компьютерная томография тоже дает срезы, но там невозможно получить такие подробные изображения сосудов, нерв­ных структур. Пластинация открывает новые возможности в исследовании анатомических структур.

– Как это делается?

– Суть в том, что из тканей аккуратно удаляют всю воду, потом все липиды, и вместо них насыщают препарат полимером. Для этого требуется много времени – месяцы. Если сделать быстро, произойдет сморщивание тканей и препарат будет испорчен. И еще – вода не замещается полимером напрямую, потому что большинство полимеров не могут смешиваться с водой. Мы идем на хи­трость – вместо воды ткани насыщаются проме­жуточным растворителем, а он уже смешивается с полимером и позволяет ему проникнуть внутрь ткани. Когда ткань хорошо пропиталась полиме­ром, проводится его отверждение и получается готовый пластинат. Для изготовления прозрачных срезов сначала делается глубокая заморозка объек­та, а потом – распил. Это предложил еще Николай Иванович Пирогов, кстати. Только в то время невозможно было получить такую низкую тем­пературу, какую мы используем сейчас, чтобы получить ровный и тонкий срез. Хагенс придумал саму идею использовать полимеры для замещения воды и отобрал соединения, которые для этого подходят. Пытался сначала использовать орг­стекло, но не пошло. Уже потом выявил силикон, эпоксидную смолу, полиэфирные смолы. Снача­ла мы хотели просто покупать у него препараты, но выходило очень дорого. Тогда решили купить у него оборудование для лаборатории пластинации и делать препараты сами – не совсем удачная идея, ведь оборудование стоит дорого. И тогда я решил придумать технологию сам.

– А нельзя было купить ее у изобретателя?

– Тогда пришлось бы у Хагенса постоянно поку­пать дорогие полимеры, заниматься доставкой, тестированием и так далее. Да и хотелось само­му докопаться до сути. Хагенс говорил: «Никто не сможет раскрыть секрет моих композиций, реактивов». Я решил попробовать доказать об­ратное. Сначала сам, но знаний по химии не хва­тило, и я пошел в НИИ синтетического каучука, там с Галиной Григорян и ее мужем Суреном мы стали создавать собственную технологию. Информации было ноль, но к 2000 году технология была создана, мы ее запатентовали.

– Сколько вам это стоило, кто дал деньги?

– Инвестора не было, все на коленке делалось: использовали пластиковые бутылки, добывали старые вакуумные насосы на кафедре химии, сделали вакуумную камеру на Балтийском заво­де. Интересно все это вспоминать. А объекты для экспериментов брали на кафедре анатомии, где я преподавал.

АНАТОМИЯ ДЛЯ НАРОДА

– Хагенс скорее бизнесмен или анатом?

– Он и анатом, и бизнесмен с огромной рабо­тоспособностью. Не было бы его – не было бы и пластинации. Он ее придумал и распространил по всему миру. Но он еще и практичный человек. Впервые он использовал пластинаты для публич­ных выставок в Японии – результат превзошел все ожидания, и джинн был выпущен из бутыл­ки. Хагенс стал знаменит, его выставки откры­ваются по всему миру и приносят ему неплохую прибыль. Но он много делает для науки, ищет новые способы пластинации, тестирует новые полимеры. Он один сейчас делает очень тонкие прозрачные срезы и окрашивает их, получает­ся очень похоже на большой гистологический препарат. Мы так не умеем. Мне только не нра­вится, что из этого делают шоу. Изготовление скульптур из трупов, может, и можно назвать искусством, но точно не наукой. Конечно, надо просвещать население. Но трупы, играющие в карты или занимающиеся сексом, – это черес­чур. Не нужно было этого делать, хотя я очень уважаю Хагенса за его целеустремленность и трудолюбие.

Гюнтер фон Хагенс – один из людей, заслуживших прозвище «Доктор Смерть» (наряду со знаменитым адептом эвтаназии Джеком Кеворкяном, нацист­ским преступником Арибертом Хаймом, целым рядом серийных убийц). Жизнь его с самого начала была нес­покойной. Он родился в Польше в самом конце Второй мировой войны, и почти сразу же семья бежала от наступающей Красной армии в Германию. В результате оказалась на территории ГДР. Студентом-медиком Гюнтер участвовал в выступлениях против ввода советских войск в Чехословакию и угодил на два года в тюрьму (по другой версии, причиной стала попытка тайно перейти границу Чехословакии и Австрии). Пластинацию Хагенс, по его собственным словам, придумал случайно – увидел препарат в пластиковом контейнере, спросил в шутку: почему бы не сделать наоборот, то есть запустить пластик внутрь препа­рата, и тут же задумался: действительно, а почему бы и нет? Знаменитые выставки Хагенса представ­ляют собой собрание пластинированных человеческих тел в разнообразных довольно выразительных позах. Причем со снятой кожей, чтобы в переплетении мышц все увидели красоту человеческого тела. Общее количество посетителей выставок недавно достигло 40 млн человек. Билет на выставку в Европе сейчас стоит 12 евро для взрослого и 40 евро для семьи (двое взрослых плюс двое детей или один взрослый плюс трое детей). Доходы Хагенса формируются также за счет интернет-магазина пластинированных экспо­натов. В одном из интервью Хагенс рассказал: чтобы смягчить боль утраты, он лично пластинировал тело ближайшего друга, завещавшего себя науке. Свое тело Хагенс, разумеется, тоже завещал. В том же жанре эпатажа под предлогом научной пропаганды – пу­бличное вскрытие, которое он организовал в 2002 году в Лондоне (билет стоил 12 фунтов), вызвавшее, что называется, неоднозначную реакцию. Хагенс несколько раз чуть не угодил в тюрьму по обвинению в незакон­ном использовании человеческих тел (в частности, по делу о поставке в Гейдельберг трупов из Киргизии). Но всякий раз его оправдывали, а популярность Док­тора Смерти лишь росла.

– Как вы относитесь к идее «пластинатов для народа»? Демонстрация умерших людей и их частей вообще может вызвать здоровый интерес у обычных людей, не медиков?

– Знаете, вскрытие было узурпировано докто­рами с середины XIX века. А, к примеру, в XVIII веке в светском обществе считалось неприлич­ным не знать анатомии. Это было модным и ин­тересным занятием, знатные люди, аристократы посещали анатомический театр.

– Как снова внедрить в общество такую установку?

– Мне кажется, интерес людей к изучению своего тела Хагенс уже доказал – выставки привлекают миллионы человек. Чего здесь больше – желания поучаствовать в шоу, узнать строение своего тела, понять, что такое смерь? Многие говорят, что по­сле посещения выставки Хагенса их отношение к смерти изменилось. Я бы хотел сделать такую же экспозицию в России, хотя бы потому, что люди плохо представляют себе, что такое здоро­вый образ жизни, почему вредно курение, какой вред приносят наркотики. Один приятель привел ко мне свою дочку, начавшую курить, попросил показать легкие курильщика. Таких измене­ний в легких на МРТ не увидишь, на вскрытии можно, но это не очень эстетично. А пластинат – на 70% из пластика: можно положить в сумку, привезти в школу и показать.

– Никто не пытался точно посчитать доходы Ха­генса, но его часто называют миллиардером. А как развивается ваш бизнес?

– Первую лабораторию мы создали еще в 2000 году в Военно-медицинской академии. А потом я ушел на пенсию [Старчику 49 лет, он военный пенсионер по выслуге лет. – VADEMECUM] и организовал свой морфологический центр. Я – организатор, владелец и научный руководи­тель. Мы сами себя финансируем, сами арендуем помещение.

– По данным СПАРК-Интерфакс, совладе­лец ММЦ – ПФК «Стройсоюз».

– Это было очень давно, когда мы только начи­нали развиваться. Они помогли мне с финансированием, бухгалтерским учетом, за что я им благодарен. Я ведь был врачом и не понимал даже, что такое ООО. А сейчас мы сами справля­емся с бухгалтерией, мы на упрощенной системе, это несложно.

– Сколько препаратов вы делаете за месяц, за год? Какие заказы самые популярные?

– Невозможно сказать точно. Иногда много за месяц, иногда ни одного. Мы не удовлетворя­ем и одной сотой потенциальной потребности учебных заведений. В России ее еще не осозна­ли. У нас несколько ветеринарных вузов, я об­ращался к коллегам-ветеринарам несколько раз, предлагал сотрудничество, но никто не хочет. Пока делаем только для медиков. У нас посто­янный штат всего два человека, считая меня. Хотелось бы посотрудничать с музеями. Кста­ти, наши экспонаты выставлены в Эстонском музее здравоохранения в Таллине и пользуются большим успехом. В Петербурге проводилась выставка пластинированных препаратов из Ме­дицинской академии. Целый год простояла у нас на Петроградской стороне, было много посетителей.

– По данным СПАРК-Интерфакс, в этом году вы выиграли тендер на поставку экспонатов для Воро­нежского университета на сумму 9,3 млн рублей.

– Да, был такой заказ. Довольно сложный. Мы изготавливали учебные пособия пару лет. Что-то пришлось приобрести за границей. Наде­юсь, что теперь будущие врачи будут обучаться в университете на современных препаратах.

Выручка ММЦ, по данным СПАРК-Интерфакс, колеблется между 1 и 2 млн рублей. Так что заказ Воронежского университета – крупнейшее собы­тие в жизни компании. VADEMECUM рассказал о нем доцент кафедры физиологии человека и животных Воронеж­ского университета Валерий Сулин. Университет собирается открыть несколько специальностей по фундаментальной медицине – «медицинская био­химия», «медицинская биофизика» и «медицинская кибернетика». По госстандарту, для обучения этим специальностям в вузе должны быть анатомический музей и анатомический театр. Воронежцы узнали об опыте Казанского (Приволжского) федерального университета, где был создан анатомический музей на основе пластинации. По сравнению с обычным анатомическим музеем, где препараты плавают в банках с формалином, это небо и земля, говорит Сулин: «Препараты безвредны, им не нужны сред­ства защиты, они не пахнут. И уникальны в плане изготовления – по ним можно изучать топографи­ческую анатомию, с образовательной точки зрения это ценнейшая вещь». Поставщиком для Казани был ММЦ – так Воронежский университет вышел на Старчика (в данных СПАРК-Интерфакс об ММЦ контракт для Казанского университета не указан. Есть заключенный, но еще не выполненный контракт на 9 349 238 рублей для Воронежского университета и выполненный – для Военно-медицинской академии на 874 570 рублей). Анатомический музей Воронеж­ского университета займет площадь в 80 кв. м, и в нем будут только экспонаты от ММЦ. В частности, скелет, «целый организм» с мышечной системой, еще один с нервно-сосудистой системой, а также внутренние органы, отдельные кости и мышцы, срезы и прочее. Цена «целого организма», говорит Сулин, – больше миллиона рублей, а удобство экспонирования в том, что его можно подвесить, обеспечив беспре­пятственный осмотр со всех сторон. Университет половину заказанного уже получил, после Нового года начнется его размещение. За границей такая продук­ция тоже продается, говорит Сулин. Но цены там выше, к тому же есть риск нарваться на проблемы при перевозке через границу трупного материала.

БРЕННОЕ ДЕЛО

– Откуда вы берете материал для работы?

– В основном мы работаем с анатомическими препаратами, полученными на вскрытии, с со­гласия родственников. Изредка тело передают для учебных целей родственники умершего.

– Кто конкретно получает право использовать тело?

– Разрешение родственники дают конкретному учебному заведению или организации. Вообще, этот вопрос требует юридической доработки. Кому принадлежит тело после смерти человека? Допустим, у него нет родственников – можно его использовать для обучения студентов? У нас на кафедре были случаи, когда люди приходили и говорили: я хочу завещать свое тело акаде­мии. Профессор Владимир Николаевич Тонков, возглавлявший кафедру нормальной анатомии Военно-медицинской академии, завещал свое тело кафедре для исследований. Я сам видел его завещание, подписанное им собственноручно. Он умер в 1954 году, и его волю никто не исполнил. Посчитали неэтичным, что тело академика передадут для исследований кафедре.

– А ММЦ завещают?

– Конечно.

– Невостребованные тела используете?

– Нет, не используем. Но бывает, что универси­теты просят провести пластинацию анатомиче­ского материала, который предоставляют сами. В Америке, я точно знаю, невостребованные тела используются. В Европе – по-разному, зависит от страны. Иногда мы приобретаем препараты за границей, например, недавно приобрели пар­тию в Китае.

– Насколько вообще у нас развито донорство?

– У нас оно слабо развито. В 2013 году вышло постановление Правительства РФ №750, где устанавливаются правила передачи невостребо­ванного тела, органов и тканей умершего челове­ка для использования в медицинских, научных и учебных целях. Но сказывается инертность – все по-прежнему передается на кремацию или захоронение без возможности медицинского обучения. У нас врачи знаете на ком оттачивают мастерство? На больных. А в Германии, Австрии, Америке, поверьте, это совсем не проблема. Вра­чи у них практикуются на донированных трупах, которые передаются в университеты по личному завещанию умершего. Например, только один медицинский университет в австрийском Граце получает около тысячи трупов в год и может организовывать тренинги для хирургов на 100– 150 человек, потому что есть программа донорства. Идея такая: умерший оставляет подарок своей семье, сокращая расходы на погребение. Университет после использования тела хоронит его за свой счет. Все очень хорошо организовано. Есть прощание родственников, есть место захо­ронения и памятник. Просто погребение прово­дится через несколько месяцев или даже лет после смерти. На Западе тоже не сразу к этому пришли, в 50-х годах там были проблемы с анатомическим материалом, но потом они поняли, что это необ­ходимо. Причем разные религии – христианство, мусульманство – оказали им в этом поддержку.

– Почему вы выбрали анатомию?

– Я со школы увлекался точными науками и хо­тел стать врачом. Знаете, как говорят: после богословия медицина на втором месте по точности. А вот анатомия, по моим представлениям, одна из самых точных фундаментальных медицинских наук. Анатом может говорить только о том, что видит сам и может продемонстрировать осталь­ным. Мой любимый раздел – анатомия централь­ной нервной системы, его можно назвать высшей математикой в нашей специальности. А если го­ворить о красоте, то пластинация, останавливая тело между смертью и разложением, как раз явля­ется тем методом, который позволяет увидеть его истинную красоту. Не на вскрытии, конечно, где неподготовленный человек может быть шоки­рован. Скорее на микроуровне. Вы когда-нибудь видели рисунок сосудов или сплетение нейронов? В этом есть красота, и ее надо уметь показать.

международный морфологический центр, пластинация, анатомия