В Российском кардиологическом научно-производственном комплексе (РКНПК) Минздрава РФ, федеральном медучреждении с оборотом около 3 млрд рублей, в 2017 году последовательно сменились топ-менеджер, статус и стратегия развития. В апреле директором кардиоцентра вместо Ирины Чазовой был назначен Сергей Бойцов, возглавлявший прежде ФГБУ «Государственный научно-исследовательский центр профилактической медицины». В августе РКНПК превратился в Национальный медицинский исследовательский центр кардиологии, то есть в головное профильное учреждение. В интервью с новым главой легендарного «чазовского» кардиоцентра Vademecum попытался выяснить, кем была инициирована и куда может привести локальная, но значимая реформа.
Смена директора РКНПК стала в индустрии одной из центральных кадровых интриг 2017 года. На протяжении апреля коллектив кардиоцентра и заинтересованные представители конкурирующих структур ждали, продлит ли Минздрав очередной трехмесячный трудовой контракт с Ириной Чазовой. Дочь основателя РКНПК Евгения Чазова была назначена и. о. главы кардиоцентра в 2015 году, но от «скользкой» приставки в названии должности так и не избавилась. Чем дольше длилась неопределенность, тем чаще в отраслевых кулуарах звучали имена возможных кандидатов на роль преемника Чазовой – от ее заместителя академика Рената Акчурина до главного сердечно-сосудистого хирурга Санкт-Петербурга Геннадия Хубулавы. Оба, правда, возможность такого поворота событий опровергали.
Вечером 27 апреля, в день истечения очередного трудового договора Минздрава РФ с Чазовой, ей позвонили и сообщили, что контракт продлен не будет. «Еще в 19:00 мы ни о чем не подозревали, не было никаких сообщений от Минздрава, и все решили, что действие договора в очередной раз пролонгируется. А после 22:00 получили сообщение, что завтра нам представят нового директора – кого, было неясно», – рассказал Vademecum один из сотрудников кардиоцентра. Интрига разрешилась уже на следующий день, но совсем не так, как предполагали «прогнозисты»: Минздрав объявил, что РКНПК возглавит Сергей Бойцов, человек, коллективу почти родной, – в середине 2000-х он работал первым заместителем Евгения Чазова и, как утверждают сотрудники кардиоцентра, был его доверенным лицом.
После назначения Бойцова Ирина Чазова продолжила руководить входящим в состав комплекса Институтом клинической кардиологии им. А.Л. Мясникова и заняла должность заместителя директора РКНПК. Спустя полгода Vademecum посчитал возможным спросить Сергея Бойцова об обстоятельствах его назначения, о том, как у него сейчас складываются отношения с семьей Чазовых, о новой стратегии развития Национального центра кардиологии и о многом другом.
«Я БЫЛ ЕСЛИ НЕ В СОСТОЯНИИ ШОКА, ТО СИЛЬНОГО ВОЛНЕНИЯ»
– Слухи о готовящейся смене руководителя РКНПК появились за несколько месяцев до вашего назначения, но коллективу центра до последнего дня ничего не сообщали. Когда вы узнали о своем назначении?
– Тоже накануне. Конечно, я слышал о том, что в РКНПК может появиться новый директор и что рассматривались разные кандидатуры. Почему эти слухи возникали? Вполне объяснимо. Ирина Евгеньевна [Чазова. – Vademecum], будучи руководителем, все время находилась в должности исполняющего обязанности, и каждый раз трехмесячный срок контракта продлевался. Это не уникальный случай, когда глава федерального медицинского центра находится в таком положении достаточно долго, были прецеденты, когда это длилось даже больше двух лет. Поэтому ситуация, с одной стороны, напрягала, а с другой – говорила о том, что есть некие основания присмотреться и подумать. Я серьезно эти слухи о возможной смене руководства не воспринимал. И точно так же, как для Ирины Евгеньевны, для меня это было очень неожиданно, хотя я и узнал об этом чуть-чуть пораньше.
– Когда именно?
– Накануне вечером меня пригласили в Минздрав и обсудили со мной этот вопрос. Но сказать, что я шел в Минздрав, точно зная, о чем будет разговор, было бы неправдой.
– Вы успели поговорить с Ириной Чазовой до официального представления вас коллективу?
– Да, мне удалось поговорить с ней утром по телефону, пока я ехал в кардиоцентр. У нас, в общем-то, товарищеские отношения с давних лет, и я, естественно, не мог ей этого не сказать. Вечером накануне я не позвонил ей, потому что сам находился, не могу сказать, что в состоянии шока или стресса, но, по крайней мере, сильного волнения. Мне еще самому нужно было все «переварить». Честно говоря, меня работа в Центре профилактической медицины [с сентября Национальный медицинский исследовательский центр профилактической медицины (НМИЦ ПМ). – Vademecum] не просто устраивала, мне было там очень комфортно и интересно работать, в том числе в части, касающейся кардиологии. Ведь именно профилактическая часть кардиологии с точки зрения эффективности имеет большой потенциал, хотя в нашей стране эта тема в недостаточной степени реализована. С другой стороны, перспективы были, безусловно, очень заманчивы для меня. Ведь руководимый мною Центр профилактической медицины был в 80-е годы выделен как раз из структуры ВКНЦ [Всероссийский кардиологический научный центр, правопреемником которого стал РКНПК. – Vademecum], и своими корнями, в том числе по культуре научных исследований, сформированной под руководством академика Евгения Чазова, я оставался тесно связанным с ВКНЦ.
– Значительная часть коллектива кардиоцентра вам была знакома. Как сотрудники отреагировали на ваше назначение?
– На самом деле, в первый день как такового общения с коллективом не получилось, все происходило стремительно. Примерно в 12:00 сотрудников собрали в конференц-зале первого корпуса, и Игорь Николаевич [Каграманян, тогда замминистра здравоохранения. – Vademecum] зачитал приказ о том, что я назначаюсь на эту должность. Я сказал буквально несколько слов о том, что для меня это большая честь и ответственность и что я надеюсь на поддержку коллектива, если вкратце. И потом сразу поехал в Центр профилактической медицины, где меня тоже ждал коллектив. По дороге, пока стоял в пробках, я успел поговорить по телефону большинством руководителей отделов, предупредил их о переменах, понимая, что одним новости уже известны, но другие еще ничего не знают.
– Вы сразу решили, что вашим преемником в НМИЦ ПМ станет Оксана Драпкина?
– Это неправильная постановка вопроса. Назначение руководителей федеральных центров – прерогатива Минздрава РФ. Хотя я уверен, что это очень правильный выбор. Мы с Оксаной Михайловной проработали вместе немногим меньше двух лет, но должен сказать, что это очень ответственный, работоспособный, энергичный и профессиональный уже не только кардиолог, но и руководитель. Она была моим первым заместителем и успела достаточно глубоко погрузиться в разные аспекты управления. Кроме того, к тому времени она уже была назначена главным терапевтом Минздрава России, а это объем работы, существенно больший, чем внутри Центра профилактической медицины. И здесь мы тоже с нею тесно сотрудничали.
– Как отреагировал на ваше назначение почетный директор центра академик Чазов?
– Он меня поздравил. Я приехал к нему на дачу, тем более что эти события как раз совпали по времени с майскими праздниками. Это естественно – странно было бы, если бы я не приехал и не представился Евгению Ивановичу.
– Он дал вам какие-то напутствия?
– Евгений Иванович всегда очень деликатен. Конечно, он что-то рекомендует – комментариями, размышлениями, оценками, но ни на чем не настаивает. Но,конечно, я стараюсь продолжить его линию руководства. И сейчас мы регулярно общаемся.
– А с вашим теперь уже заместителем Ириной Чазовой как складываются отношения?
– По-прежнему хорошо! Она очень увлеченно работает также в качестве директора Института клинической кардиологии. Как заместитель по науке, очень глубоко погружена в клиническую работу всего комплекса, поэтому у нее много забот. Кроме того, она ведь является главным кардиологом Минздрава России, что тоже нелегкое бремя. Я, как главный внештатный специалист по профилактической медицине, это очень хорошо понимаю.
– Вы сменили главврача кардиоцентра: вместо Лали Амбатьелло должность занял Олег Милько. С чем связано это кадровое решение?
– Лали Гурамовна не один год проработала в этой должности. Надо сказать, она очень ответственный человек, и за это время, безусловно, приобрела определенный опыт. Но все-таки мне кажется, что у человека на этой позиции должен быть дополнительный набор компетенций и навыков в смысле системности и большей погруженности в вопросы пропорционального развития ВМП, ОМС, внебюджетной деятельности. То есть медико-экономический компонент, правильное распределение финансовых потоков, соотношение затрат на лечение и имеющихся резервов здесь крайне важно. Олег Викторович работал в центре в качестве заместителя главного врача, а до этого у него был опыт работы главврачом. И я вижу, что у него на этой позиции все неплохо получается.
– Какие-то еще перестановки произошли?
– Нет, многочисленных замен в коллективе не было. Но в качестве заместителя по финансово-хозяйственной части к нам пришла моя соратница, которую я знаю очень давно, еще со времен работы в Пироговском центре, Екатерина Александровна Былова. Она очень опытный специалист в финансовых и административных вопросах. И сейчас курирует бухгалтерию, планово-экономический отдел, хозяйственную часть.
– По словам сотрудников кардиоцентра, в 2015-2016 годах РКНПК регулярно посещали с внеплановыми проверками представители Минздрава и Росздравнадзора. Если ориентироваться на данные СПАРК-Интерфакс, то объем исковых требований к центру со стороны контрагентов, например, в 2015 году превысил полмиллиарда рублей. Как вы решаете эти проблемы?
– Да, у центра действительно были задолженности, правда, о таком их объеме я не слышал, но сейчас влюбом случае они минимизированы и носят скорее текущий характер. Здесь никаких «новелл» нет – это удалось сделать главным образом за счет улучшения планово-экономической работы. У нас есть «дорожная карта» по устранению всех замечаний, которые были обнаружены во время проверок Минздрава, и с этим мы тоже работаем. Дальше планируем корректировать административную деятельность. И здесь никаких особенных мер принимать не придется – нужно только немного перестроить систему, и это не такая сложная задача. Необходимо активизировать в требуемом масштабе внебюджетную деятельность, в первую очередь за счет амбулаторной консультативной деятельности, потому что это очень значимый резерв повышения среднего уровня заработной платы и врачей, и научных сотрудников, и среднего медицинского персонала. Кроме того, у нас есть резерв экспериментального производства, которое тоже может стать важным инструментом нашего внебюджетного механизма. Плюс научные работы. В кардиоцентре сложилась культура работы на основе грантов, хорошая практика взаимодействия с Минобрнауки, Минпромторгом в плане поддержки научных исследований, ее нужно стимулировать и развивать. Ну и, конечно, плюс к этому нужно решать много других задач, хозяйственные вопросы, должна быть укреплена материально-техническая база, проведен ремонт. Это касается и дорожной сети, и внутренних коммуникаций, и состояния помещений экспериментального производства, которому нужна реконструкция. Мы сейчас должны перейти на новый этап в развитии института экспериментальной кардиологии с акцентом на поиск новых мишеней для воздействия фармакотерапии нового класса препаратов - инновационных лекарственных средств.
– Придание комплексу статуса национального центра произошло по вашей инициативе?
– Нет, мы же не единственное учреждение, подведомтсвенное Минздраву, которое получило такой статус. Национальный центр должен выполнять функцию одного из ведущих в отрасли, должен быть среди лидеров в научных исследованиях по своему профилю, анализировать систему оказания медицинской помощи населению, участвовать в разработке клинических рекомендаций, стандартов ЖНВЛП, то есть проводить ту работу, которую мы и так делаем на регулярной основе. Как правило, в таком центре работает главный профильный специалист Минздрава. Так что, став национальным центром, комплекс закрепил и актуализировал свой статус головного для отрасли учреждения.
«МЫ С ЮРИЕМ ШЕВЧЕНКО ХОРОШО ЗНАЛИ ДРУГ ДРУГА»
– Вы учились, а позже и работали в Ленинграде, в Военно-медицинской академии. Как оказались в Москве и познакомились с Чазовыми?
– Да, Военно-медицинскую академию я закончил в 1980 году и, как большинство моих однокашников, пошел служить на подводную лодку – начальником медицинской службы. Попал на Северный флот, четыре года был начмедом атомной подводной лодки, не раз приходилось оперировать. Но моей мечтой было стать терапевтом гарнизонного госпиталя, где я тоже работал. Это было очень сложно, потому что госпиталь маленький, а конкуренция очень высокая. Но в конце концов я все-таки закончил адъюнктуру в Военно-медицинской академии, защитил диссертацию, и дальше у меня была обычная карьера: старший ординатор, потом преподаватель, преподаватель – начальник отделения реанимации и интенсивной терапии. Потом мне предложили должность заместителя начальника кафедры, а в 1996 году назначили уже начальником кафедры военно-морской и госпитальной медицины. А начальником кафедры сердечно-сосудистой хирургии был Юрий Леонидович Шевченко. Тогда мы много работали вместе и хорошо знали друг друга. А когда Юрий Леонидович стал начальником академии, а потом и министром здравоохранения России, он предложил мне переехать в Москву, в Пироговский центр. Через год я был назначен уже главным терапевтом центра и работал на Первомайской и на Иваньковском шоссе,где руководил академик Константин Лядов. А затем, с 2003 года - директором клинического госпиталя в Первомайском. И так продолжалось до 2006 года, пока Евгений Иванович Чазов не предложил мне перейти в его кардиоцентр. С Евгением Ивановичем и Ириной Евгеньевной я познакомился, еще когда работал в ВМА, где в силу своей должности начальника кафедры и главного кардиолога Минобороны занимался организацией конференций. И на одну из таких конференций, посвященную столетию со дня рождения Александра Леонидовича Мясникова, Евгений Иванович любезно согласился приехать, потом была конференция по неотложной кардиологии. И с тех пор мы регулярно общались, встречались в разных поездках.
– Какие впечатления сложились у вас о первых годах работы в ВКНЦ?
– Конечно, я пришел в учреждение очень высокого – с точки зрения клинической и научной культуры – класса. РКНПК – действительно академия кардиологии, где принципы, заложенные еще Александром Леонидовичем Мясниковым, были закреплены и развиты Евгением Ивановичем. Пришлось, что называется, соответствовать. При этом я никогда не слышал, чтобы Евгений Иванович повышал голос или чтобы он сказал какое-то резкое слово – вообще или в отношении кого-либо. Но каждое слово Евгения Ивановича – это приказ к безусловному исполнению.
– Вы быстро стали первым заместителем Чазова, все у вас вроде бы складывалось, почему вдруг ушли в Центр профилактической медицины?
– С 2006-2007 года Евгений Иванович стал активно разрабатывать тему оказания помощи при остром коронарном синдроме, и все это совпало с идеями, которые продвигала Вероника Игоревна Скворцова (тогда еще она была замминистра здравоохранения) в части создании сосудистых неврологических центров. В результате стало понятно, что эти направления должны слиться на единой организационной площадке, в том числе и потому, что требовали однотипного оборудования. Евгений Иванович поручил мне заниматься этой совместной программой. Но я очень быстро пришел к пониманию, что решение задач по лечению острого коронарного синдрома не даст ощутимого результата в отсутствие системы профилактики. Такую же идею с самого начала продвигала Вероника Игоревна. Так получилось, что Рафаэль Гегамович Оганов, который тогда возглавлял в Государственный центр профилактической медицины, решил уйти с этой должности. И вот я получил от министерства предложение, которое Евгений Иванович одобрил.
– Что вы изменили в Центре профилактической медицины, возглавив его?
– В теорию вопроса я ничего не привнес, все давно уже было прописано в документах ВОЗ. В 2008 году в Государственном центре профилактической медицины были сформулированы основные положения стратегии профилактики неинфекционных заболеваний, основанные на мировом опыте. Мы сделали упор на практическую реализацию. Нашими задачами стали усиление центров профилактической медицины, получение ими статуса самостоятельного юридического лица, создание структуры отделений медицинской профилактики в поликлиниках и запуск диспансеризации в новом формате – скрининга, последующего консультирования и наблюдения за пациентами с высокими рисками заболеваний. Отдельный блок задач – подготовка нормативных документов о профилактике неинфекционных заболеваний, порядке диспансеризации, профилактических осмотров, диспансерного наблюдения. В последние два года мы предпринимаем много усилий по разработке и согласованию Национальной стратегии профилактики неинфекционных заболеваний. Стратегия подразумевает четыре направления: во-первых, популяционную профилактику, предполагающую формирование ЗОЖ через масштабное информирование населения о факторах риска и способах их коррекции, второе – это скрининг, совершенствование системы диспансеризации, третье – диспансерное наблюдение и, наконец, четвертое – коррекция факторов риска у пациентов, уже имеющих заболевания, главным образом уже находящихся в лечебных учреждениях и санаториях. Думаю, что до конца года стратегия будет внесена в Правительство РФ и принята.
«КОГДА-ТО ВСЕ ГОВОРИЛИ О НАНОТЕХНОЛОГИЯХ, ТО ЖЕ СЕЙЧАС С ПРЕВЕНТИВНОЙ МЕДИЦИНОЙ»
– Сейчас Минздрав с вашим, как главного специалиста по профилактической медицине, участием готовит приказ о новом порядке диспансеризации взрослого населения. С 1 января 2018 года некоторые исследования будут проводиться чаще, а некоторые методы, например, УЗИ органов брюшной полости, наоборот, будут исключены из диспансеризации. С чем связаны такие изменения?
– Это естественная эволюция. Диспансеризация взрослого населения начала масштабно проводиться в стране в 2013 году. Главным ее элементом был скрининг тех заболеваний, от которых чаще всего умирают люди. Второй компонент диспансеризации – углубленное профилактическое консультирование по поводу факторов риска, с попыткой что-то объяснить людям, мотивировать их и даже помочь. И третий компонент – уточнение диагноза. Почему возникла такая сложная конструкция? Если опираться на рекомендации ВОЗ, на опыт большого количества стран, то нужно было бы ограничиться только скринингом и консультированием, причем скринингом достаточно узким, только в той части, которая имеет под собой доказательственную базу. Но наша диспансеризация была гораздо шире.В то же время она отличалась от предшествующих моделей, главным содержанием которых было посещение пациентом разных кабинетов, где сидит врач и спрашивает «Жалобы есть?», а потом проводит минимальное обследование. Это был масштабный скрининг сердечно-сосудистых заболеваний – артериальной гипертонии, нарушения липидного обмена, суммарного сердечно-сосудистого риска. А в фокусе онкологического скрининга оказались онкозаболевания, которые являются реальной причиной смерти и которые можно со значимой степенью достоверности выявить, – колоректальный рак, рак шейки матки, рак молочной железы. Но, кроме того, происходило выявление и ряда других злокачественных опухолей.
Мы внедрили широкий круг исследований, анализы крови, мочи, даже УЗИ органов брюшной полости для определенных возрастных категорий. Главным образом это делалось для того, чтобы привлечь население к диспансеризации. И время показало, что, несмотря на большое количество недоработок (были и приписки, и многое другое), мы в целом достигли своей цели. И для нас было очень важным показателем, что люди, проходившие диспансеризацию в 2013 году, в этом году снова вернулись к нам, то есть у населения начал формироваться определенный стереотип. Но такие исследования, например, как диагностика колоректального рака, рака молочной железы, должны проводиться раз не в три, а в два года. Конечно, это уже более сложная организационная конструкция и для поликлиники, и для самого гражданина. При этом одновременно мы должны повысить чувствительность и специфичность методов, особенно в отношении колоректального рака, и такой мерой станет, например, внедрение иммунохимического метода. Конечно, он тоже небезупречен, но его точность несоизмеримо выше, чем у ранее используемых методов, и, понятно, он дороже. Кроме того, повышение кратности исследований, естественно, увеличивает общую стоимость. То же самое с диагностикой рака молочной железы – мы сейчас проводим политику прочтения маммограммы двумя разными специалистами, что существенно повышает выявляемость. С другой стороны, экономические расчеты показали, что эффективность выявления онкологических заболеваний и в принципе патологии по данным общего анализа крови и мочи очень низкая при неадекватно высоких затратах. И поэтому сейчас идет речь об их исключении из диспансеризации. То же касается и УЗИ органов брюшной полости. Если говорить об анализе крови, то это в среднем 700–800 млн рублей в год. Чуть меньше, но сопоставимая цифра, и по затратам на анализы мочи. Сейчас как раз вокруг анализов крови и мочи идут основные дискуссии.
– О чем именно спор?
– Наши оппоненты обычно приводят такие, например, аргументы: были случаи, когда методы, которые мы планируем исключить, действительно помогали выявлять то или иное заболевание. Да, мы выявляли в том числе рак тела матки, яичника, поджелудочной железы – все это было, но затраты на эти исследования были несоизмеримо выше их эффекта. Если говорить о частоте выявления патологии по анализу крови, то это 0,4% – ничтожно мало. Доказательная медицина не позволяет использовать такие данные как базис для выстраивания каких-либо стратегий. Кроме того, такие методы имеют важный экономический компонент, этим популяционная медицина и отличается от персонализированной. Мы заранее, практически с января, начали проводить информационную кампанию и готовить общество к планируемым изменениям. Сначала работали с профессиональным сообществом, главными специалистами по профилактической медицине. Признаюсь, у нас были непростые обсуждения. Затем мы стали общаться с профсообществом через Национальную медицинскую палату. Сейчас к нам постоянно приходят письма с вопросами, мы стараемся на них оперативно отвечать, было несколько выступлений на телевидении. Мы очень надеемся, что в оставшиеся полгода мы сможем подготовить к этим изменениям и профессиональное сообщество, и граждан, потому что скрининг – это механизм, опирающийся на научно доказанные аргументы. Сейчас эти изменения активно поддерживает Минздрав.
– Увеличение кратности исследований потребует дополнительного финансирования?
– Нет, речь идет о перераспределении средств, выделенных на диспансеризацию, с одних методов на другие.
– В каком статусе сейчас эти нормативные документы?
– Насколько мне известно, приказ об изменении порядка диспансеризации находится сейчас в юридическом департаменте Минздрава, как только он пройдет все необходимые согласования, он будет издан. А соответствующие изменения вступят в силу 1 января 2018 года.
– В частном секторе набирает силу мода на так называемую превентивную медицину, включающую в том числе генетическое тестирование и элементы персонализированной медицины. Ее апологеты придумали даже особый термин – принципы «4П»: предсказание заболевания, его предотвращение, персонализированный подход и партнерские отношения с пациентом. Что вы думаете об этом?
– Как это часто бывает, появляется какая-то новая красиво оформленная идея, и все на нее бросаются, до конца не понимая, что это такое, а иногда понимая, но не имея возможности реализовать. Тем не менее спекулируют этим, продвигают самих себя, свои клиники и думают, что делают хорошее дело. Самое главное, чтобы это не загубило саму идею. Конечно, сейчас эта концепция не может быть реализована в полной мере абсолютно всем пулом организаций, которые пытаются к ней прикрепиться. Но все равно это общий тренд, примерно как наномедицина и нанотехнологии. Было время, когда везде говорили о нанотехнологиях, но кто сейчас об этом помнит? Тем не менее нанотехнологии все равно развиваются, просто они были резко и звучно актуализированы, получили определенный технологический толчок. То же самое сейчас с превентивной медициной, 4П и прочими аббревиатурами.
