«Медицинский отдел NASA – всего три человека»

– Как вы попали в NASA?

– Я родился в Днепропе­тровске, потом жил в Иране, где окончил медицинскую школу и стал доктором ме­дицинских наук. В 1965 году я приехал в США, закончил резидентуру по лечебному делу и аспирантуру по пуль­монологии. Потом стал ма­гистром наук в профилакти­ческой и аэрокосмической медицине, тогда NASA и приняло меня на работу.

– Вы сразу стали врачом астронавтов?

– Сначала я был научным сотрудником в отделе кос­мической медицины и био­логии NASA. Мы проводили эксперименты в области космической кардиоло­гии, физиологии легких. Потом начал работать как врач экипажа. В програм­ме «Союз – Апполон» стал главным врачом, а финаль­ным моим проектом был «Аполлон‑17» – послед­ний пилотируемый полет на Луну.

Я также возглавлял отдел исследований в области биологии и микрогравитоло­гии, а с 1992 года руководил и медицинской поддержкой астронавтов. В определен­ный момент мне показалось, что проводить научные эксперименты с участием космонавтов и одновре­менно предоставлять им медицинское обслуживание не совсем правильно. Так что я предложил Дэниелу Голдину [глава NASA с 1992 по 2001 год. – Vademecum] разделить науку и медицинскую под­держку. В итоге в 1999 году был создан специальный медицинский отдел NASA, который занялся поряд­ком оказания медуслуг, стандартами, медицинской поддержкой астронавтов, вопросами этики и так далее.

В отличие от России, где схо­жей тематикой занимаются и ВВС‑ВКС, и Институт меди­ко‑биологических проблем, и Минздрав, и Роскосмос – одновременно и все вместе, у нас все отдельно. В США есть NASA как одно из испы­тательных агентств. Полити­ка, которую мы разработали для NASA, – это внутренняя политика, которая воспри­нимается как авторитетная. А коммерческими про­граммами, коммерческими пассажирами и пилотами должен заниматься Депар­тамент транспорта. Сейчас, после катастрофы с шаттлом Challenger, отбор коммер­ческих космонавтов в США закрыт.

– Вам приходилось со­трудничать с российскими коллегами?

– С академиком Олегом Георгиевичем Газенко и ака­демиком Анатолием Ива­новичем Григорьевым мы вместе работали на «Союз – Аполлон». Совместно были созданы некие медицинские стандарты. И хотя мы потра­тили много времени на пе­реговоры и разработку, эти регламенты не были никак оформлены, пока не на­чалась программа «Мир – Шаттл». С ее появлением мы начали разрабатывать вместе с вашими медиками стандарты для всех в мире астронавтов и космонавтов. В итоге появился Междуна­родный медицинский коми­тет космической станции. А еще возникла совместная комиссия по подготовке и поддержке космонавтов. Бывают, конечно, обсужде­ния в формате видеокон­ференций, но профильные группы обязательно встре­чаются перед полетом.

– После того как служба медобеспечения NASA ста­ла отдельной структурной единицей, связь с другими отделами не потерялась?

– Нет. Отдел медицины рабо­тает и с космической наукой, и с биомедициной, и с ин­женерами. Мы вкладываем в программы полетов наши требования по радиации. Мы создали для инженеров требования по стандартам поддержки здоровья астро­навтов, которые использу­ются при разработке новых систем кораблей. Например, в новом корабле Orion будут учтены эти медицинские требования. Раньше такого не было.

– Медицинский отдел NASA сотрудничает с американ­ской Академией наук?

– Академия наук – правитель­ственная, учрежденная Кон­грессом, независимая от нас организация. В области науки NASA сотрудничает с Советом космических исследований Национальной академии наук. А отдел медицинского обеспечения NASA поддер­живает Институт медицины. Это тоже часть Академии наук, но отдельная от Совета космических исследований. цины делает обзоры наших медицинских программ и до­кладывает Конгрессу. Обычно мы стараемся внедрить все, что они рекомендуют, потому что Конгресс следит за этим. Но напрямую Конгресс не вмешивается. Последний из немногих случаев: доктор Ричард Уильямс, глава цен­тра медобеспечения NASA, участвовал в совещании в Конгрессе, чтобы тот раз­решил агентству оплачивать медицинские услуги для всех астронавтов, выходящих на пенсию.

– Где действующие астро­навты проходят меди­цинские обследования, подготовку, реабилитацию?

– На базе Космическо­го центра им. Линдона Джонсона. Клиника там поддерживает астронавтов и членов их семей. Есть клиника NASA и в Рос­сии, в Звездном городке, где астронавты проходят русскую подготовку для полетов на «Союзах». В других центрах NASA есть обыкновенные клиники для сотрудников, и они тоже при необходимости помогают астронавтам.

Медобеспечение NASA распространяется на астро­навтов, летчиков, штатных сотрудников агентства, ну и, частично, на контракт­ных работников. Всего в NASA занято больше 18 тысяч человек.

Вообще, мы стараемся держать небольшой штат сотрудников, но каждо­го – с высокой квалифика­цией. Медицинский отдел NASA – всего три человека. Руководитель – Ричард Уильямс, который был авиакосмическим доктором ВВС США. Его замести­тель, Винсент Мишо, тоже авиационный врач, и вто­рой заместитель – Джеймс Полк, служивший врачом экипажа в Джонсоновском центре. Всего у астронавтов примерно 10–12 врачей экипажа. Еще есть нанятые врачи, которые работают с экипажами и в Звездном городке, и в других местах.

– Какие компетенции нужны, чтобы стать врачом экипажа?

– В США есть специальность «космическая медицина». Обычно мы требуем, чтобы до нее человек получил еще какую‑то специальность, например, по хирургии, лечебному делу, экстренной помощи или любую другую, которая подходит, чтобы оказывать медицинскую поддержку экипажу.

– В космической исто­рии США было много врачей‑астронавтов?

– Эту категорию мы назы­ваем учеными‑астронавта­ми, среди них было около 10 медиков.

Действующий отряд астронавтов – 45 человек. Еще 30 бывших астро­навтов занимают в NASA «неполетные» должно­сти, например, известный астронавт Чарльз Болден. Всего с 1959 года в США было выбрано 338 астро­навтов – 286 мужчин и 52 женщины. Из них 54 членов отряда уже нет в живых. В 2017 году состоится набор новичков.

космическая медицина, nasa, сша, америка