Одно из самых авторитетных в отечественной эстетической медицине учреждений, ЗАО ≪Институт красоты на Арбате≫, два года назад сменило руководство и собственников. Эмма Должикова, до этого возглавлявшая институт почти 30 лет, не только оставила директорское кресло, но и передала контрольный пакет акций президенту Национальной ассоциации специалистов восстановительной медицины Арсению Труханову. О непростом предмете и особых условиях этой сделки, о финансовых показателях предприятия и инвестиционных планах новых собственников участники событий впервые рассказали в интервью VM.
«Стремление бесконечно улучшать свою внешность – патология»
Эмма Должикова объяснила, чем, с точки зрения врача, пациент отличается от клиента
– Как вы пришли в эстетическую хирургию? Была ли эта отрасль вам знакома до того, как вы возглавили Институт красоты на Арбате?
– До работы в Институте красоты с эстетической медициной я действительно никак не была связана. Мечтала заниматься рентгенологией. Окончила Северо-Осетинский мединститут, работала врачом-терапевтом в военном госпитале в Венгрии, затем прошла ординатуру московского Института рентгенологии и стала врачом-рентгенологом в Новобасманной скоропомощной больнице №6. В 1970 году меня перевели в 157-ю поликлинику главным врачом, а в 1984-м вызвали в райком партии и сказали: ≪С должности главного врача поликлиники вы увольняетесь и переходите работать в Институт красоты на Арбате. Отказываться не имеете права≫. Я согласилась. Да и не модно было тогда отказываться.
Косметология и тем более пластическая хирургия были для меня новым направлением, поэтому осваиваться на новом месте было трудно. Я читала специализированную литературу, которой было тогда очень мало, поднимала документы института, смотрела, что уже достигнуто, какие задачи стоят, что можно сделать нового. Справляться помогали сотрудники института – и люди замечательные, и профессионалы.
– Принято считать, что к пластике всегда проявлял особый интерес криминал, вы сталкивались с таким «вниманием»?
– В 1994 году институт вышел из системы управления хозрасчетными лечебными учреждениями и стал самостоятельным юридическим лицом – ЗАО ≪Институт красоты на Арбате≫ – все желающие сотрудники стали его акционерами. Вот тогда я в первый и в последний раз почувствовала интерес к институту со стороны криминальных структур – нашим сотрудникам стали поступать звонки с угрозами и настойчивыми предложениями продать акции института, но никто не поддался. Это было личным решением каждого акционера, я никому не могла запретить распоряжаться акциями.
Как с пациентами, с криминальными авторитетами нам не приходилось работать, так как самую востребованную в этой среде операцию – смену внешности – мы не делали. На моей памяти это было всего один раз: около 18 лет назад наши хирурги меняли внешность одному корейскому актеру для роли в фильме. Но эта необходимость была подтверждена документально, а изменения не были радикальными.
– Рынок эстетической хирургии долгие годы был стихийным, толком не регулировался, игроков разного масштаба и качества на нем и сейчас хватает. Как складывались ваши отношения с конкурентами?
– Ни одна организация не могла сравниться с нашим институтом. Единственным конкурентом мог бы стать Институт пластической хирургии и косметологии [Институт красоты на Ольховке. – VM], но его сотрудники были нашими друзьями, а сложные случаи в медицинской практике мы решали коллегиально. Когда Институт пластической хирургии лишился здания и закрылся, часть его сотрудников пришли на работу к нам. Конечно, мы их приняли. Вот эта наша многолетняя дружба всех остальных участников отрасли всегда удивляла. Надо сказать, что и сейчас конкурентов нашему институту я не вижу.
– Но следовать жесткой рыночной логике вам все же приходилось?
– Мы никого никогда не пытались задавить. Никогда не пытались выиграть за счет ложного авторитета, в отличие от той ≪мелочи≫, которая нас окружала. Мы всегда стремились сохранить уровень качества – в нашей работе это решает все. Не так уж часто рекламировали себя и свои заслуги. Адекватные врачи других учреждений по достоинству оценивали наш профессионализм и присылали к нам своих пациентов на какие-то специфические процедуры. Например, на Букки-терапию – эффективный метод лечения рентгеновскими лучами келоидных рубцов, которые образуются после операций.
Более того, мы не всех пациентов брали на операции и процедуры. В институте была создана комиссия, которая определяла обоснованность желания пациента пройти ту или иную процедуру. ≪Хочу≫ и ≪надо≫ не всегда совпадали. Допустим, пациенту за 60, кожа уже дряблая и ее надо как следует натянуть. Натяжение ухудшает кровоснабжение, поэтому результат операции будет кратковременным. Получать деньги за то, на что мы не можем дать длительную гарантию, мы не хотели. Понимаете, стремление бесконечно улучшать свою внешность – это ведь патология, и идти на поводу у пациента нельзя ни при каких условиях. Часто такие случаи бывали среди пациентов-актеров, которые, раз сделав операцию, приходили еще, еще и еще. Однажды одной весьма известной актрисе мы отказали, так как с момента последней операции по подтяжке лица прошло только полгода, и эффект был хорошим. Актриса даже пожаловалась на нас министру здравоохранения, но он, естественно, согласился с нашей позицией.
– Как же с таким педантичным и даже суровым отношением к пожеланиям пациентов вам удавалось сохранять клиентскую лояльность?
– За годы работы институт сформировал собственную аудиторию, поэтому даже в самые трудные времена недостатка в пациентах у нас не было, напротив, практически всегда была очередь на месяц вперед. Помимо известных, публичных людей, нашими пациентами всегда были обычные люди, которые ходили в институт из года в год, начиная с подростковых лет и лечения угревой сыпи и заканчивая пластическими операциями в зрелом возрасте. За все годы, что я работала, мы старались сдерживать рост цен. Мы брали количеством пролеченных пациентов.
– Аренда здания между Старым и Новым Арбатом – крайне обременительная статья расходов. Почему вы не приобрели здание в собственность? И как планировали расходы?
– Приватизировать здание мы не смогли из-за его высокой стоимости, поэтому сначала пришлось уплотниться – отказались от лишних отделов, перевели детских косметологов работать на территории отделения косметологии для взрослых. Но аренда все равно ≪съедала≫ много денег: 40% выручки надо было отдать за аренду, еще 40% – на зарплаты сотрудникам, и оставалось 20% – на закупку расходных материалов, медикаментов и другие нужды. Здание старое, поэтому постоянно приходилось делать ремонт. Это ложилось на плечи наших штатных инженеров, потому что собственников здания – городское правительство – заставить что-то починить было невозможно. Лишь один раз, в 2010 году, когда потребовался капитальный ремонт крыши, нам помог знакомый человек из Моссовета. Он позвонил в городской департамент имущества и сказал: ≪Дайте институту выжить!≫ Дали. Но затем арендная плата стала повышаться, ежегодно в среднем на 30%. Каждое первое января приходило письмо с этим ≪черным известием≫.
– Вы не пробовали искать мецената или инвестора, который помог бы справиться с этими проблемами?
– Мы обращались в соответствующие учреждения, пытались выяснить, почему такими темпами растет арендная ставка, но на все вопросы нам отвечали: ≪Это здание в центре Москвы. Что-то не устраивает – освобождайте его!≫. Но переехать мы тоже не могли – это означало потерять пациентов.
О помощи были только одни разговоры. Состоятельные пациенты неоднократно обещали, что сделают ремонт, но лечение заканчивалось и, конечно, люди ограничивались словами благодарности. Как-то раз мне позвонил один знаменитый актер и попросил принять его. Оказалось, что у него на лице базалиома – злокачественная опухоль кожи. Его осмотрел наш онколог, провели гистологию, опухоль удалили и провели Букки-терапию. Выдали талончик в кассу. Обычно оплата производится до оказания услуги, но тут мы как-то растерялись. А человек вылечился, зашел ко мне в кабинет, сказал спасибо, повернулся и ушел. Никаких денег мы от него так и не получили.
– Институт предлагает услуги, которые могут компенсироваться через ОМС, вы пробовали подключиться к этому финансовому источнику?
– В систему ОМС включиться мы не пытались. Не думаю, что институту как коммерческому учреждению пошли бы навстречу и позволили это сделать. Было ли что-то сделано в этом направлении за последние два года, я не знаю.
– Почему вы решили передать институт Арсению Труханову?
– Аренда стала нас буквально ≪душить≫, платежи городу мы никогда не задерживали, я считала, что если мы не выплатим хоть раз, нам конец. Пришлось задержать зарплату сотрудникам. Долго это продолжаться не могло. А с Трухановым мы были давно знакомы, я знала, что он занимается медициной долголетия и ищет, где бы ему разместить свой кабинет. Так он ≪поселился≫ на втором этаже нашего здания. Увидев, что Труханов успешный в бизнесе человек, я попросила его вложиться в наше предприятие, он пообещал, что удержит институт на плаву. Что Труханов сделал за эти два года, судить не мне, а сотрудникам, но проблемы арендной платы, конечно, и его коснулись.
– Вы отдали свое дело, чему сейчас посвящаете время?
– Если бы не финансовые проблемы, я бы с удовольствием проработала в институте еще два-три года. С коллективом сохранила добрые отношения – созваниваемся, общаемся. Каждый из сотрудников института мне близок и дорог. Сейчас посвящаю свое время внукам, даче. Оказывается, это очень трудно: годами жить только работой и тут в один миг – тишина.
«Мы считаем, что наш бренд весом»
Как Арсений Труханов отрабатывает на возрастном медпредприятии методики ANTI-AGE
– До прихода в Институт красоты вы работали в области приборостроения, проектировали медучреждения, занимались восстановительной медициной. Эстетика – просто очередной этап медбизнеса?
– С эстетической медициной я был связан давно. Ассоциация специалистов восстановительной медицины и медицинской реабилитации (АСВОМЕД), которую я возглавляю с 1998 года, регулярно проводила конференции в Сочи с участием специалистов по питанию, лечебной физкультуре, спортивной медицине, психотерапии, а также эстетической медицине. И в наших конгрессах принимала участие Эмма Михайловна Должикова, ее ведущие сотрудники, и в целом Институт красоты, как и Институт пластической хирургии и косметологии на Ольховке, играл большую роль в деятельности АСВОМЕД.
Четыре года назад я стал заниматься медициной активного долголетия. Совместно с моими партнерами, производителями медицинского оборудования, мы создали около 20 крупных оздоровительных центров по этой концепции от Владивостока до Калининграда, в том числе демоцентр активного долголетия на базе технопарка в Зеленограде, а также блоки для государственных ведомств – Минобороны, ФСБ, МВД. Внедряли такие программы и в Институте на Ольховке.
– И как приобрели долю в Институте красоты на Арбате?
– Два года назад, когда у нас уже был накоплен опыт проектирования центров активного долголетия, мы разослали партнерам письмо о том, что готовы разрабатывать и развивать аналогичные блоки и в их учреждениях. Тогда мне позвонила Эмма Михайловна и пригласила в Институт красоты, чтобы мы могли выбрать площади для реализации этой концепции. Но когда мы оказались здесь, то поняли, что такая работа потребует значительных инвестиций и перестройки площадей. И нам было предложено взять на себя ответственность за весь институт и здание.
– Вы можете назвать сумму сделки по приобретению контрольного пакета?
– Покупки как таковой не было. Предыдущий генеральный директор в обмен на наши обязательства по погашению всех долгов института просто передала нам свои акции. Сейчас у меня лично контрольный пакет акций, остальная доля поделена примерно между 100 акционерами, сотрудниками института. Когда мы пришли в учреждение, у предприятия не было возможности для развития, и не потому, что руководство не хотело его развивать, а из-за значительного бремени арендной платы с постоянными индексациями. Когда мы пришли в институт, годовая ставка превышала 30 млн рублей, а сейчас уже – больше 60 млн рублей.
– Как вы намерены погашать приобретенные долги?
– Мы аккумулировали все свои возможности, привлекли силы компаний, которые занимаются восстановительной медициной, наших партнеров, производителей оборудования, взяли долгосрочный кредит и вложили в развитие института несколько миллионов долларов. Наша задача – реализовать уже имеющиеся у нас наработки в области медицины активного долголетия на этой площадке, для этих целей мы и проводим реорганизацию
– В чем заключалась реорганизация?
– Когда мы пришли в институт, то здесь функционировали три отделения косметологии и отделение эстетической хирургии. В год проводилось около 400 стационарных операций. Сейчас у нас 15 отделений, которые объединены в три центра. Первый – эстетической и пластической хирургии, второй – косметологии и дерматологии, третий – превентивной медицины. У нас работают три хирургических и шесть косметологических отделений, у каждого из которых есть своя специализация – трихология, детская косметология и другие. Действует и терапевтическое отделение, где реализуются программы детоксикации организма и коррекции веса. У нас есть также консультативно-диагностический центр. Кроме того, мы создали на базе института испытательный центр и провели уже более 15 таких исследований.
– Кадровые подвижки производились?
– Весь прежний коллектив института работает здесь по-прежнему. Более того, новые владельцы Института пластической хирургии и косметологии на Ольховке приняли решение о реконструкции здания, и в январе прошлого года ведущие сотрудники этого учреждения перешли на работу к нам (подробнее об изменениях в Институте пластической хирургии и косметологии на Ольховке читайте в материале ≪Играя ланцетом≫ (VM #9 (34) от 17 марта 2014 года). Таким образом, число специалистов, задействованных в институте, увеличилось от 140 до более чем 200 человек.
– Как изменился прайс-лист на услуги института?
– Мы увеличили цены на 5–10% – нужно было амортизировать вложения, но мы стараемся сохранить приемлемые цены, чтобы обеспечить большой поток пациентов. Сейчас институт посещают до 4 тысяч человек в месяц. Можно сказать, что по ценам мы ориентируемся на уровень ≪три звезды≫, а по качеству услуг – на ≪четыре≫.
– Какие позиции в линейке услуг делают сегодня институту основную выручку?
– Сейчас шесть отделений косметологии и дерматологии дают более 50% выручки, около 30% – приносят эстетические операции, остальное – клинические испытания и сопутствующие источники. Например, мы активно развиваем собственные киоски с косметическими средствами, проект фитобара института приносит нам до 1 млн рублей дохода ежегодно. Когда мы начинали работать в институте, его обороты составляли около 80 млн рублей, по итогам этого года мы планируем увеличить их до 240–250 млн рублей.
– Вы уже вернули займы?
– Пока нет. В сентябре будет всего два года, как мы здесь. А прошлым летом нам пришлось закрыть на реконструкцию хирургическое отделение. Сейчас мы ее завершили, закупили новое оборудование, и к концу года хотим выйти в ноль, а со следующего года начнем выплату процентов и погашение долгов. Думаю, что полностью рассчитаться с займами и погасить долговые обязательства нам удастся в течение трех–пяти лет.
– Через год должна закончиться реконструкция Института на Ольховке, на базе которого планируют открыть многопрофильный медцентр. Он составит вам конкуренцию?
– Конечно, этот центр будет работать в новом современном здании, однако оно расположено не совсем в центре, и мы этой здоровой конкуренции не боимся. Кроме того, мы считаем, что наш бренд весом.
– Как вы намерены дальше развивать его?
– Мы планируем делать упор на развитие, регенеративной медицины, молекуллярной диагностики. Намерены развивать научную базу. В прошлом году мы создали ученый совет, в который вошли 10 докторов и более 20 кандидатов наук. Кроме того, сейчас на базе Института красоты мы регистрируем новый проект, АНО ≪Национальная академия активного долголетия≫, в котором будут работать образовательные программы в соответствии с нашей философией.
