«ЭТО НЕ СКАЗОЧНЫЙ БИЗНЕС»

– Правильно ли считать, что компания Леонида Ноткина отвечает за все, что связано с деньгами, а «Хэсэд Авраам» – за наполнение проекта, то есть за сам уход?

Леонид Колтон: Теоретически, да, картинка выглядит так: компания «Забота и опека», мажоритарный акционер которой – Леонид Владимирович [Ноткин], построило здание пансионата «Курортный». А Благотворительный центр «Хэсэд Авраам» это здание арендует, чтобы ухаживать здесь за пожилыми людьми. Но на деле такого четкого разделения обязанностей, конечно, нет, потому что ценности у нас с Леонидом Владимировичем общие и все решения мы принимаем сообща. И даже когда речь идет об уходе, его управленческий опыт очень кстати.

Дом престарелых – очень правильный, я бы даже сказал, благотворительный бизнес. Чтобы понять мои слова, представьте, что вы – производитель сигарет. Гуманитарная цель человечества – снижение количества курящих, а ваша бизнес-цель – чтобы сигареты покупали чаще. Цель, ценности и прибыль разбросаны по разным полюсам. В случае с домом престарелых все иначе. Цель «Хэсэд Авраам» в том, чтобы люди жили долго, счастливо и не болели. Это вопрос качества работы нашей НКО. Но и бизнес в этом случае тоже выигрывает: чем дольше живет человек, тем меньше в пансионате простоя мест, тем проще работать персоналу, который привыкает к постояльцам. Пожелания бизнеса и цели НКО находятся как бы в одной плоскости и не противоречат друг другу.

Леонид Ноткин: На самом деле у нас даже не двусторонняя, а трехсторонняя форма взаимодействия – государство, бизнес и НКО. Государство предоставило нам льготную землю, а пожилым людям – возможность жить у нас по субсидии, оно же обеспечивает контроль. Бизнес привлек средства, построил здание, помог реализовать идею. А НКО, в свою очередь, занимается собственно социальным обслуживанием. Я считаю эту модель идеальной для «социалки». Если в этом трехстороннем взаимодействии все функционирует правильно, то подопечный сам придет, постучит в окошко и попросит «пустить его в теремок». Условия для того, чтобы он на это решился, должны создать три игрока.

– Вы к этой модели шли изначально или на старте все было иначе? Кому принадлежит идея построить дом престарелых и в какой момент к проекту подключился Леонид Ноткин?

Л.К.: Благотворительный центр «Хэсэд Авраам» с 1993 года занимается поддержкой пожилых людей в Санкт-Петербурге. В начале 2000-х на одном из совещаний лидеров разных еврейских организаций города прозвучали такие слова: «У нас хорошая еврейская община, в ней есть все, кроме дома престарелых. Надо построить». Естественно, кто, как не я, гендиректор «Хэсэд Авраам», мог этим заняться. Честно говоря, я был в ужасе – как это я построю дом престарелых? Во-первых, это невероятные инвестиции, во-вторых, в таком заведении особые требования по содержанию постояльцев, а я тогда не ориентировался в стационарном уходе и, что уж скрывать, ни тогда, ни сейчас ничего не понимаю в бизнесе.

Но что делать? Начал изучать. Рынка домов престарелых в России тогда не было, совета спросить было не у кого. Но я знал, что в богатых странах благотворители, жертвуя деньги на подобное учреждение, строят его сами, а профильную деятельность ведет уже НКО. После недолгих раздумий я пришел к мысли, что если нам построят здание, то мы сможем работать на принципе самоокупаемости, благодаря чему не будем зависеть от пожертвований. Я начал разговаривать об этом с бизнесменами, собралась целая команда из тех, кто готов был вложить средства в строительство, и Леонид Владимирович был одним из них. 

Но все равно предложенных филантропами денег не хватало. Тогда кто-то предложил план «Б» – развивать пансионат как бизнес. Эту мысль тут же перехватил Леонид Владимирович. Мы вместе продумали бизнес-план, решили, каким будет здание, просчитали перспективы. Но тут в 2012 году как раз начался кризис, и все наши вчерашние благодетели внезапно исчезли – остался только Ноткин. А он к тому времени так увлекся, что сам же и вписался в проект.

Л.Н.: У меня, скорее всего, было стремление создать социально ориентированный бизнес. Может быть, я даже не отдавал себе в этом отчета, но это желание существовало и направляло меня. При этом я понимал, что это не казино и не ресторан, то есть не сказочный бизнес, который быстро окупается в случае, если дело идет хорошо. В «социалке» все по-другому, но моя цель соответствует тому пути, который я выбрал.

– Не пугало отсутствие подобных проектов – не только в Санкт-Петербурге, но и вообще в стране?

Л.Н.: Пугало. Это была авантюра чистой воды, если рассматривать нашу историю с точки зрения классических подходов к бизнесу. Рынка стационарных услуг для пожилых нет и сегодня, а когда мы начинали, картина была еще печальнее. Тогда практически единственным пристанищем стариков были психоневрологические интернаты (ПНИ), пребывавшие в совершенно чудовищном состоянии.

Это сейчас, когда появляется конкуренция со стороны частных учреждений и происходит отток клиентов, они цивилизуются, а тогда все было намного хуже. И вот помимо ПНИ были еще какие-то непонятные, отстраненные от мира «черные» дома престарелых с очень дешевым предложением, куда стариков отправляли буквально на доживание. Дикость какая-то! Единственное, что было тогда понятно – есть огромная непокрытая потребность. В поисках адекватных примеров мы объездили несколько стран Европы, Израиль. Смотрели, учились, старались понять, что мы хотим и можем сделать. 

Сейчас, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю, какая огромная сумма вложена в проект – порядка 500 млн рублей, – я ужасаюсь. Тогда многие пытались меня образумить. Но я думал: отрасль только зарождается, ситуация улучшится, государство всему научится и сможет регулировать рынок. Наивные, достаточно романтические рассуждения, но примерно так все и произошло на самом деле: вскоре после того, как мы открылись – в 2014 году, появился и сразу же заработал 442-й закон [«Об основах социального обслуживания граждан РФ». – VM].

«ПЕТЕРБУРГ БЫЛ МОРАЛЬНО ГОТОВ К ПОЯВЛЕНИЮ 442-ГО ЗАКОНА»

– Несмотря на 442-ФЗ, подтолкнувший развитие частного сектора рынка социальных услуг, очень многие игроки говорят о волюнтаризме региональных властей – чиновники или вовсе не пускают пожилых людей в частные пансионаты, или ограничивают поток. А как у вас?

Л.К.: Я думаю, дело в том, что социальный блок в правительстве Санкт-Петербурга всегда был сильный. Вы будете удивлены, но у нас система субсидирования работала еще до того, как появился 442-ФЗ. Еще когда губернатором была Валентина Матвиенко, в городе запустили пилотный проект, который стал прообразом того, что потом было прописано в федеральном законе. На нас этот проект, собственно, и обкатывали. Мы даже ездили с Комитетом по соцполитике в другие страны смотреть, как взаимоотношение государственной структуры с частниками устроено у них. Следовательно, Петербург был морально готов к появлению этого закона. Уже знали, что никто никого не подведет, был опыт, на рынке появились и устоялись основные поставщики.

Так что система сразу заработала. Я не говорю, что идеально. Проблемы есть. Правила необходимо менять, но делают это, к сожалению, на ходу. Да и сами тарифы, в принципе, были разумными, но, например, на этот год были увеличены меньше чем на 2,5%, несмотря на инфляцию, пандемию, рост зарплат. Но мы справляемся.

Л.Н.: Скажу так: я не вижу никаких препон и козней. Чтобы кто-то из желающих жить у нас жаловался на то, что его к нам не пускают, – нет, это нонсенс. Более того, у нас подавляющее число постояльцев – порядка 80% из нынешних 180 человек – проживают с субсидией от города.

Изначально 442-ФЗ направлен на здоровую конкуренцию между государственными и частными учреждениями, чтобы подопечные и их родные сами выбирали, где лучше. Государственные дома престарелых своим развитием обязаны частным игрокам – именно за счет конкуренции со стороны негосударственного сектора идет улучшение условий в бюджетных учреждениях.

– В начале 2021 года Комитет по соцполитике Санкт-Петербурга поменял модель расчета возмещения за услуги, оказанные «льготникам» по 442-ФЗ, – поставщикам стали компенсировать лишь фактические затраты. Это как-то сказалось на работе «Курортного»?

Л.К.: Это, конечно, идеологически очень болезненный момент для всех поставщиков соцуслуг Санкт-Петербурга. Время для таких кардинальных изменений в системе было выбрано очень неудачное. В городе масштабная вспышка COVID-19, вирус проползает в стационары, паника. И тут еще эта «перестройка». Я не поддерживаю произошедшие изменения и метод их введения, но понимаю, что у города на то были объективные причины. Уверен, что будет найден баланс, а то, что произошло, – промежуточный этап, его надо просто пережить. Надеюсь, что и история с индексацией тарифов на 2,5% (вместо 8,5%) окажется лишь печальным эпизодом.

Л.Н.: Я бы не сказал, что стало тяжелее жить. К нам по-прежнему активно направляют людей, работать никто не мешает: в 2021 году мы получили от города 168 млн рублей за «льготных» постояльцев. Да, изменилась система расчета, деньги теперь высчитывают по фактическим затратам, чего прежде не было. До этого нам просто перечислялись деньги по индивидуальной программе получения соцуслуг (ИППСУ), а уж сколько фактически было затрачено поставщиком, никого не волновало. Да, стало значительно больше отчетности. Количество бумаг, которые нужно ежемесячно подготавливать, настолько увеличилось, что нам пришлось нанять в бухгалтерию еще двух сотрудников. Но, по сути, в работе самого «Курортного» ничего не изменилось. Мы и раньше ответственно относились к своей деятельности, работали честно. Но это мы такие. Не исключаю существования недобросовестных игроков, деятельность которых и хочет контролировать правительство города. Не прямо, но косвенно, через их затраты.

– Как?

Л.Н.: Вот пример. У вас в пансионате проживают 100 постояльцев, а в штате всего пять сиделок. Нормально, хватает? А может, сиделок 30, но работают они «в черную»? Или наоборот – на 100 постояльцев 100 сиделок, и все они получают «белые» зарплаты. Есть разница? Видимо, такие случаи и будут засекать. Полагаю, что нынешняя система расчета тарифа более логичная и будет выявлять недобросовестных поставщиков, которые большую часть получаемых бюджетных денег кладут в карман, а не тратят на услуги для конкретного подопечного.

– А каково соотношение сиделок и постояльцев у вас?

Л.К.: В штате всего 128 человек, из них 80 – сиделки и медсестры, непосредственно задействованные в уходе за подопечными. Остальные сотрудники – администрация, врачи, технический персонал, обслуживающий здание и территорию, повара и специалисты, которые занимаются организацией активной жизни подопечных и их социально-психологическим комфортом.

«ЛИЦЕНЗИРОВАНИЕ ИЗМЕНИТ РЫНОК»

– В последнее время профильные операторы все чаще говорят о чрезмерной зарегулированности рынка и грядущем ужесточении требований к пансионатам. Вы замечаете подобный тренд?

Л.К.: Мы с самого начала старались делать все по совести, соблюдая все правила. Все эти пожарные нормы, проверки МЧС – все это было и раньше, до серии пожаров зимой 2020-2021 годов, просто все легкомысленно относились к этому. МЧС проверяет «Курортный» раз в квартал точно, и мы только благодарны им за это. Мы сами проводим учения для огнеборцев, знакомим их с планировкой здания, показываем, где что лежит, где у нас маломобильные постояльцы живут. И персонал тоже натаскан. Мы подготовлены: у нас используются негорючие материалы, системы пожаротушения, огнеупорные двери. И нас никто не задавливает. Лишняя проверка – лучше, чем пожар. Я за проверки, пусть даже избыточные.

Л.Н.: Конечно, контроль должен быть, но не чрезмерный. Знаете, любую, даже самую хорошую и благородную идею можно довести до абсурда. Но мы же не об этом, а о здравом смысле. В любом случае, «Курортный» обеими руками за лицензирование. Это как раз и есть форма цивилизованного контроля со стороны государства. Лицензирование изменит рынок, отсечет «коттеджников».

– Вы сказали, что 442-ФЗ вступил в силу практически в год открытия «Курортного», и это помогло становлению проекта. А что насчет других постояльцев, которые заселяются полностью за свой счет?

Л.Н.: Мы ведь изначально не встраивали в бизнес-план субсидирование и помощи от правительства не ждали, а рассчитывали, что будут приходить люди с рынка, заинтересованные в размещении своих пожилых родственников в цивилизованном доме престарелых, где чисто, аккуратно и вкусно пахнет. Мы с Леонидом Гарриевичем искренне верили, что такое предложение обязательно будет востребовано рынком.

Л.К.: Повторю: в Санкт-Петербурге отлажен механизм субсидирования. Мы и сами рассказываем нашим потенциальным постояльцам, которые готовы заселиться в «Курортный» за полную стоимость, об этой возможности, и они ею пользуются.

Интересно другое. То, что в изначальном бизнес-плане мы немного ошиблись с контингентом. Мы тогда сошлись во мнении, что надо строить пансионат по устоявшейся на тот момент в России и мире классической схеме работы с пожилыми людьми трех типов – несамостоятельные (лежачие), полусамостоятельные (нужна поддержка) и самостоятельные (просто одинокие) постояльцы. Но стоило нам начать работать, мы поняли, что промахнулись: в домах престарелых уже нет ни тех, ни других. Всего где-то 20% контингента современного дома престарелых – лежачие, остальные 80% – это люди с деменцией, которых нельзя оставить дома одних. На них и должен быть акцент. Проблема деменции растет в геометрической прогрессии – люди стали жить дольше.

– Куда же делись относительно самостоятельные старики?

Л.К.: Самостоятельным и полусамостоятельным пожилым людям не место в стационаре. Но самостоятельно жить дома тоже не всегда получается. На Западе давно начали развивать особую модель для таких категорий пожилых людей – поддерживаемое жилье. Это именно жилье – комфортабельные квартиры с разнообразными сервисами (безбарьерная среда, широкие дверные проемы для коляски, лифты и так далее), но не дом престарелых. К сожалению, у нас в России пока до такого не дошли. Кстати, нынешний гендиректор Senior Group Алексей Сиднев именно с идеей такого жилья для пожилых приехал в Россию из Англии. Но, похоже, время еще не пришло и реализовать ее не получилось.

– Как вы оцениваете конкурентную среду на рынке стационарных соцуслуг для пожилых в Санкт-Петербурге?

Л.К.: В Питере есть приличные, достойные операторы. Но сравнивать нас с кем-то из них нет смысла. Во-первых, мы отличаемся тем, что наше здание построено с нуля специально под нужды пожилых людей. Во-вторых, в большей мере наш проект был ориентирован на оказание помощи, а не на извлечение прибыли. Для «Хэсэд Авраам», как НКО, деньги являются лишь топливом, которое заставляет машину ехать. Все остальные стационары – это бизнес.

Л.Н.: С одной стороны, конкуренты – все, кто работает с пожилыми людьми в стационарных условиях, в том числе нецивилизованные коттеджи, скрывающиеся от проверок. Они оказывают влияние на рынок, мешают возникновению доверия у целевой аудитории, стимулируют желание государства зарегулировать сферу ухода. С другой стороны, как таковых конкурентов у нас сегодня в Санкт-Петербурге нет. Наш пансионат единственный в городе построен специально под дом престарелых – безбарьерная среда, правильные лифты, широкие дверные проемы.

«НАДО СТРОИТЬ ЕЩЕ, ПОТРЕБНОСТЬ ЕСТЬ»

– Почему так важно сразу построить подходящее здание, а не арендовать и модернизировать?

Л.К.: Правильное здание в нашем деле – основа качественной работы. Оно влияет практически на все: на жизнь постояльцев, на процессы, даже на то, сколько потребуется сотрудников. Кстати, когда мы выбирали бизнес-проект, у нас было два основных варианта – израильская модель и французская. От второй мы отказались, потому что там слишком много площадей уходит на то, что особо и не нужно (могут себе позволить), плюс у них одноместное проживание. Выбрали израильскую модель с двухместным проживанием и более рациональным использованием площадей.

Замечу, что когда мы начинали, мы надеялись, что своим примером дадим предпринимателям с добросовестными намерениями пример. Мы думали: у нас хорошо пойдет – все увидят и будут стараться делать так же. К сожалению, так не получилось. Насколько мне известно, крупных стационаров, построенных специально под дом престарелых, в Санкт-Петербурге нет, только Senior Group – в Москве.

Л.Н.: К такому типу зданий очень много требований. Я не представляю, как можно уже существующий объект преобразовать в то, что нужно – необходима полная перестройка. Были случаи, когда к нам обращались желающие зайти на рынок, спрашивали: «Вот есть заброшенное здание, подойдет?» Мы смотрели и перечисляли, что придется переделать. И выяснялось, что проще и дешевле все снести и построить заново.

– Если все так нарядно, почему «Курортный» до сих пор в одном единственном экземпляре?

Л.К.: Хороший вопрос. Несколько лет назад мы подписали с правительством Санкт-Петербурга соглашение о строительстве еще двух пансионатов, но пока так и не приняли окончательное решение. Рынок непонятный: правила все время меняются, из-за этого ты всегда находишься в каком-то подвешенном состоянии. Слишком неопределенное будущее. Я лично уверен, что надо строить еще, так как потребность есть. Думаю, решимся, когда будут прописаны нормальные правила, которые перестанут менять со скоростью света. Но у нас не может быть много филиалов, мы точно не станем федеральной сетью, потому что вкладываем много усилий в работу нашего пока единственного центра.

Л.Н.: Планы по развитию, безусловно, есть. Насчет других регионов не зарекаемся – там зачастую 442-ФЗ не работает. А в Питере хотим еще один-два пансионата открыть, но для строительства нам нужна льготная земля. Не на свободном рынке купленная за сумасшедшие деньги, а выделенная городом. Мы так строили «Курортный» – социальный блок города во главе с Валентиной Матвиенко выделил нам землю на краю города на весьма льготных условиях. Это не совсем бесплатная земля – мы платили арендные платежи во время проектирования и строительства. А как построили то, что обещали, земля перешла к нам в аренду на 49 лет. Сегодня по той же схеме построить филиал не получится, но мы не теряем надежду, что такая возможность появится.

– Каких именно перемен вы ждете? Какие тенденции на рынке услуг долговременного ухода вы обнаруживаете уже сегодня?

Л.К.: Россия в последнее время заметно гуманизируется. Кардинально изменилось отношение общества к немощным, больным, беспомощным. Я еще помню времена, когда общество отторгало инвалидов на улице. Бытовало мнение – раз ты инвалид, так сиди дома, никакой тебе коляски, никаких тебе прогулок. Мол, скажи спасибо, что живой и пенсию получаешь. Такие настроения – наследие Советского Союза. Идеология была такая – все мы винтики огромной машины, которая строит коммунизм, детали. А кому нужна сломанная или нерабочая деталь?

Сейчас все иначе. Те вещи, о которых ранее невозможно было говорить, сейчас в повестке. Посмотрите хотя бы на популярную сейчас тему вывода молодых людей из ПНИ. Лет пять назад никто и слушать бы не захотел: «Какие еще люди из ПНИ? Психи, что ли? Да пусть там и сидят, что им делать среди нас!» В этих ПНИ, кстати, больше половины постояльцев – старики с деменцией. Вот они, скорее всего, и станут основным контингентом домов престарелых в будущем. И это правильно: во-первых, им не место в психбольнице, во-вторых, находясь там, они занимают место тех людей, которым действительно нужно хотя бы временно там находиться. Я нередко слышу, что из психиатрических больниц уходят врачи, потому что вместо их профильных пациентов там – старики с деменцией. Они объясняют: «Я не это собирался лечить».

Л.Н.: Я вижу успешное будущее рынка домов престарелых только в том случае, если будет введено лицензирование. Есть огромная непокрытая потребность, а спрос, как известно, рождает предложение. Если нынешние игроки «серого» и «черного» секторов под давлением государства начнут «обеляться» и станут предлагать хотя бы базовый набор необходимых услуг на приемлемом уровне, это позитивно повлияет на общую обстановку. Иначе проблема деменции разрастется до катастрофического масштаба.