Боб Лангер – один из самых знаменитых в мире биотехнологов – человек странной судьбы. Он неважно учился в колледже, начал карьеру с череды неудач, а через два десятилетия был среди главных мировых светил сразу в нескольких передовых направлениях медицины. Он занимается технологиями выращивания органов, адресной доставкой лекарств внутри организма, изобретает хитрые таблетки, которые высвобождают действующее вещество только в нужный момент и в нужном количестве. Лаборатория Лангера в Массачусетском технологическом институте (MIT) – крупнейшая в сфере биоинженерии, в ней работает сотня человек. Боб Лангер – еще и серийный предприниматель не хуже Ричарда Брэнсона. Это если судить по числу компаний – их у Лангера не меньше двух дюжин. И хотя трудится он почти круглые сутки, а несколько его венчуров приобрела Big Pharma, в списки миллиардеров Лангер не попал и едва ли попадет. Зато – и это еще один необычный поворот в судьбе биотехнологической звезды – три года назад портфельным инвестором двух его компаний стала гигантская и совершенно непонятная американцам корпорация «Роснано». Лангер рассказал VADEMECUM о своих правилах жизни и работы.
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ ПРОФЕССОР
Коллеги Лангера говорят: ≪Если Боб не ответит на ваш мейл или СМС в течение 10 минут, значит, с ним что-то не в порядке≫. 66-летний Лангер не расстается с айфоном (раньше это был BlackВerry) и может одновременно вести научный спор, писать в телефоне и одним глазом посматривать в компьютер – за что и получил прозвище ≪параллельный профессор≫. На письмо VADEMECUM Боб ответил ровно через пять минут, поставив в копию своего помощника по имени Тули и приписав без намека на знаки препинания: ≪Tuli can you help≫ (≪Тули, поможешь?≫). Дело было в четверг, а 15-минутный телефонный разговор Тули назначил на следующее утро: ≪Боб сам вам позвонит в 7.15≫. Так и произошло. Но все 15 минут рядом с ≪параллельным профессором≫ был секретарь, решавший с ним какие-то свои вопросы.
Не исключено также, что в этот момент Лангер, который с 28 лет не ест мяса и почти всю жизнь немало времени тратит на спорт, бежал. В прямом смысле слова – на тренажере. Говорят, этот человек ≪никогда не останавливается≫, ухитряется читать на своем домашнем тренажере и иногда, также на бегу, стремительно записывает какие-то свои идеи.
– В статье 10-летней давности я читал, что вы каждый день по два часа бегаете и занимаетесь на тренажере. А как сейчас?
– Я очень активно занимаюсь спортом.
– Не сократили время тренировок?
– Ни в коем случае! Очень много тренируюсь.
– У вас сейчас остается время для собственной научной работы? На сайте Langer Lab есть фото ежегодного выезда лаборатории на побережье, там человек 200, не меньше. Со всеми надо поговорить, дать какие-то распоряжения…
– Нет, в лаборатории человек 100. Просто каждый кого-то с собой привел. А насчет того, можно ли все успеть – вы знаете, я работаю всегда. Не очень представляю, как это еще объяснить, но я никогда не останавливаюсь.
– В статье о вас на сайте Корнелльского университета я видел страшную цифру – 70 рабочих часов в неделю.
– Скорее всего, между 70 и 100 часами.
Последние 30 лет у Лангера нет проблем с востребованностью и поиском места в жизни, а награды и почетные звания сыплются на него в гиннессовских количествах, их больше двух сотен. Начало карьеры ничего такого не сулило. В колледже Боб, сын торговца спиртным, не демонстрировал больших успехов, а в Корнелльском университете поначалу показывал успеваемость B- (что-то среднее между тройкой и четверкой с минусом по пятибалльной шкале). Впрочем, к старшим курсам выправился. Лангер занимался нефтехимией, и после Корнелла ему была прямая дорога в нефтяную отрасль. В одном из старых интервью он вспоминал встречу с представителем Exxon Mobil на последнем курсе. ≪Если мы увеличим маржу по нефти всего на 0,1%, это принесет нам миллиарды долларов! Это круто, это поразительно!≫ – завлекал выпускников представитель компании. Лангер возвращался домой и думал: ≪Нет, 0,1% – не для меня. Не хочу. Не буду≫.
Это было в начале 70-х. Проболтавшись пару месяцев чуть ли не в статусе безработного, Лангер, наконец, получил в Массачусетском технологическом институте временную ставку (так называемый postdoc – трехлетний контракт для молодых ученых, по истечении которого они обычно должны искать другое место работы). Тут он и занялся впервые вместо скучных нефтяных технологий ≪медициной будущего≫ – лекарствами в таких формах, которые обеспечивают долговременный и точно дозированный выход действующего вещества в организм и могут, например, обеспечить автономность больным диабетом.
Как помогла Лангеру химия? Он исследовал полимеры, которые могут постепенно разрушаться в организме. ≪Самодозирующиеся≫ препараты – один из вариантов применения таких полимеров. В середине 70-х несостоявшийся нефтяник выступил с докладом о проделанной работе перед группой специалистов по химии полимеров. Он две недели не расставался с диктофоном, репетируя доклад, и был, в общем, доволен результатом. До тех пор, пока не услышал мнение самих химиков. ≪Они не поверили ни единому моему слову≫, – вспоминает Лангер. Он был подавлен, но не сломлен.
Разослал во все концы Америки девять заявлений на получение грантов – и получил ровно девять отказов. Но тут судьба, наконец, ему улыбнулась: его взял к себе в лабораторию известный американский исследователь Джуда Фолкман, и все как-то сразу совпало. Фолкман изучал ангиогенез (возникновение кровеносных сосудов) в опухолях, а Лангер занимался одновременно поиском ингибитора ангиогенеза (вещества, препятствующего росту сосудов) и способа его дозированного выделения в опухоль: без притока крови клетки опухоли погибнут.
– Вы говорили в одном из интервью, что ученый, если он хочет довести до победного конца свои идеи и фантазии, должен обладать грандиозным упрямством, непоколебимой самоуверенностью и прочими не самыми лучшими качествами. Допустим, такому ≪идеальному ученому≫ пришла в голову не очень удачная идея. Ее он тоже будет методично доводить до конца?
– Ну, если я чувствую, что моя идея хороша, это уж точно не потому, что кто-то другой назвал ее хорошей. А чтобы понять, что идея – дрянь, надо просто потратить время на ее экспериментальную проверку. Если мне придет в голову, что какая-то штука может принести пользу и с точки зрения науки она, в принципе, возможна, я не буду жалеть времени на проверку своей гипотезы. И остановлюсь, не дойдя до конца, только в одном случае – если по ходу дела придумаю что-то лучше.
– А почему вы из нефтехимии перешли в фармацевтику? Успели проверить все свои идеи насчет нефти?
– Потому что медицина приносит больше пользы людям, потому что я хотел сделать что-то важное в жизни. Но кстати, я сейчас работаю не только в сфере фармацевтики. Мы кое-что делаем и в области потребительских товаров. Но медицина – наше главное занятие.
ПОЛИМЕР ДЛЯ ПОДРАЖАНИЯ
Лангер считает своим учителем Джуду Фолкмана, благодаря которому он из странноватого (в глазах общества) фантазера превратился в знаменитого профессора-новатора, которому коллеги (но пока еще не Нобелевский комитет) прочат Нобелевскую премию. Лангер проработал в лаборатории Фолкмана три года, после чего в 1977 году получил собственную. Направления работы Langer Lab разнообразны, но многие из них связаны с полимерами. Главное и самое сейчас известное – это технологии адресной доставки лекарств. Нечто вроде ракеты-носителя, которая, попав внутрь человеческого тела, доставляет действующее вещество до нужной точки и потом распадается.
Второе направление, выращивание ≪запчастей≫ для человеческого тела, на самом деле использует похожие технологии. Чтобы стволовые клетки ≪осознали≫, какой орган они должны сформировать, им нужна подсказка в виде полимерного каркаса. А после того, как все, что нужно, вырастет, каркас должен рассосаться.
Известность вне медицинских кругов выращивание органов получило в конце 90-х, когда весь мир обошло странное творение Langer Lab – человеческое ухо, выращенное на спине мыши. ≪Как реклама нашей деятельности, это было не очень, – признался Лангер в одном из интервью. – Наука, которая скрывалась за всем этим, – вот что было действительно здорово≫.
– У выращивания искусственных органов, которым вы занимаетесь, есть очевидная альтернатива – трансплантация. Эти два медицинских направления идут разными путями к одной цели. Дойдет ли дело до рыночного соперничества? Кто победит?
– Да, ваша мысль правильная. Использование искусственно выращенных органов будет все более и более распространенным. Будет все больше ситуаций, когда можно их использовать. Однако в медицине все происходит очень медленно. Я думаю, и через 10–20 лет мы все еще будем нуждаться в трансплантации.
– Каковы сегодня главные успехи такой биоинженерии? Какую часть тела вырастить уже легко, а с чем работать, на ваш взгляд, тяжелее всего?
– Кожа, выращенная на полимерном каркасе, – лучший пример успеха.
– Лекарства с доставкой в нужную точку организма – станет ли это направление преобладающим в фармацевтике? И как это скажется на лечении рака, для которого такая технология особенно важна?
– Разумеется, есть лекарства, которым попадание в строго определенную точку не требуется. Но я думаю, адресная доставка со временем станет главным направлением, лекарства должны попадать туда, куда нужно, и не попадать, куда не следует. Таким образом можно брать на прицел определенные клетки – например, те, которые вы хотите убить, что важно при лечении рака. Я думаю, рак будет побежден, но все-таки в ближайшие 20 лет этого ждать не стоит. С раком будет, как с заболеваниями сердца – это займет много времени, но, в конце концов, мы научимся лечить его так же, как мы научились лечить болезни сердца.
– И все-таки, об адресной доставке лекарств писали в учебниках по медицине еще в 80-х, почему она до сих пор находится на начальной стадии развития?
– Новые технологии в медицине никогда не развиваются очень быстро – прежде всего, из-за клинических исследований. Но мне кажется, что сейчас адресная доставка здорово прогрессирует. Уже есть целый ряд продуктов, которые широко используются, и еще немало, которые ожидают официального одобрения.
– Эти технологии уже стали отраслью большого бизнеса или пока что это скорее наука?
– Многие компании работают с этими технологиями! Kala Pharmaceuticals, T2 Biosystems, Bind Therapeutics, Selecta Biosciences.
СТАРТАПЫ НА БОБАХ
О размахе ≪большого бизнеса≫ лучше всего говорит то обстоятельство, что все названные Бобом Лангером компании им же в разные периоды жизни и созданы. T2 Biosystems, например, занимается разработкой инновационной системы анализа крови. По итогам девяти месяцев 2014 года эта компания показала убыток в $22,3 млн, а за аналогичный период 2013 года – $14,2 млн. Всего же с момента своего создания T2 потратила на исследования больше $90 млн. В августе 2014 года компания провела IPO, что позволило ей привлечь $58 млн для финансирования текущей деятельности. Кроме того, она взяла кредит на $30 млн. По оценке менеджмента T2, этих денег ей хватит на ближайшие полтора года работы. Коммерческий запуск ее продукции пока не состоялся. Акции, в течение двух недель после размещения подскочившие в цене почти вдвое, в октябре снова продавались практически по цене размещения.
Kala Pharmaceuticals, разрабатывающая для глазных лекарств ≪транспорт повышенной проходимости≫, проводящий их через слизистую оболочку, находится на еще более ранней стадии. Среди ее инвесторов – пять венчурных фондов (в частности, фонд Polaris Partners, управляющий инвестициями примерно в сотню компаний на общую сумму $3 млрд).
Bind Therapeutics и Selecta Biosciences – две компании, в которые три года назад инвестировала ≪Роснано≫ (подробнее – в материале ≪В белом венчуре из роз≫, VADEMECUM #22-23 от 28 июля 2014 года). Bind занимается ≪лекарственным транспортом≫ и получила от госкорпорации $25 млн инвестиций. Говорят, переговоры были начаты благодаря личному знакомству представителей сторон. Компания разрабатывает платформу Accurins, которую можно настраивать таким образом, чтобы она нацеливалась на те или иные группы клеток в организме. Готовой продукции у Bind нет, но среди ее партнеров – Pfizer, AstraZeneca, Roche, Merck, Amgen. Со всеми отношения строятся по похожей схеме – Bind разрабатывает свой специальный транспорт для препаратов каждого из партнеров. В обмен она получает от них средства на исследования (например, $50 млн от Pfizer) и, как правило, право на долю от будущих продаж. Selecta, вложения ≪Роснано≫ в которую тоже составили $25 млн, разрабатывает ≪прицельные≫ вакцины, но крупных партнеров пока не нашла.
Безусловным коммерческим успехом серии стартапов, созданных с участием Лангера, можно назвать три сделки по покупке его начинаний компаниями Big Pharma. Венчур Semprus Biosciences был приобретен производителем медицинского оборудования Teleflex примерно за $80 млн (часть денег заплатили сразу, часть – по результатам последующей работы компании). Shire Pharmaceuticals купила стартап Pervasis, по экспертным оценкам, за $200 млн. И наконец, Johnson&Johnson приобрела TransForm: накануне сделки сообщалось, что ее сумма составит $230 млн.
Результат: Big Pharma, которую можно назвать ≪конечным заказчиком≫ фармацевтических венчуров, потратила на компании Лангера $500 млн. Точное сравнение невозможно, но, скорее всего, венчурные инвесторы ≪вложились в Лангера≫ гораздо серьезнее – достаточно вспомнить расходы одной только T2. Можно сказать и по-другому: если бы все стартапы, затеянные Лангером за последние лет 20, финансировал всего один венчурный капиталист, его вложения были бы сейчас как никогда далеки от окупаемости. Но в сферу озабоченностей Боба Лангера эта проблема не входит.
– Как сейчас дела у Bind?
– О, у Bind все отлично: компания ведет клинические исследования, работает со многими фармацевтическими партнерами. Я считаю, Bind – это звезда. Но и у Selecta тоже будут со временем хорошие партнеры.
– Вы основали, если верить ≪Википедии≫, ровно две дюжины компаний. Правильно?
– Да, точно.
– Вы сейчас владеете акциями этих компаний?
– Да.
– Вообще вы, с точки зрения источника доходов, скорее ученый или больше предприниматель?
– Я ученый, но при этом я немного помогаю людям с бизнесом. Я делаю все, что могу, чтобы довести наши исследования до той точки, когда помочь в создании продукта уже могут люди из бизнеса. Я неплохо умею изобретать, открывать разные штуки. Но когда ты основываешь компанию, нужно другое. Необходимы специальные усилия для создания команды.
– Насколько существенно ваше участие в дальнейшей жизни этих стартапов?
– Обычно в этот процесс вовлечены мои студенты. Для меня один из главных мотивов создания венчурной компании – сделать так, чтобы мои выпускники, у которых есть интересные изобретения, могли бы их реализовать, распространить по всему миру и помочь людям. Пожалуй, да, потому я этим и занимаюсь.
