Полноценный рынок госзакупок в России до сих пор не состоялся. Вывод этот сформулирован аналитиками как раз тогда, когда практики здравоохранения на местах, кажется, смирились с предложенными обстоятельствами и приняли спущенные сверху правила игры. Возможно, потому, что сами эти правила переменчивы, их создатели «колеблются вместе с генеральной линией», а значит, никакие пути развития нельзя считать закрытыми окончательно. Руководитель программы профессиональной переподготовки «Менеджмент в здравоохранении» Высшей школы менеджмента СПбГУ Андрей Иванов в беседе с корреспондентом VM попытался обозначить вероятные перспективы изменений в системе госзакупок.
– Вы специализируетесь на проблемах эффективности и коррупционности госзакупок. В какой мере эти проблемы касаются сферы здравоохранения?
– Существуют системные проблемы, связанные с той формой организации госзакупок, которая реализована в Российской Федерации, в частности, с доминированием аукционов, низким качеством подзаконных актов, регламентирующих проведение конкурсов, масштабами недобросовестного поведения и заказчиков, и поставщиков.
Качественные сдвиги в этой сфере возможны. Например, мне кажется, что внедрение форм ГЧП может как минимум смягчить проблему. Прежде всего, речь идет о привлечении частных компаний к управлению медицинскими учреждениями. Компания сама осуществляет закупки, исходя из возможности компенсировать свои затраты за счет существующих тарифов. Вокруг этого положения сейчас ломаются копья, потому что необходимо прописать механизмы, которые гарантируют определенную прибыльность таким организациям.
– Вы говорите о варианте концессии?
– Да, такой проект второй год реализуется в Казани клиникой ≪Ава-Петер≫, в Петербурге готовится проект, связанный с роддомом №17, который будет передан в управление этой же компании.
Одной из альтернатив госзакупкам может стать идея ваучеров, очень интересная. Она реализована в ряде зарубежных стран, в частности, в некоторых муниципалитетах Финляндии: люди, как правило пожилые, получают ваучер и идут туда, где их обслуживают более эффективно. Соответственно, муниципальныевласти имеют выбор: закупить необходимые услуги или прибегнуть к системе ваучеров.
На нашей программе в рамках этого направления в 2011–2012 учебном году был защищен проект ≪Социальный ваучер≫.
– Почему же альтернативные госзакупкам инструменты так медленно осваиваются? Коррупционная инерция?
– Вообще-то 94-й закон появился именно как ответ на размах коррупции, которая была характерна для рынка госзакупок 10 лет назад. Он пытался системно ударить по всем условиям ее возникновения. Но метод, который был использован, оказался слишком жестким и экономически неэффективным. Результатом стало то, что в 2011 году уровень конкуренции на электронных аукционах составил в среднем 1,3 заявки на процедуру. 94-й закон на наших глазах создал новый оксюморон – ≪аукцион с одним участником≫.
По данным панельного исследования коррупции за 2005–2009 годы, перелома не произошло. Доля компаний, которые никогда не сталкивались с коррупцией, даже сократилась. Данные последнего анализа бизнес-среды на рынке России, который проводит Всемирный банк, показывают за период с 2008-го по 2011 год увеличение размера откатов примерно в полтора раза (с 10 до 15% от стоимости заказа). Только на 30% электронных аукционов была конкуренция, и они состоялись. Это значит, что в 70% случаев контракт был заключен по начальной цене. В данных по ЕС – совсем другие цифры: мы всюду явно видим показатель конкурентности процедуры выше четырех. Это реальная конкуренция. Там существенно большее разнообразие форм размещения заказа: и конкурентный диалог, и электронные аукционы, и наиболее экономически выгодное предложение и т. д.
В ЕС обсуждают, проводить открытую процедуру с приглашением всех желающих или закрытую. А у нас дискуссия часто проходит не в области эффективности, но в идеологической сфере. Творцы 94-го закона выдают аукцион за универсальное средство борьбы с коррупцией. Аукционы показали свою несостоятельность – никакой конкуренции. Более того, закон заставляет добросовестных государственных заказчиков сознательно ограничивать конкуренцию, чтобы избежать атрибутивных рисков аукциона.
На аукционе заказчик всегда получает худшее из предложений, худшее, из тех, что ему доступны. Говорят, что достаточно прописать качественные характеристики. Но заказчики часто сталкиваются с претензиями в ограничении конкуренции. В этом году многиеруководители медицинских организаций говорили о том, что проще провести аукцион, потому что меньше рекламаций, не так много нужно прилагать усилий. Не обязательно ты получишь заказанное в приличном качестве и удовлетворяющее твоим потребностям, зато не будешь объясняться в ФАС, переигрывать процедуры и т.п. В ЕС аукцион применяется намного реже и крайне осторожно.
– Что говорят о ситуации главврачи, обучающиеся по программе «Менеджмент в здравоохранении», которой вы руководите?
– Они говорят об административном давлении сверху, когда навязываются поставщики, а с другой стороны – о демпинге, который порождается нашей системой госзакупок. Это касается закупок препаратов, техники, ремонтных работ.
Удивительные вещи сообщают представители частных клиник: на выставках медицинской техники первоначально анонсируется цена, существенно превышающая реальную, а затем для частных клиник, например, она снижается едва ли не в два раза.
– Чем бы вы объяснили большую разницу в подходах к госзакупкам лекарств и медтехники со стороны руководителей ФАС в Москве и регионах – и даже УФАС разных регионов?
– ФАС до недавнего времени была сильно политизирована, думаю, это и сейчас так; этот орган в значительной степени – автор реформы, то есть 94-го закона, и инициатор лишения заказчика распорядительных полномочий. Региональные органы ближе к реальным закупкам, их позиция более обдумана. Территориальные управления, которые склонны к лояльности в отношении центральных структур, отличаются позицией, более оторванной от действительности. Два года назад я присутствовал на встрече с работавшим тогда [до февраля 2012 года. – VM] руководителем петербургского управления ФАС Олегом Коломийченко, тогда он сказал: ≪Я мечтаю проснуться и узнать, что 94-го закона больше нет≫, в то время как его московские руководители настаивали на аукционах. Различия же в позициях УФАС разных регионов могут объясняться и разной степенью коррупции в этих регионах.
– Считаете ли вы актуальной проблему массовой некомпетентности главврачей в экономических вопросах и организации аукционов?
– Пытаемся учить. Как правило, поступающие на нашу программу руководители учреждений здравоохранения нуждаются, прежде всего, в знаниях в области стратегического менеджмента. Они не понимают, что сначала необходимы стратегия, определение целевых групп, анализ конкуренции. А в последние годы принят ряд новаторских документов, которые вводят конкуренцию и на рынок здравоохранения, а также между государственными и частными учреждениями. Это еще квазиконкуренция, но она уже есть. Многие главврачи, их заместители это понимают.
Через несколько часов у меня очередные вступительные экзамены: участники присылают наметки своих проектов. Они должны набрать персонал, сделать прейскуранты и т. д. (речь идет о платных услугах в государственных организациях здравоохранения). Но прейскурант для кого? Как будет организована эта работа? Зачастую выступает высокопоставленный руководитель и сообщает о предстоящем открытии лаборатории, для которой уже закуплено оборудование. Его спрашивают о том, кто в нее придет, но ответа не получают. Это общая проблема. Я присутствовал на встрече по проекту ОЭЗ ≪Новоорловская≫, где появятся новые фармацевтические предприятия: там еще не знают многих будущих резидентов, но уже строят здание. А надо же знать, к примеру, где и какие розетки установить.
– Какие модели госзакупок и частно-государственного партнерства, на ваш взгляд, наиболее перспективны для российского здравоохранения?
– Рамочное соглашение, оно хорошо себя показало в практике стран ЕС. Лечебное учреждение объявляет конкурс на заключение рамочного соглашения и сообщает, что ему в течение такого-то срока понадобится определенный перечень препаратов. Компании подают заявки. Эти заявки рассматриваются – без цены. Критериями могут быть и опыт реализации, и наличие завершенных контрактов. Действует ограничение на количество участников: не меньше определенного числа компаний. И заключается рамочное соглашение. В течение срока действия соглашения не надо тратить время на анализ того, кто тебе подает заявку, – обсуждаются только объемы и цены. С моей точки зрения, это очень хорошая вещь. Естественно, есть коррупционные риски, поэтому нужно, чтобы участники не были аффилированы. Нам нужно стремиться к форме конкурентного диалога, потому что здесь вероятность коррупции велика, и отследить это трудно.
Прорывы в развитии ГЧП уже есть в Москве и Петербурге. Мне показался очень интересным эксперимент по офисам семейных врачей компании ≪Евромед≫. Отзывы пациентов, по моим данным, хорошие. И все это явно будет достаточно эффективным. Безусловно, у частной компании есть свои интересы. Работая в этих офисах по полисам ОМС, они, конечно, будут подразумевать дальнейшее привлечение пациентов к структурам ≪Евромед≫. Но у пациентов всегда есть выбор и право принимать решение. Важно избежать заведомо недобросовестного поведения, которое ограничит выбор пациентов.
В марте я был на семинаре в Хельсинки, где отчитывалась частная компания, которая получила в Тампере две поликлиники в отсталых районах города. Часто говорят, что частная медицина – это стоматология, косметология и кое-что еще. Нет, они получили обычные поликлиники и добились за короткое время 15% эффективности, по сравнению с такими же муниципальными организациями.
Несмотря на скандалы, которые нас неизбежно ждут, это магистральное направление. Система госзакупок у нас складывается. Контрольные функции уже более или менее отлажены, есть неплохая информационная подсистема в плане прозрачности процедуры (хотя бы внешне тут не подкопаешься, у нас не хуже, чем на Западе). Думаю, что и системные изменения, происходящие в здравоохранении, также будут играть самую важную роль.
