Стратегические документы, посвященные сияющим перспективам российской ядерной медицины, изготавливаются и представляются индустрии регулярно – примерно раз в пять лет. Вот и в нынешнем году Минздрав обещает издать очередной меморандум – Концепцию развития ядерной медицины до 2020 года. Особых надежд на это издание операторы рынка не возлагают – предыдущие попытки разработать хоть сколько-нибудь внятную государственную программу по использованию возможностей мирного атома в здравоохранении по большому счету провалились. Vademecum попытался разобраться, почему ведущая мировая ядерная держава прежние компетенции в ядерной медицине растеряла, а новых накопить не смогла.
«В России ядерная медицина развивается в оригинальном и отличающемся от мировых трендов направлении. У нас случилось смещение в терминологии: к ядерной медицине, например, относят дистанционную лучевую терапию, и от этого обе сферы проигрывают. Если вы назовете кулер кофеваркой, он же не начнет варить кофе, верно?» – иронизирует заведующий отделом радионуклидной диагностики и терапии НМИЦ эндокринологии Минздрава Павел Румянцев. Избыточной и сугубо профессиональной такую терминологическую дотошность не назовешь. Ядерная медицина использует в диагностике и лечении различных заболеваний радионуклиды – открытые источники излучения, и пациент, принимающий радиофармпрепарат (РФП), «просвечивается» изнутри, то есть самостоятельно, тогда как при лучевой терапии радиационное воздействие оказывается извне – от линейных ускорителей электронов, протонов и других частиц. Различия не только технологические – радионуклидные методы работают в обособленном пространстве, не дублируя иные способы воздействия и фактически не пересекаясь с ними.
Впрочем, для государственного программирования технологические и методологические детали, похоже, не особо важны. Осенью 2017 года министру здравоохранения РФ Веронике Скворцовой довелось выступать перед подготовленной публикой Научного форума по ядерной медицине в штаб-квартире Международного агентства по атомной энергетике (МАГАТЭ) в Вене. В своем докладе министр заверила, что к ядерной медицине в России относятся крайне серьезно – разработали тематическую концепцию, включили ее в госпрограммы и так далее, – а в ряду реализованных проектов назвала готовящийся к открытию протонный центр в Димитровграде. Неудачный пример попал в доклад по недосмотру, говорит источник Vademecum знакомый с деталями подготовки выступления министра: «Это был большой конфуз. После форума у нас вроде бы перестали называть ядерной медициной все подряд – лучевую, протонную терапию, гамма-ножи».
Правда, к жесткому понятийному разграничению привыкли пока не все: 1 февраля в Обнинске проходило торжественное открытие Gamma Clinic, имеющей в своем арсенале установку «гамма-нож». К мероприятию присоединился замминистра промышленности и торговли Сергей Цыб. Он похвалил инвестора проекта Виктора Харитонина и всех его соратников, попутно выразив надежду, что Gamma Clinic «внесет вклад в развитие ядерной медицины». Сотрудники Медицинского радиологического научного центра им. А.Ф. Цыба (МРНЦ), присутствовавшие на церемонии, признались корреспонденту Vademecum, что уже свыклись с путаницей: «Ядерная медицина сегодня у всех на слуху, так что, заручившись этим термином, можно выбить средства даже на то, что ядерной медициной не является. Что ж, парк оборудования для лучевой терапии обновлять тоже нужно».
Глава Общества ядерной медицины академик Андрей Важенин, напротив, не согласен с западной трактовкой понятия «ядерная медицина», которой, по его словам, придерживаются представители «старой школы» специалистов радиоизотопных технологий. «Поскольку развитие ядерной медицины включает в себя аспекты не только клинические, но и организационные и юридические, вопросы безопасности, сертификацию, на наш взгляд, все, что связано с ионизирующим излучением, следует понимать как ядерную медицину и развивать одновременно. Таким образом, к этой группе, помимо собственно радионуклидных методов, относятся и лучевая, и протонная, и нейтронная терапия», – убежден академик.
РАДИО СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Ядерная медицина, зародившаяся в СССР в 60–70-е годы, справедливо называлась передовым краем советского здравоохранения. До 90-х годов, по данным ФМБА, в стране работали 650 лабораторий радионуклидной диагностики, проводившие более 1 млн исследований в год, и 20 отделений радионуклидной терапии общей мощностью 2 тысячи коек.
Хватало и собственных радиофармпрепаратов. Единственным слабым звеном отрасли оставался аппаратный парк – гамма-камеры и ОФЭКТ, по сведениям журнала «Атомный эксперт», выпускали лишь два предприятия. Не говоря уже о ПЭТ-сканерах, которые до сих пор у нас в стране не производятся.
После развала Советского Союза отрасль захирела, на поддержание ее мощностей и развитие не хватало денег. Усугубило ситуацию ужесточение нормативного регулирования – после аварии на Чернобыльской АЭС, случившейся в 1986 году, значительно ужесточились требования к радиационной безопасности. «В 60-е годы мы стояли у истоков ядерной медицины и лучевой терапии, но за последние десятилетия стремительно утратили позиции. Аппаратуру и оборудование закупаем за рубежом, рынок радиофармацевтики тоже иностранный, кадров не хватает. Образовался разрыв между высоким уровнем атомной науки в стране и чрезвычайно низким уровнем применения ядерной медицины. Главные причины – межведомственная разобщенность, отсутствие координатора с властными полномочиями. В решении вопроса участвуют несколько ведомств – Минздравсоцразвития, «Росатом», Минобрнауки, Минпромторговли», – сетовал директор НИЦ «Курчатовский институт» Михаил Ковальчук в интервью «Известиям» в декабре 2008 года.
В реанимации ядерной медицины в первую очередь были заинтересованы сохранившие и приумножившие свои прикладные компетенции профильные структуры. Активизировался «Росатом», управляющий атомными реакторами, производителями радиоизотопов (АО «В/О «Изотоп») и оборудования (НИИ электрофизической аппаратуры им. Д.В. Ефремова, НИИ технической физики и автоматизации). Госкорпорация, по словам опрошенных Vademecum участников рынка, намеревалась расширить функционал подведомственных предприятий и рынок сбыта сырья для производства радиофармпрепаратов. По той же причине не мог остаться в стороне Курчатовский институт, рассчитывавший не только продвигать свои разработки в сегменте РФП, но и строить центры ядерной медицины.
Тем же путем пошли в ФМБА: директор принадлежащего агентству завода «Медрадиопрепарат» Дмитрий Мацука прекрасно понимал, что для активизации производства РФП нужно расширять их потребление, и потому инициировал создание в структуре ФМБА Федерального центра по проектированию и строительству центров ядерной медицины.
В Санкт-Петербурге и Ленобласти в 2010 году попытались создать специализированные кластеры. В эту затею были вовлечены мощные научно-производственные силы – Радиевый институт им. В.Г. Хлопина, НИИЭФА им. Д.В. Ефремова, Российский научный центр радиологии и хирургических технологий, Санкт-Петербургский государственный технологический институт, НИИ ядерной физики СПбГУ, Петербургский институт ядерной физики (ПИЯФ) и другие. Все они рассчитывали на государственную поддержку собственных и коллегиальных усилий, но так ее и не дождались. Кластерная задумка провалилась.
Государство, похоже, искренне не понимало, с чего начать обустройство передового края индустрии здравоохранения. Первый драфт ФЦП «Ядерная медицина» был исполнен в 2008 году, но обнаружить документальные следы этой разработки Vademecum не удалось. В открытом доступе сохранилась лишь версия программы от 2010 года, представленная на одном из межведомственных заседаний главой Минздравсоцразвития РФ Татьяной Голиковой. В презентации ФЦП-2010 отмечалось: в России проводится семь радионуклидных исследований на тысячу населения, тогда как в США и Японии этот показатель достигает 40 и 25 соответственно. С радионуклидной терапией дела обстояли еще хуже – в стране действовало единственное профильное отделение в Обнинске на 55 коек, что, по оценкам Минздравсоцразвития, было в 15 раз ниже потребности.
Авторы ФПЦ предлагали срочно начать внедрение радионуклидных методов в арсенал онкологической службы – создавать специальные центры и отделения, готовить кадры, строить и модернизировать действующие предприятия по производству РФП, регистрировать новые препараты, производить собственные гамма-камеры, ПЭТ, циклотроны, а заодно установки «гамма-нож», оборудование для протонной терапии и ускорители. «Наша цель – создание в России полноценного кластера ядерной медицины. Правительство ставит перед нами задачу производить не менее 50% медицинского оборудования на территории РФ. Это потребует от нас гибкого подхода к сотрудничеству с мировыми лидерами в этой области», – говорил в сентябре 2011 года глава «Росатома» Сергей Кириенко.
Тогда же Президент РФ Дмитрий Медведев объявил, что «дорожная карта» по обустройству в стране сети объектов ядерной медицины уже почти готова: «Сегодня нужно решить, из каких источников и когда пойдет его финансирование, и определиться с масштабами реализации этого проекта». Но, судя по всему, на изыскании источников и определении масштабов ФЦП вновь забуксовала.
Ядерная медицина еще несколько раз мельком упоминалась в госпрограмме «Развитие здравоохранения». Наконец, в 2015 году Правительство РФ вернулось к теме, утвердив первую в новой истории отрасли «дорожную карту» развития. Выполнить этот все еще весьма приблизительный план собирались к началу 2017 года, затем дедлайн был перенесен еще на год. Член Комиссии по ядерной медицине при Минздраве академик Андрей Важенин в беседе c Vademecum посетовал, что тематические совещания в ведомстве не проводились уже около полутора лет, а никаких новых документов на согласование отраслевое сообщество не получало: «К сожалению, эта тема многим видится только в пределах Садового кольца. Принятая в 2015 году «дорожная карта» – рамочный документ, который не смог бы решить накопившийся комплекс проблем».
По словам советника директора Федерального центра по проектированию и развитию объектов ядерной медицины ФМБА Дмитрия Дубинкина, важнейшим пунктом «дорожной карты» значилось принятие Концепции развития ядерной медицины до 2020 года, следом должна была появиться обновленная ФЦП. С версткой концепции Минздрав уже опоздал более чем на год – сдать ее планировалось в середине 2016-го, о разработке документа Вероника Скворцова публично объявила в сентябре 2017-го на том самом венском форуме МАГАТЭ. По словам источника Vademecum в Минздраве, концепция по-прежнему не принята. На запрос о статусе документа в ведомстве ответить не смогли. Зато в Правительстве РФ уточнили, что концепция сейчас «прорабатывается» на межведомственном уровне.
«Ответственных за реализацию «дорожной карты» – целый список, а результатов как не было, так и нет. Я нигде не видел отчетов и не слышал, чтобы обсуждались какие-то итоги или достижения, – говорит завотделением ядерной медицины московской ГКБ №1 им. Н.И. Пирогова Анатолий Каралкин. – Да и достоверной статистики, которая позволит понять потребность в оборудовании, препаратах и услугах, сегодня нет».
ЯДЕРНЫЙ РЕДАКТОР
Инертность государства вынудила операторов неформатируемой отрасли действовать самостоятельно. Но не без надежды на бюджетную поддержку. Некоторые производители медоборудования и РФП попытались вписаться в программу «Фарма-2020». НИИЭФА, например, смог получить средства на переоборудование производства, позволяющее выпускать до 20 гамма-томографов в год. «Мы предполагали, что появится программа, которая поможет определить, на какое количество заказов рассчитывать. А в итоге остались у разбитого корыта», – признается заместитель директора НИИЭФА им. Д.В. Ефремова Юрий Гавриш.
Последние несколько лет институт занимался созданием протонного циклотрона для ПИЯФ, а сейчас вместе с «Росатомом» работает над проектом организации Центра ядерной медицины в Таиланде. Все вроде неплохо получается, вот только с гамма-томографами не повезло: по словам Гавриша, из-за кризиса стоимость импортных комплектующих значительно выросла, поэтому теперь один аппарат производства НИИЭФА будет стоить порядка $500 тысяч, тогда как рыночная цена зарубежных аналогов – $350–450 тысяч.
Прорывов в сфере РФП тоже незаметно. Всего в программе «Фарма-2020» упоминалось не менее 15 новых препаратов, но на рынок, как установил Vademecum, ни один из них пока не попал. Обустройство медицинской инфраструктуры отрасли, можно сказать, толком и не начиналось. Как свидетельствует Дмитрий Дубинкин, средства на закупку нескольких ПЭТ-сканеров и другого оборудования для госучреждений поступали только по нацпроекту «Здоровье» и программе модернизации здравоохранения.
К слову, тогда же, в конце «нулевых», ФМБА получило транш на строительство в Димитровграде Федерального центра медицинской радиологии, который уже несколько лет никак не введут в эксплуатацию. В конце 2017 года дедлайн снова перенесли – на вторую половину 2018-го. Еще два федеральных центра ядерной медицины существуют в виде проектов.
Несколько успешнее обстоят дела в сегменте радионуклидной диагностики, развивающемся за счет активности локальных операторов. Открылся ПЭТ-центр в Челябинске, затем появилось диагностическое отделение в Архангельске, позже в Красноярске и ряде других регионах.
Модный тренд поддержали частные инвесторы. Свой ПЭТ-центр в 2011 году появился у компании МИБС Аркадия Столпнера в Санкт-Петербурге. Заинтересовавшийся радионуклидной тематикой Анатолий Чубайс предложил тогда Столпнеру вместе с «Роснано» взяться за громадный проект – строительство 100 ПЭТ-центров за несколько лет. «В тот момент мы понимали, что не накопили еще достаточных компетенций для столь быстрого развития и готовы были построить только пять – семь центров за предложенное время, – вспоминает основатель МИБС. – Кроме того, сама система еще не была готова. Врачи не понимали смысла диагностики, не направляли пациентов. Требовалась огромная просветительская работа внутри онкологического сообщества. Маршрутизация лишь в последние годы стала налаживаться, и только сейчас потихонечку рынок начинает приобретать какие-то очертания».
На призыв Чубайса откликнулись другие предприниматели – Сергей Кадыров, Вячеслав Цымбал и Алексей Царьков. Они совместно с «Роснано» организовали ООО «ПЭТ-Технолоджи», которому, впрочем, почти как предсказывал Столпнер, удалось построить десять ПЭТ-центров. Еще два аналогичных проекта «ПЭТ-Технолоджи» реализовала в формате государственно-частного партнерства с Московской областью. В 2016 году, по данным СПАРК-Интерфакс, выручка «ПЭТ-Технолоджи» составила 683,4 млн рублей, а чистый убыток – 134,8 млн рублей. Подобный финансовый результат вряд ли стал для инициаторов проекта откровением: о том, что тарифы ОМС на ПЭТ-диагностику не предполагают прибыли и сводить баланс придется за счет коммерческих услуг, в свое время Vademecum рассказывал Андрей Путилов, инвестиционный директор «Роснано». Сейчас, как уверяют в «ПЭТ-Технолоджи», 90% исследований оплачиваются системой ОМС.
А что же «Росатом», которому по праву имени и логике вещей полагалось бы стать идеологом, столпом и лидером отечественной ядерной медицины? Увы. Единственный, созданный усилиями госкорпорации ПЭТ-центр в Снежинске Челябинской области после долгой пробуксовки запустился в мае 2017 года. Еще один замысел, закрепленный в 2015 году меморандумом о сотрудничестве между «Росатомом» и администрацией Приморского края, реализовать пока не получилось – как уточнил источник Vademecum, участвовавший в подготовке проекта, мощность ПЭТ-центра на острове Русском оказалась не по силам бюджету краевого ТФОМС.
В сентябре 2017 года сторонам пришлось, пересмотрев параметры проекта, подписывать новый протокол намерений. В этот раз центр ядерной медицины на острове Русском решено организовать в формате концессии: предприятие, имеющее собственный циклотрон, должно будет проводить 6 тысяч исследований ПЭТ/КТ, 6 тысяч ОФЭКТ-исследований и пролечивать 300 пациентов с использованием радионуклидной терапии. На создание центра планируется направить 1,5 млрд рублей, а на эксплуатацию – тратить около 310 млн рублей в год. При этом расчетный базовый объем выручки оператора – структуры «Росатома» ООО «АтомМедТехнолоджи-Дальний» – оценивается в 284,4 млн рублей, то есть агент госкорпорации готов работать «в минус». Прочие анонсы «Росатома», например, строительство центра ядерной медицины в Крыму, совместный ядерный проект с «Медси», организация аналогичных центров в Северо-Кавказском кластере и Удмуртии, пока ничем не завершились. В «Росатоме» рассказать Vademecum о причинах промедления и актуальном статусе этих договоренностей не смогли.
В ГК «Медси», к слову, идею использования мирного атома не похоронили, а лишь скорректировали замысел. Теперь речь идет о создании подразделения с радионуклидной терапией, собственным линейным ускорителем и другими технологиями лечения онкозаболеваний. На реализацию проекта, как стало известно в декабре 2017 года, «Медси» нужно 800 млн рублей, которые группа планирует найти у сторонних инвесторов.
ТОМНЫЕ РЕСУРСЫ
Неспособность государства поддержать разобщенных и не всегда состоятельных энтузиастов ядерной медицины привела к ожидаемым результатам – совокупные операционные показатели отрасли недотягивают даже до целевых ориентиров Минздрава, который, как известно, не склонен к самобичеванию.
Например, в 2016 году по программе «Развитие здравоохранения» в стране планировалось провести 316,5 тысячи радионуклидных исследований, но удалось выполнить лишь 266,9 тысячи. Пролечить собирались 64 тысячи пациентов, а получилось вдвое меньше – 27,7 тысячи. При этом к 2020 году эти индикаторы, по планам ведомства, должны дойти до отметок в 320,5 тысячи исследований и 68 тысяч случаев лечения соответственно.
Аппаратные мощности отрасли тоже никак не дотягивают до минимальных расчетных значений. Например, потребность в ОФЭКТ оценивается в 300 единиц, тогда как в медучреждениях, по данным Росстата, действует всего 178 аппаратов. На 1 млн населения, по нормативам ВОЗ, должен приходиться один ПЭТ, то есть 140 аппаратов на страну. Однако в 2016 году в России работали лишь 25 ПЭТ-установок. По подсчетам Vademecum, таких аппаратов больше – под 40, что тоже далеко от расчетной потребности.
В Минздраве, судя по всему, надеются на сторонних инвесторов. «В целом предстоит большая работа. Поскольку технология не из дешевых, то, естественно, во всех странах мира строится ядерная медицина по принципу государственно-частного партнерства. Последние годы свидетельствуют о том, что и в России формируется сеть, скажем, ПЭТ-центров, которые строят либо государственные корпорации, либо частные структуры», – не преминула отметить Вероника Скворцова на пресс-конференции по итогам прошлогоднего форума в МАГАТЭ.
Интерес инвесторов к теме, действительно, не угас. Аркадий Столпнер намерен создать сеть из 12 ПЭТ-центров, вложив в этот проект не менее 5 млрд рублей. Сейчас, по его словам, продолжается строительство центра в Новосибирске, Томске, Барнауле и Кемерово, есть планы на другие регионы.
До конца 2018 года «ПЭТ-Технолоджи» собирается инвестировать в новые объекты ядерной медицины порядка 1 млрд рублей. Этому, видимо, поспособствует основной владелец «Фармстандарта» Виктор Харитонин, который в последний год увлекся развитием медицинских проектов в онкологии и, в частности, по словам близкого к «ПЭТ-Технолоджи» собеседника Vademecum, помогал компании в реализации ГЧП-проектов в Подмосковье. В первых числах февраля 2018 года ФАС России разрешила структуре Харитонина ООО «МедИнвестГрупп» (МИГ) приобрести 100% ООО «Д-Мед», которое владеет контрольным пакетом в 50,01% долей «ПЭТ-Технолоджи». А уже 9 февраля Виктор Харитонин встретился с главой Чечни Рамзаном Кадыровым для обсуждения перспектив строительства центра ядерной медицины в Грозном.
Тарифная щедрость МГФОМС – 58,7 тысячи рублей за исследование – спровоцировала ажиотаж среди операторов ПЭТ-услуг в столице. В 2016 году получить солидный госзаказ по ПЭТ-диагностике удалось ЕMC – центр провел не менее 8 тысяч сеансов, то есть более 90% от общего объема такой медпомощи в Москве. Ради исполнения этого подряда ЕМС установил у себя не только томограф, но и собственный циклотрон. В 2017-м доступ к бюджету МГФОМС получили и другие московские операторы, например, ОАО «Медицина», ранее работавшее только в Подмосковье, а также федеральные медцентры – Бакулевский, НМИЦ онкологии им. Блохина, ЦКБ им. Семашко и другие.
Московские расценки, действительно, заметно отличаются от тарификации ПЭТ-диагностики во всех других регионах. В Санкт-Петербурге, например, стоимость ПЭТ-сканирования лишь в 2018 году превысила 26 тысяч рублей (всего в городе запланировано провести порядка 3 тысяч исследований, большую часть из них – 1 тысячу – выполнит МИБС). Немногим выше тариф в Свердловской области, где оперирует «ПЭТ-Технолоджи», – 32,9 тысячи рублей.
В нынешнем году Москва заметно подняла ОМС-расценки и на другие радионуклидные исследования. Например, тариф на статическую сцинтиграфию головного мозга вырос с 317,8 рубля до 22,8 тысячи рублей, на сцинтиграфию щитовидной железы – со 153,5 рубля до 3,7 тысячи. Раньше, рассказывает заместитель главного специалиста по лучевой диагностике Москвы по радионуклидной диагностике Максим Смолярчук, тарифы не включали в себя расходные материалы – например, генератор технеция и наборы к нему, некоторые РФП, из-за чего за последние 10 лет половина профильных отделений в московских больницах попросту закрылись.
По словам Анатолия Каралкина из ГКБ№1, прежние тарифы не только игнорировали стоимость «расходников», но и обесценивали труд врачей: «Я неоднократно поднимал этот вопрос на конференциях, но мне неизменно отвечали, что оборудование покупается за бюджетные деньги, генераторы и РФП – тоже, значит никаких проблем нет. Но где здесь работа, интеллект врача? Семь лет обучения в институте, два года ординатуры, специализация, уникальные по своей сути знания. А тариф на сцинтиграфию – 150 рублей! Да в Москве бутылка газировки дороже».
Помимо коррекции тарифов, с 2018 года больницы получили возможность самостоятельно закупать РФП и, соответственно, оказывать платные услуги. Операторов наверняка станет больше.
Кликните по картинке, чтобы увеличить
ВЕННАЯ ВЕЧЕРИНКА
В отличие от ПЭТ-диагностики, тема радионуклидной терапии (РНТ) частным инвесторам практически неинтересна – за исключением туманных планов «Медси» и камерного РНТ-отделения в проекте «Росатома» на острове Русском. Смещение акцентов объясняется просто: радионуклидная терапия – вид высокотехнологичной помощи, еще не погруженной в ОМС, а значит, пусть в теории, частники смогут получить доступ к ней только в 2019 году.
При этом сама по себе РНТ – при наличии кадров, оснащения и загрузки – вполне интересная с финансовой точки зрения услуга. Отделение РНТ в МНРЦ им. А.Ф. Цыба пролечивает не менее 4 тысяч пациентов в год. Средняя стоимость курса – 250 тысяч рублей, соответственно, только на РНТ МРНЦ в Обнинске может зарабатывать 1 млрд рублей в год. По словам сотрудника МРНЦ, пожелавшего сохранить анонимность, это более половины всех доходов центра по ОМС и ВМП и половина всех доходов от платных услуг: «Показатели могли бы быть и выше, но у нас недостаточно кадров, да и те, кто работает, в этом году подпали под маневр, связанный с президентскими майскими указами: всех научных сотрудников перевели на полставки, чтобы не повышать зарплату. При этом работать мы должны в полном объеме, а это порядка 90 пациентов в неделю».
Долгое время обнинское РНТ-отделение было единственным в стране и до сих пор остается крупнейшим. За последние 10 лет, по подсчетам Vademecum, в один ряд с МРНЦ встали еще несколько государственных учреждений: Российский научный центр рентгенорадиологии, Клиника радиологии РМАПО и Эндокринологический научный центр в Москве; два предприятия ФМБА – Северный медицинский клинический центр им. Семашко в Архангельске и Федеральный сибирский клинический научный центр в Красноярске; плюс три онкодиспансера – в Казани, Тюмени и Челябинске.
Планы развития диагностических и терапевтических отделений есть у ФНКЦ им. Дмитрия Рогачева и Хабаровского центра онкологии, будет свое РНТ-подразделение и в Димитровграде. Как ни странно, без дела простаивает ядерное оборудование в НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина. «Там два циклотрона, гигантская радиохимическая лаборатория, шкафы для синтеза и фасовки, три томографа. Оборудования множество, но по непонятным причинам оно не работает, – рассказывает источник Vademecum в НМИЦ. – Самое главное, там мощное отделение радионуклидной терапии, где можно было бы реализовать все новые методы, технически все для этого есть, но опять же по каким-то причинам оно просто стоит».
