Давид Иоселиани первым в России поставил на поток операции по стентированию и баллонной ангио­пластике, проводимые без использования аппаратов искусственного кровообращения. В 90‑е годы он организовал госпредприятие «Научно‑практический центр интервенционной кардиоангиологии» (НПЦИК) и за два десятилетия довел его мощность до 4 тысяч операций в год. Конкурировать в этом сегменте с НПЦИК могут сегодня только федеральные кардиоцентры. Но профессора Иоселиани беспо­коит не столько лидерство в сегменте, сколько переход его клиники на одноканальное финансирование и критичное снижение операционного оборота.

– Ради организации городской клиники кардиоангиологии вы ушли из знаменитого Бакулевского центра, почему?

– Это направление в научном центре имени Бакулева тогда только начали развивать, я был первым из тех, кто провел в России операцию стентирования и стал вплотную заниматься такого рода вмешательствами. К 90-м в Баку­левском центре был накоплен хороший опыт, который позволял задуматься о внедрении таких операций в масштабную клиническую практику, что на отдельной научной пло­щадке сделать трудно. Был и еще один мотив: в российском здравоохранении в тот момент сложилась парадоксальная ситуация, когда столичные медучреждения получали большее финансирование, чем федеральные. И город давал больше возможностей для развития но­у-хау. Мне удалось встретиться с руководством Москвы, объяснить, что я хотел бы постро­ить абсолютно новый центр интервенционной хирургии. Меня поняли с полуслова и сразу же предоставили площадку – филиал ГКБ №6. Это было богом забытое место, где уже мно­го лет не было ремонта, но оно располагалось прямо в центре города, и я согласился постро­ить на этой базе новую клинику.

– Сколько средств было вложено в создание клиники?

– На стартовом этапе на оснащение и ре­монт было направлено около $5 млн. Ев­гений Примаков, бывший в то время пре­мьер-министром России, и правительство Москвы помогли с получением банковских кредитов. Здание требовало капитального ремонта, который окончательно завершился только в 2000-х. В первое время мы делали десятки операций в год, и это была в ос­новном баллонная ангиопластика. Стенты стоили тогда очень дорого – почти $5 тысяч за одно изделие. В 1996 году мы отметили первую сотню операций и начали активнее практиковать стентирование. А к «нулевым» делали уже несколько сотен интервенцион­ных операций в год плюс операции на от­крытом сердце, в том числе аортокоронарное шунтирование. То есть стали полноценным городским центром сердечно-сосудистой хирургии, а по основному профилю – стен­тированию и ангиопластике – лидерами в стране.

– А где еще в те годы делались интервенцион­ные операции?

– Мы долгое время возглавляли российский топ-лист по количеству таких вмешательств. Соотношение операций без искусственного кровообращения и вмешательств на открытом сердце у нас составляло 1 к 10–15, что выше международных норм. Нашими конкурента­ми смогли стать лишь федеральные центры высоких медицинских технологий. Когда они открылись, мы потеряли безусловное ли­дерство, но место в ТОП5 по стентированию и баллонированию сохранили.

– Из каких источников тогда финансировалась клиника?

– Основную часть расходов клиники обеспе­чивал городской бюджет. В конце каждого года я составлял смету, в которую включал все плани­руемые затраты, потом отправлял ее в столичный Департамент здравоохранения, оттуда она ухо­дила на согласование в правительство Москвы и потом возвращалась к нам. Правда, в урезан­ном виде. Тем не менее я понимал, что у меня есть бюджет такого-то размера, и я могу с ним работать. Позже мы стали получать и федераль­ные квоты, но они выделялись нам, как город­скому учреждению, по остаточному принципу после федеральных центров – в середине 2000-х мы получали ежегодно не более 500–600 квот.

– Когда для вас начался переход на однока­нальное финансирование?

– Два года назад. Тогда стентирование при остром инфаркте миокарда и стенокардии были включены в тарифы ОМС. С 2013 года мы полу­чали уже смешанное финансирование – субси­дии от города, средства ФОМС и федеральные квоты. От ФОМС мы получили чуть более 200 млн рублей, что тогда покрывало только 60% фонда оплаты труда за вмешательства, проведенные по программе госгарантий. Тогда мы еще не почувствовали убытка, поскольку финансовый разрыв компенсировали городские субсидии. Подобная ситуация повторилась и в прошлом году – мы получили даже чуть больше средств по ОМС, свыше 210 млн руб­лей. А вот в текущем году ситуация может стать критической, поскольку клиника полностью перешла на одноканальное финансирование, и в департаменте нам сообщили, что дотаций от города можно уже не ждать.

– Вы имеете в виду, что убыток будет неоткуда компенсировать?

– Именно. Тариф ОМС на стентирование при остром коронарном синдроме в Москве находит­ся на приемлемом уровне – около 150 тысяч руб­лей. Этими деньгами можно обеспечить зарплату сотрудникам, оплатить коммунальные услуги и покрыть другие необходимые расходы. А вот тариф на такую же операцию при стенокардии, для которой требуется тот же стент, составляет 19 тысяч рублей. На эти деньги нельзя купить даже расходники, не говоря уже обо всем осталь­ном. Если мы будем проводить эти операции всем, а город не добавит денег, мы обанкротимся.

– Вы как-то пытаетесь справиться с этой проблемой?

– Пока ситуативно. Мы проводим больным со стенокардией коронароангиографию и ста­вим в очередь – до получения федеральных квот. Понятно, что по итогам года количество операций сократится.

– Какого снижения операционной деятельности вы ожидаете?

– Примерно в полтора раза. В прошлом году мы выполнили более 3 900 интервенционных операций. За почти завершившийся I квар­тал этого года – 405 вмешательств. То есть к концу года мы сделаем 1 600–1 900 операций по ОМС. И если получим квоты в том же объе­ме, что и в прошлом году, то общее количество операций доведем до 2 200–2 400. Я уже писал письма в столичный Департамент здравоохра­нения об этой ситуации, но ответа пока нет.

– А платные пациенты?

– Этот источник дохода пока нельзя воспри­нимать всерьез. В прошлом году мы заработа­ли на платных услугах не более 4-5 млн руб­лей. Москвичи в большинстве своем пока не готовы самостоятельно оплачивать такие дорогие вмешательства.

– По количеству проводимых кардиохирурги­ческих операций в пересчете на миллион на­селения Россия отстает от многих стран мира. Как вы считаете, почему?

– Хирургическое лечение заболеваний сердца до сих пор не очень популярно. Многие паци­енты сидят дома, страдают и даже не понима­ют, что могут решить свои проблемы опера­цией стентирования или аортокоронарного шунтирования. С другой стороны, московские, например, поликлиники тоже не всегда охот­но отправляют пациентов к хирургу, им легче лечить больных терапевтически, регулярно получая средства из ФОМС. Если в середине 2000-х еще был непродолжительный период, когда интервенционная хирургия стала бурно развиваться, то сейчас она снова в стагнации.

кардиохирургия