Давид Иоселиани первым в России поставил на поток операции по стентированию и баллонной ангиопластике, проводимые без использования аппаратов искусственного кровообращения. В 90‑е годы он организовал госпредприятие «Научно‑практический центр интервенционной кардиоангиологии» (НПЦИК) и за два десятилетия довел его мощность до 4 тысяч операций в год. Конкурировать в этом сегменте с НПЦИК могут сегодня только федеральные кардиоцентры. Но профессора Иоселиани беспокоит не столько лидерство в сегменте, сколько переход его клиники на одноканальное финансирование и критичное снижение операционного оборота.
– Ради организации городской клиники кардиоангиологии вы ушли из знаменитого Бакулевского центра, почему?
– Это направление в научном центре имени Бакулева тогда только начали развивать, я был первым из тех, кто провел в России операцию стентирования и стал вплотную заниматься такого рода вмешательствами. К 90-м в Бакулевском центре был накоплен хороший опыт, который позволял задуматься о внедрении таких операций в масштабную клиническую практику, что на отдельной научной площадке сделать трудно. Был и еще один мотив: в российском здравоохранении в тот момент сложилась парадоксальная ситуация, когда столичные медучреждения получали большее финансирование, чем федеральные. И город давал больше возможностей для развития ноу-хау. Мне удалось встретиться с руководством Москвы, объяснить, что я хотел бы построить абсолютно новый центр интервенционной хирургии. Меня поняли с полуслова и сразу же предоставили площадку – филиал ГКБ №6. Это было богом забытое место, где уже много лет не было ремонта, но оно располагалось прямо в центре города, и я согласился построить на этой базе новую клинику.
– Сколько средств было вложено в создание клиники?
– На стартовом этапе на оснащение и ремонт было направлено около $5 млн. Евгений Примаков, бывший в то время премьер-министром России, и правительство Москвы помогли с получением банковских кредитов. Здание требовало капитального ремонта, который окончательно завершился только в 2000-х. В первое время мы делали десятки операций в год, и это была в основном баллонная ангиопластика. Стенты стоили тогда очень дорого – почти $5 тысяч за одно изделие. В 1996 году мы отметили первую сотню операций и начали активнее практиковать стентирование. А к «нулевым» делали уже несколько сотен интервенционных операций в год плюс операции на открытом сердце, в том числе аортокоронарное шунтирование. То есть стали полноценным городским центром сердечно-сосудистой хирургии, а по основному профилю – стентированию и ангиопластике – лидерами в стране.
– А где еще в те годы делались интервенционные операции?
– Мы долгое время возглавляли российский топ-лист по количеству таких вмешательств. Соотношение операций без искусственного кровообращения и вмешательств на открытом сердце у нас составляло 1 к 10–15, что выше международных норм. Нашими конкурентами смогли стать лишь федеральные центры высоких медицинских технологий. Когда они открылись, мы потеряли безусловное лидерство, но место в ТОП5 по стентированию и баллонированию сохранили.
– Из каких источников тогда финансировалась клиника?
– Основную часть расходов клиники обеспечивал городской бюджет. В конце каждого года я составлял смету, в которую включал все планируемые затраты, потом отправлял ее в столичный Департамент здравоохранения, оттуда она уходила на согласование в правительство Москвы и потом возвращалась к нам. Правда, в урезанном виде. Тем не менее я понимал, что у меня есть бюджет такого-то размера, и я могу с ним работать. Позже мы стали получать и федеральные квоты, но они выделялись нам, как городскому учреждению, по остаточному принципу после федеральных центров – в середине 2000-х мы получали ежегодно не более 500–600 квот.
– Когда для вас начался переход на одноканальное финансирование?
– Два года назад. Тогда стентирование при остром инфаркте миокарда и стенокардии были включены в тарифы ОМС. С 2013 года мы получали уже смешанное финансирование – субсидии от города, средства ФОМС и федеральные квоты. От ФОМС мы получили чуть более 200 млн рублей, что тогда покрывало только 60% фонда оплаты труда за вмешательства, проведенные по программе госгарантий. Тогда мы еще не почувствовали убытка, поскольку финансовый разрыв компенсировали городские субсидии. Подобная ситуация повторилась и в прошлом году – мы получили даже чуть больше средств по ОМС, свыше 210 млн рублей. А вот в текущем году ситуация может стать критической, поскольку клиника полностью перешла на одноканальное финансирование, и в департаменте нам сообщили, что дотаций от города можно уже не ждать.
– Вы имеете в виду, что убыток будет неоткуда компенсировать?
– Именно. Тариф ОМС на стентирование при остром коронарном синдроме в Москве находится на приемлемом уровне – около 150 тысяч рублей. Этими деньгами можно обеспечить зарплату сотрудникам, оплатить коммунальные услуги и покрыть другие необходимые расходы. А вот тариф на такую же операцию при стенокардии, для которой требуется тот же стент, составляет 19 тысяч рублей. На эти деньги нельзя купить даже расходники, не говоря уже обо всем остальном. Если мы будем проводить эти операции всем, а город не добавит денег, мы обанкротимся.
– Вы как-то пытаетесь справиться с этой проблемой?
– Пока ситуативно. Мы проводим больным со стенокардией коронароангиографию и ставим в очередь – до получения федеральных квот. Понятно, что по итогам года количество операций сократится.
– Какого снижения операционной деятельности вы ожидаете?
– Примерно в полтора раза. В прошлом году мы выполнили более 3 900 интервенционных операций. За почти завершившийся I квартал этого года – 405 вмешательств. То есть к концу года мы сделаем 1 600–1 900 операций по ОМС. И если получим квоты в том же объеме, что и в прошлом году, то общее количество операций доведем до 2 200–2 400. Я уже писал письма в столичный Департамент здравоохранения об этой ситуации, но ответа пока нет.
– А платные пациенты?
– Этот источник дохода пока нельзя воспринимать всерьез. В прошлом году мы заработали на платных услугах не более 4-5 млн рублей. Москвичи в большинстве своем пока не готовы самостоятельно оплачивать такие дорогие вмешательства.
– По количеству проводимых кардиохирургических операций в пересчете на миллион населения Россия отстает от многих стран мира. Как вы считаете, почему?
– Хирургическое лечение заболеваний сердца до сих пор не очень популярно. Многие пациенты сидят дома, страдают и даже не понимают, что могут решить свои проблемы операцией стентирования или аортокоронарного шунтирования. С другой стороны, московские, например, поликлиники тоже не всегда охотно отправляют пациентов к хирургу, им легче лечить больных терапевтически, регулярно получая средства из ФОМС. Если в середине 2000-х еще был непродолжительный период, когда интервенционная хирургия стала бурно развиваться, то сейчас она снова в стагнации.