«Очень красивое слово, которое лепят к месту и не к месту, как правило, не понимая смысла», – сказал как-то летом 2008 года о термине «кластер» Дмитрий Медведев. Спустя восемь лет можно сказать, что это непонятное модное слово стало одним из символов президентства Медведева, да и жесткая характеристика актуальности не потеряла: кластеры заявляют и строят в разных уголках нашей страны и поныне, но везде подразумевают разное. Терминологическая неразбериха привела к тому, что технологических кластеров в классическом понимании в России нет. По крайней мере в фарминдустрии, которая выступила одним из пионеров кластерного движения, вялые попытки коллаборации к развитию практического или научного взаимодействия между резидентами до сих пор не привели. Есть ли шанс когда-либо переломить ситуацию, попробовал выяснить Vademecum.
Снится мне деревня
«Приезжайте, посмотрите наши лужи, нашу грязь», – так петербургские бизнесмены приглашают на площадку «Новоорловская» особой экономической зоны Санкт-Петербурга, где должны заработать основные предприятия местного фармкластера. Пока запущены только два производства – компаний «Вертекс» (интервью с председателем совета директоров предприятия Александром Хромовым) и Novartis, притом что Северная столица едва ли не первой откликнулась на призыв руководства страны – строить инновационную экономику. И когда 12 ноября 2009 года президент Медведев в послании Федеральному собранию поставил задачу в течение пяти лет довести долю отечественных лекарств на рынке до 25% (цифра, к слову, лукавая – со статусом локально произведенного препарата в то время еще не разобрались), губернатор Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко мгновенно – чуть ли не на следующий день – отрапортовала, что вот-вот в городе на Неве будет создан фармкластер.
Слово «фармкластер» впервые было произнесено еще раньше, в 2008 году, когда в правительстве разрабатывалась стратегия «Фарма-2020», и с тех пор зажило своей жизнью. А отрасль – своей. Впрочем, какие-то пересечения кластерного движения с утвержденной в 2009 году госпрограммой «Развитие фармацевтической и медицинской промышленности» существуют. Первый, рассчитанный до 2015 года, этап реализации программы, по официальным оценкам, даже отмечен некоторыми достижениями. Из 10 условно относящихся к теме кластеров целевых параметров «Фармы-2020» пять выполнены или даже перевыполнены, пять – не выполнены, но с не очень большим отставанием от графика.
Какова в этом заслуга собственно кластеров? Вопрос некорректный, поскольку единого нормативно оформленного определения этого слова не существует, на что, собственно, еще в далеком 2008 году сетовал начинающий Президент России Дмитрий Медведев, говоря о «красивом» слове «кластер».
Даже официальные документы предлагают разные вариации. По «Фарме-2020», например, фармкластер – «группа географически локализованных взаимосвязанных инновационных фирм – разработчиков лекарств, производственных компаний; поставщиков оборудования, комплектующих, специализированных услуг; объектов инфраструктуры: научно-исследовательских институтов, вузов, технопарков, бизнес-инкубаторов и других организаций, дополняющих друг друга и усиливающих конкурентные преимущества отдельных компаний и кластера в целом». Постановление правительства Калужской области предлагает свою оригинальную трактовку, представляя кластер как «экономическую оболочку накопления человеческих и средовых возможностей, которые являются универсальным ресурсом для реализации самого широкого диапазона территориальных целей».
Так толком и не разобравшись с термином, федеральные власти добавили кластерам статуса и денег. Но не всем подряд, а лишь некоторым: в августе 2012 года поручением председателя Правительства РФ №ДМ-П8-5060 был определен перечень территориальных кластеров, признанных инновационными. В их число попали восемь отраслевых, то есть развивающих «фармацевтику, биотехнологии и медицинскую промышленность»: два кластера в Московской области, по одному – в Санкт-Петербурге, Алтайском крае, Томской, Новосибирской, Калужской и Ленинградской областях. По данным Минэкономразвития, в 2013–2015 годах на поддержку этих кластеров из средств федерального и региональных бюджетов было потрачено почти 2 млрд рублей. В федеральном бюджете – 2016 средства на развитие инновационных территориальных кластеров не предусматривались.
Почему авторы целевых программ и верстальщики соответствующих бюджетов выбрали для поощрения статусом и деньгами одни кластерные образования и отвергли другие – загадка. Правильный ответ на нее знают очень немногие. «Если просто положить на стол все программы, которые готовились Минэком, Минпромом, Минобром, будет понятно, что ни одно юрлицо, ни одно кластерное объединение в принципе не может этому соответствовать, там везде содержатся разные требования, – говорит председатель правления петербургского НП «Медико-фармацевтические проекты. XXI век» Захар Голант. – Поэтому мы формируем разные сущности, чтобы иметь возможность работать с госпрограммами. У нас существует целая система юрлиц: для каждой задачи выбирается соответствующая организационно-правовая форма».
К 2010 году в стране насчитывалось 22 проекта региональных фармацевтических кластеров, но даже в режиме ожидания протянуть эти годы удалось не всем. На данный момент Vademecum смог выделить 16 тематических кластеров, находящихся в разных стадиях разметки или развития.
Нажмите, чтобы увеличить изображение
К числу вечно проектируемых относится, например, псковский фармкластер. Местные чиновники долго вели переговоры с израильской Teva и надеялись, что вслед за дженериковым гигантом в регион потянутся другие инвесторы. Но Teva в итоге решила строить завод в Ярославской области, а других фармацевтических компаний, которых бы вдохновила идея создания кластера в Пскове, регион не нашел, заметных попыток привлечь туда других фармпроизводителей не предпринимает, но и от заявленного когда-то проекта официально не открещивается.
Не отказываются от идеи международного фармкластера и в администрации Липецкой области. В отличие от Псковской области, в липецкую ОЭЗ «Тербуны» хотя бы одного стратегического инвестора привлечь удалось – российскую «Рафарму». Компания торжественно открыла предприятие еще в 2010 году, однако в последующие пять лет наладить выпуск препаратов не смогла. Только в 2015 году, с приходом нового генерального директора Тимофея Петрова, дело сдвинулось с мертвой точки. Сейчас завод в Тербунах выпускает небольшие объемы продукции (около 80% производства приходится на один препарат) и показывает убытки.
Поработать, как мечталось, над созданием «экономической оболочки накопления человеческих и средовых возможностей» в Тербунах, конечно, еще не успели. Но липчане все еще верят в успех: 1 апреля 2016 года на промышленном форуме «Россия: новая модель индустриального сотрудничества» чиновники Липецкой области обсуждали возможность локализации с итальянскими бизнесменами. Однако назвать потенциальных партнеров в администрации Тербунского района корреспонденту Vademecum не смогли.
Организация своего, химико-фармацевтического, кластера затянулась и в Волгоградской области. Это начинание было включено в перечень приоритетных инвестиционных проектов в Южном федеральном округе и утверждено председателем Правительства РФ в 2011 году со сроком реализации к 2014 году. Однако в администрации Волгоградской области корреспонденту Vademecum сказали, что местный фармкластер только формируется, и пока его участником является только ФГУП «Московский эндокринный завод» (МЭЗ).
На бумаге у волгоградских чиновников все выходит неплохо. Согласно проекту, в регионе должен появиться научный центр инновационных лекарственных средств с опытно-промышленным производством. Известен и объем необходимых для воплощения замысла инвестиций – 890 млн рублей. Непонятно лишь, кто, кроме МЭЗ, будет инвестировать в налаживание производства в кластере 28 «качественных недорогих отечественных лекарств, обеспечивающих замещение импортных».
А вот что именно будет импортозамещать филиал МЭЗ в Волгоградской области, как раз известно. На предприятии наладят производство фармсубстанций из сырья животного происхождения – гепарина, хондроитина сульфата натрия, депротеинизированного гемодеривата крови телят, экстракта коры головного мозга свиней, экстракта предстательной железы свиней.
Из полей доносится
Однако среди региональных проектов появились и те, которым действительно есть о чем рассказать. Директор департамента развития фармацевтической и медицинской промышленности Минпромторга Ольга Колотилова самыми успешными фармкластерами России считает калужский, петербургский и ярославский.
Калужский – пожалуй, самый развитый и известный в России. Официальный год его рождения – 2012-й, но это формальная дата. Говорят, местное руководство зарегистрировало его в срочном порядке главным образом для того, чтобы принять участие в конкурсе Минэкономразвития на звание инновационного территориального кластера. Но история его становления началась задолго до того, как Президент России Медведев признал слово «кластер» «очень красивым», а именно – на рубеже веков.
Ярославский фармкластер будет помоложе. Все началось в 2009 году, когда компания «Р-Фарм» Алексея Репика выкупила на торгах недостроенный завод детского питания и перепрофилировала его под выпуск лекарств. Практически в то же время строить завод с нуля недалеко от Ярославля начала компания Nycomed (ныне Takeda). Собеседники Vademecum единодушны во мнении, что локализация в регионе крупных фармпроизводителей была во многом личной заслугой Сергея Вахрукова, губернатора Ярославской области в 2007–2012 годах. «Искренний интерес к привлечению в регион инвесторов тогда демонстрировали все: от рядовых сотрудников до губернатора», – вспоминает Светлана Байкова, которая в то время работала в правительстве Ярославской области, а сейчас представляет интересы Takeda в органах государственной власти.
Юридически ярославский фармкластер никак не оформлен, даже список его участников толком не определен. Чиновники считают, что в кластере шесть основных участников – Teva, Takeda, «Р-Фарм», «Фармославль», «Витафарма» и «НТфарма». Однако в Ассоциацию современной фармацевтической промышленности и инновационной медицины Ярославской области, которая вроде как призвана объединить участников кластера, входят уже 14 организаций. Правда, в этом списке нет двух крупнейших зарубежных инвесторов региона – Teva и Takeda (первая вложила в строительство 2 млрд рублей, вторая – свыше 3 млрд рублей).
В 2017 году в Ярославской области должны быть запущены еще два проекта – завод компании «НТфарма» и аффилированное с «Р-Фарм» предприятие «Фармославль». Но и эти проекты были спланированы и в целом утверждены еще во времена Вахрукова. С момента его отставки ни один крупный инвестор из фармсектора в регион не пришел. Но в этом году власть в Ярославской области поменялась снова: регионом теперь руководит бывший замминистра внутренних дел РФ Дмитрий Миронов, а бывший заместитель губернатора Вахрукова Виктор Костин вернулся в областное правительство и уверяет, что в фармкластер вскоре подтянутся новые игроки. Интересанты действительно есть: в сентябре представители бельгийской фармкомпании «Безен Хелскеа Рус» осмотрели предложенные под строительство завода земельные участки в индустриальном парке «Новоселки».
В отличие от Ярославской и Калужской областей, где кластеры зарождались стихийно, в Петербурге эта работа велась умышленно с самого начала. Так уж повелось в этом городе. Компаниям сразу предложили пакет преференций на одной из двух площадок питерской ОЭЗ – «Нойдорф» и «Новоорловской» или в промзоне «Пушкинская». На первой расселились предприятия «Биокада», «Фарм-Холдинга». На второй – еще пять компаний, включая Novartis. На третьей – «Герофарм», «Самсон-Мед», «Неон». Поначалу все шло неплохо. Основатель и гендиректор «Биокада» Дмитрий Морозов, например, несколько лет назад решился на переезд в Санкт-Петербург и перевез туда офис. Сегодня Морозов превратился в бескомпромиссного критика кластера и питерской ОЭЗ, в октябре на инвестфоруме в Сочи предприниматель не постеснялся признаться: «Сейчас я вижу, что сам механизм не работает, решения принимаются долго, земли нет. <…> Мы видим пустые лужи около нашего офиса – там нет резидентов, никого. Перестал работать тот механизм, который заряжает инвесторов приходить в зоны. Само понятие экономической зоны девальвировалось. Уже регионы, губернаторы эффективнее, чем ОЭЗ. Они предлагают для инвесторов новых условий больше, чем мы имеем в зоне».
Питерский кластер выглядит еще неплохо. Там хотя бы в состоянии дать статистику о деятельности резидентов, хоть впечатляющей, в отличие от данных о многомиллиардных бюджетных инвестициях в ОЭЗ, ее назвать трудно. Примеров кооперации участников мы пока тоже не нашли.
Нажмите, чтобы увеличить изображение.
Долгое эхо друг друга
Чтобы понять, какие преимущества дает фармкомпаниям участие в кластерах и какой эффект рождает развитие взаимодействия между резидентами, Vademecum решил провести опрос среди фармкомпаний. Несложные анкеты мы отправили в 30 компаний, участвующих в региональных кластерных проектах, а также 10 крупным международным фармпроизводителям, которые с локализацией в кластерах пока не определились.
Из резидентов на наш призыв заполнить анкету откликнулись лишь семь компаний: пять международных и две отечественные, из нерезидентов – четыре. В основном мы получили формальные ответы, которые так и не прояснили для нас смысла кластерного движения. «Кластер – один из способов достижения быстрого взаимопонимания между компаниями, работающими в одной отрасли в пределах одного региона», – написано в ответе представителя STADA, резидента калужского кластера. «Компании – резиденты фармкластера – взаимодействуют в рамках общественных объединений, в рамках совещаний в правительстве области и на полях конференций и прочих публичных мероприятий. Это помогает вести прозрачный и эффективный диалог с властью», – указано в ответе Teva из ярославского кластера.
Компании-нерезиденты говорили примерно то же, что и участники. «Мы считаем, что фармкластеры могут способствовать созданию успешных партнерских проектов с целью экономического развития регионов и российской фармацевтической промышленности», – говорится в ответе представителя Pfizer в России Наиля Егофарова. «Создание любого рода объединений производителей, таких как фармкластеры, с гарантированными в рамках данного объединения различными преференциями для их резидентов могут потенциально быть интересны нашей компании», – так звучит ответ представителя Sanofi Юрия Мочалина.
Конкретный пример бизнес-взаимодействия привела только одна компания – «Ниармедик», чей сосед по калужскому кластеру – «Бион» – разработал для нее технологию синтеза субстанции нового лекарственного препарата, и эта разработка уже используется «Ниармедик» на обнинской площадке. Но эта частная удача не смогла убедительно проиллюстрировать целесообразность кластерной политики в России.
Телефонные разговоры с представителями уже других компаний оказались полезнее – при такой форме общения собеседники Vademecum высказывались более откровенно.
Исполнительный директор некоммерческого партнерства «Алтайский биофармацевтический кластер» Дмитрий Белоусов посоветовал нам не искать в кластере кооперативной сути. «Мы – некоммерческое партнерство, у нас бизнес-взаимодействия быть не может, – заявил он. – Ищите бизнес-взаимодействие в корпорациях, например, в «Газпроме». По его мнению, компании вступали в кластер, чтобы участвовать в совместных предприятиях: выставках, научно-практических конференциях, семинарах. И таким образом продвигать свою продукцию.
«Какой синергетический эффект, о чем вы? Единственная причина, почему нужно делать фармкластеры, – это экономия на сетях, на земле. Плюс только в том, что вы не тратите $7–10 млн на первоначальные инвестиции в инфраструктуру и инженерию», – говорит владелец компании «Солофарм» Олег Жеребцов. Сам он в 2010 году подавал заявку на резидентство в санкт-петербургской ОЭЗ, однако ее отклонили, не признав проект производства жидких лекарственных форм инновационным. В итоге бизнесмен за $4 млн купил 4 га в Петербурге, еще примерно $3,5 млн потратил на подключение электроэнергии и $1,5 млн – на газопровод. Первая очередь его завода заработала в 2013 году. «Если вы одни, вы двигаетесь быстрее, – рассуждает теперь Жеребцов. – Представьте, что вы красите подъезд с пятнадцатью квартирами. Вам нужно обойти каждого соседа, провести собрание, каждый должен выделить деньги, сказать, что ему нравится цвет краски. Проще самому покрасить этот подъезд».
Даже идеолог создания уральского фармкластера, бывший губернатор Свердловской области, а ныне член Совета Федерации Эдуард Россель признает, что эффективного взаимодействия между фармпредприятиями Свердловской, Челябинской, Курганской областей и других регионов не вышло: «У нас получилось обычное объединение предприятий. А должна быть реально действующая организация, состоящая из предприятий одной технологической цепочки, взаимосвязанных и дополняющих друг друга», – объяснял Россель в 2013 году «Российской газете». Но актуализировать свое мнение об уральском фармкластере корреспонденту Vademecum отказался, аргументировав тем, что сейчас не имеет к этому проекту никакого отношения.
Не видит пользы от участия в кластере, на сей раз – в томском, и Светлана Мужецкая, директор компании «МедЛайн», производящей медицинские приборы и инструменты. «Все государственные деньги были отданы институтам, а до простых компаний ничего не дошло, – говорит она. – Да мне деньги-то и не нужны, вы нам дайте заказы! Мы ведь для этого в кластер и вступали: думали, получить доступ к заказчикам станет проще. А по факту мы все как делали своими силами, так и делаем».
Несмотря на негативные отзывы конкретных представителей отрасли, популярность кластерной идеи не ослабевает, а только развивается. Все новые и новые регионы вступают на ниву коллаборации и заявляют о собственных грандиозных проектах. Так, в начале этого года о создании своего фармкластера заявила Рязанская область. «Якорем» должна стать уже работающая на территории региона биофармацевтическая компания «Форт» (на 25% принадлежит Национальной иммунобиологической компании). А остальные инвесторы, по мнению чиновников, подтянутся.
Но и это не все. Отрасль стоит на пороге еще более масштабных коллективных свершений в формате суперкластеров. Что это такое, наверное, знает Минэкономразвития, объявившее в июне 2016 года новый конкурс инновационных кластерных проектов. Теперь министерство будет выбирать среди 22 заявителей «лидеров инвестиционной привлекательности мирового уровня». На победителях – их должно быть минимум пять – «сконцентрируют возможные федеральные меры поддержки», обтекаемо заявляет Министерство экономразвития. Ведомство рассчитывает получить из бюджета на вспомоществование суперпроектам не менее 1,25 млрд рублей уже в 2017 году. Регионы верят, что деньги на придание их затеям «привлекательности мирового уровня» в бюджете найдутся. Тем более что на манеже все те же: Калужская область вышла на старт с кластером фармацевтики, биотехнологий и биомедицины, Санкт-Петербург – с кластером передовых производственных технологий.
