«МЫ КОРПЕЛИ НАД ЭТИМ  ПРОЕКТОМ»

– Когда стало понятно, что региону нужен перинатальный центр такого масштаба?

– Идея возникла в 1990-е годы, когда только появился приказ Министерства здравоохранения РФ о перинатальных центрах. Помню, некоторые в те годы не могли даже выговорить это слово – «перинатальный», а наш тогдашний глава города вообще считал, что я сама этот термин придумала. Первым его выговорил наш президент Владимир Путин – это было в начале 2000-х, и тогда о перинатальных центрах заговорили по-настоящему. Мы же фактически работали в этом статусе с 1995 года, мечтая о новом «доме». И показывали успешные результаты в очень скромных условиях. Как-то на празднике по случаю открытия детского хирургического центра Леонида Рошаля спросили: «Как быстро вы все это сделали?» Он ответил: «17 + 3. 17 лет я об этом мечтал и думал, 3 года строили». Вот и у нас такая же формула, может, с чуть другими цифрами: 20 + 5.

Мы не попали ни в первый, ни во второй пул федеральных бюджетных программ, потому что ХМАО всегда считался богатым округом. Хотя в списке 15 перинатальных центров, которые строил «Ростех», мы сначала оказались. Я ездила в Екатеринбург на предприятие «Швабе», смотрела их возможности, оборудование. И у меня остались самые наилучшие впечатления.

Перинатальные центры из этого списка должны были строиться по типовым проектам, утвержденным Минздравом, с наибольшим коечным фондом на 190 мест, а нам требовалось 315, потому что мы рассчитывали на 9 тысяч родов в год. Вновь мы оказались не у дел.

Большая заслуга нашего губернатора Натальи Комаровой, которая услышала профессиональное сообщество и предоставила нам возможность реализовать столь масштабный проект самостоятельно – с помощью региона и инвесторов. И, конечно, огромная благодарность за поддержку наших идей ученому совету ФГБУ «Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии им. академика В.И. Кулакова» во главе с академиком Геннадием Сухих. Нас поддержала наивысшая наша инстанция.

– К чему вы апеллировали, обращаясь к региональным властям?

– Проблема состояла в том, что в таком богатом регионе попросту нет эпидемиологически правильных условий для родовспоможения. Наш перинатальный центр вырос в мощную структуру, которая вынуждена ютиться на очень скромных площадях. Родильный дом – наше сердце, где размещены два этапа детской реанимации – это всего 6 тысяч кв. м, на которых нам удавалось принимать более 9 тысяч родов в год. Часть инфраструктуры находится в арендованных помещениях – лаборатории, отделения патологии беременности, детское отделение. Все вместе – всего лишь 16 тысяч кв. м. Невозможно размещать по четыре – шесть человек в палатах с детьми. Это убедительный аргумент. Наталья Владимировна была у нас с обходом, зашла в палату и сама все увидела: лежат четыре женщины с младенцами, туалет один, коридоры – как общежитие середины прошлого века.

Кроме того, изменилась политика государства – мы стали считать преждевременными роды не с 28 недель, а с 22-х. То есть у нас появился новый вызов. Сегодня мы таких детей выхаживаем с хорошими результатами, но не благодаря, а вопреки всему – с помощью редкой мотивации и технологической дисциплины нашего персонала.

Еще один мотивационный аспект – это, конечно, возможность максимально улучшить технологии и приблизить их к самым современным стандартам по выхаживанию всех новорожденных, которые пострадали в родах и внутриутробно. Преждевременные роды, внутриутробные инфекции, крупные дети, дети от матерей с сахарным диабетом, беременность, осложненная преэклампсией, предлежанием плаценты, поражением печени, многоплодная беременность и многое другое. Спектр медпомощи новорожденному не должен ограничиваться одним месяцем жизни ребенка, потому что самый уязвимый возраст для новорожденных не заканчивается первым месяцем жизни ребенка, а неонатальная хирургия и офтальмология должны быть обязательно в перинатальном центре.

– То есть вы хотите соединить неонатологический и педиатрический этапы медпомощи?

– Мы уже очень много для этого делаем. Сегодня мы выявляем пороки сердца, диагностируемые внутриутробно в 13, 18, 22 недели внутриутробной жизни ребенка, поздно манифестирующие пороки в 30–32 недели. Нужны колоссальные усилия для того, чтобы ребенок выжил и чтобы из детства он вышел уже со здоровым сердечком. Это мультидисциплинарная задача. Новые ресурсы позволят нам курировать, сопровождать таких детей до 5 лет. Появятся и новые технологические возможности, и нормальные условия для пребывания наших пациентов. И нам – как со стороны здравоохранения, так и со стороны инвестора и подрядчиков – удалось создать общую команду для достижения правильного результата. Я думаю, что сегодня это очень редкое для России явление.

– Да, к сожалению. Будущая медицинская команда далеко не всегда участвует в разработке концепции и проекта.

– В свободное от основной деятельности время – вечерами, в воскресные и праздничные дни, до поздней ночи – мы корпели над этим проектом. Где, откуда, что должно идти, какой будет технологическая цепь, ходы-выходы – это наше совместное с нашими инвесторами и подрядчиками творчество.

У нас накопились тома документов, и под каждым вопросом стоят подписи участников нашей команды. Конечно, в проектировании столь сложных объектов обязательно должна участвовать медицинская команда, которой потом в этих стенах работать.

Я была с обходом на одном из вновь строящихся объектов «Гипроздрава». Меня пригласили на один из их объектов – в больничный корпус, готовый для ввода в эксплуатацию. Огромные общественные пространства, рекреации – хоть на коньках катайся, а приемный покой маленький, тесный, расстояние от него до хирургического корпуса километровое. Это все, конечно, вызывало вопросы. На мой вопрос, почему так спроектировано, мне ответили, что никто из медиков над этим проектом не работал.

«ВРАЧИ ИЗ ВЗРОСЛЫХ СЛУЖБ БОЯТСЯ РАБОТАТЬ С ДЕТЬМИ»

– Чем вы наполнили проект перинатального центра с технологической точки зрения?

– Всего лишь несколько примеров. В существующих условиях мы не можем себе позволить тяжелую технику – приходится деток возить на реанимобиле во взрослые центры диагностики, но и там аппаратура не приспособлена, специалисты имеют малый опыт работы с новорожденными, тем более недоношенными. В отделении лучевой диагностики нового центра вся эта схема будет – и КТ, и МРТ. Причем в помещении МРТ будет использоваться специальное оборудование для новорожденных, в том числе маловесных: амагнитная люлька, аппарат ИВЛ, монитор пациента. Это редчайшая история. Так что детям не придется находиться в очереди со взрослыми пациентами. Да и врачи из взрослых служб честно нам говорят, что боятся работать с детьми. И взаимодействовать с ребенком неподготовленному специалисту трудно.

Еще один важный блок – отделение катамнеза. Сегодня у нас есть такое отделение, но оно совсем небольшое, а в новом центре под эти цели отведен весь второй этаж. Здесь будут уже не только консультации, но и полный спектр реабилитации. Это нужно детям, перенесшим патологические состояния перинатального периода, неонатального периода, в том числе хирургические вмешательства, и недоношенным детям. Мы всех их соберем у себя, будем выхаживать и реабилитировать. И как только заработаем в полную силу, будет результат – снижение инвалидизации таких пациентов.

Также будет хороший диагностический блок – как для детей, так и для женщин. Например, ранняя диагностика рака молочной железы. Наша идеология – правило одного окна (или двери). Это и скрининговый маммограф, и диагностический маммограф, и УЗИ экспертного класса, томосинтез и мультидисциплинарная команда врачей для принятия решения консилиумом специалистов. Совершенно новый уровень. Все эти годы мы формировали компетенции. Знаете, как выращиваешь в теплице рассаду, а потом высаживаешь ее на большое поле. Вот так и здесь, абсолютно идентично. Маленькие шажки, которые лежат в основе большой дистанции, большого дела.

– Если здесь у вас происходит 9 тысяч родов в год, то новый объект на сколько рассчитан?

– Как вы поняли, нет задачи каждый квадратный метр занять родами. Понятно, что родов будет столько, сколько их будет – сейчас идет некоторое снижение рождаемости. Поэтому изначально мы рассчитывали наш центр на 10 тысяч родов. И, собственно, постепенно на такой показатель и выйдем. Когда мы планировали проект, мы уже имели 9,2 тысячи родов. Мы понимали, что будет некоторое снижение, потому что в роды пошли женщины 90-х годов рождения, а их было очень мало. С 1993 по 1998 год – большое демографическое падение, девочек не родилось столько, сколько надо, чтобы сейчас они рожали. А вот детей 2000-х годов рождения уже много, и им уже по 20 лет. Благодаря социальной политике государства в последние пять лет на 30% выросло число третьих и более родов, что нас очень радует – в хороших семьях должно быть много детей.

«МЫ 25 ЛЕТ ВЫРАЩИВАЕМ КАДРЫ,  КАК ЦВЕТЫ В ОРАНЖЕРЕЕ»

– С учетом ориентации на разные профили медпомощи штат придется увеличить. Насколько?

– Сегодня у нас 1,2–1,3 тысячи ставок. В новом штатном расписании к 2024 году будет около 3 тысяч.

– Где взять столько врачей?

– В нашем Сургутском государственном университете есть медицинский институт и кафедра акушерства, гинекологии и перинатологии, которую я организовала и возглавляю. Мы уже 25 лет выращиваем кадры, как цветы в оранжерее, – акушеров-гинекологов, неонатологов, анестезиологов-реаниматологов. Мы воспитали уже много врачей, и сегодняшние ординаторы тоже придут к нам. Первый «ручеек» – это наш институт, это то, что мы воспитываем кадры. Второй – мы приглашаем уже состоявшихся профессионально врачей, которые к нам с удовольствием приедут. Буквально вчера я беседовала с двумя врачами, которые уже готовы переехать. Как только центр заработает, у нас возникнет очередь. К концу 2022-го уже будет 1,5 тысячи работающих сотрудников. К концу 2023, 2024 года – 2–2,3 тысячи. Сейчас у нас очень мало педиатрии, а там все будет совсем по-другому. Поэтому мы только в этом году подготовили пять педиатров – они готовы и ждут, когда мы их позовем. И абсолютно точно к нам на третий уровень захотят попасть те, кто работает на втором уровне. Конечно, предстоит реализация огромной образовательной программы для вновь прибывших врачей.

– То есть вы собираетесь конкурировать с другими уровнями? Они и без того негодуют, что от них на третий уровень уходят пациенты, а теперь еще и врачи.

– Никто не должен страдать, на каждом этапе должна выполняться своя работа. И когда я проводила нашу юбилейную конференцию, на которую собрались 3 тысячи человек, включая специалистов из ближнего зарубежья, мне врачи задавали этот вопрос. Я ответила так: «Дорогие коллеги, вам есть чем заниматься. Есть такие термины «антенатальный уход» и «прегравидарная подготовка». И ваша задача – все сделать для беременной женщины, чтобы она хорошо «вошла» в беременность и вынашивала беременность, чтобы вы с ней беседы вели, чтобы вы следили за ее беременностью, чтобы вы ее вовремя обследовали и вовремя, по-честному направили ее туда, где она должна рожать». Женщина должна рожать в абсолютно безопасных условиях. Где бы она ни жила географически, у нее есть полное право – рожать в самых лучших условиях. И то, что она живет в какой-то деревне, не значит, что она обречена родить в местном ФАПе. У нее должна быть реальная возможность родить в перинатальном центре третьего уровня. Кстати, на нашей территории, в центральном медицинском кластере ХМАО-Югры, нет первого уровня оказания медицинской помощи, только второй с многопрофильными стационарами, в том числе специализированные центры, и третий уровни – так сложилось исторически. Мы думаем, что такая структура предпочтительнее.

– Почему?

– Вот маленький пример: в Лянторе [город неподалеку от Сургута с населением 41,2 тысячи человек. – Vademecum] одно время хотели организовать роддом. С этой территории к нам поступают 600 – максимум 700 рожениц в год. Помню, приехали ко мне по этому поводу местные депутаты. Я так и сказала им: «Сумеете вы вот это все в Лянторе организовать? Вы думаете, что роды – это пришел, родил и ушел? Пожалуйста, забирайте. Только потом не жалуйтесь. И за последствия будете сами отвечать».

Депутаты оказались умные, поняли значение перинатального центра. Так вот первому-второму уровню я говорю следующее: есть клинические протоколы, есть группа больших акушерских синдромов, есть near-miss – это не ваши пациенты, это пациенты перинатального центра.

Страховые компании должны правильно работать, они не должны оплачивать роды, которые планово произошли не на соответствующем уровне. На некоторых территориях именно так и сделано.

В частности, у нас. Произошли роды, не удалось обосновать, почему именно на этом этапе, все – оплачена эта медпомощь не будет. Нельзя зарабатывать на осложненных родах. Это большие риски. Не хочу делать громкие заявления, но, на мой взгляд, это абсолютно непрофессионально. Это моя незыблемая позиция. На первом этапе оказания медицинской помощи должны остаться только экстренные родзалы для оказания экстренной медицинской помощи в условиях многопрофильных стационаров первого уровня.

«ПАЦИЕНТ ГОЛОСУЕТ НОГАМИ»

– Как коррелируют мощности Окружного перинатального клинического центра и потребности края?

– Смотрите, как у нас все устроено. Опять-таки исторически сложилась кластерная, или зональная, структура службы родовспоможения. Еще в 90-е мне удалось эту идею донести до региональных властей. Есть северо-запад края – до правого берега Оби, откуда за сутки пациенты могут доехать только до Ханты-Мансийска. Дальше у нас есть центральный кластер, здесь сконцентрировано 50% населения округа, – Сургут, самый промышленно развитый, самый населенный. Мегаполис, по московским меркам. Здесь прекрасные дороги – нефтяникам спасибо, построили. Соответственно, здесь медицинские организации второго этапа, где также развита инфраструктура оказания медицинской помощи второго и третьего уровней. И восточный кластер – Нижневартовск. Допустим, если от нас в Нижневартовск ехать 3–3,5 часа, то из Ханты-Мансийска – только самолетом, а из Нягани – вообще двое суток. Так вот в каждом кластере у нас есть перинатальные центры. Таких регионов в России только два.

– А какой регион второй?

– Ямало-Ненецкий автономный округ. Они два года назад также применили зональный подход к оказанию медицинской помощи по беременности и родам, все как у нас, и даже консультировались по этому поводу. Географически очень трудная территория, поэтому нужны два-три перинатальных центра. Главное, чем мы выгодно отличаемся, – во-первых, мы самые большие. Огромный опыт у персонала, работающего на 8–10 тысячах родов в год. Во-вторых, мы клиническая база самого большого мединститута на территории. Третье наше преимущество – рядом находятся многопрофильные стационары окружных клинических больниц третьего уровня. У нас даже есть подземное сообщение, поэтому доступность оказания медицинской помощи пациентам с экстрагенитальной патологией решается легче. В пяти минутах ходьбы и двух минутах на машине скорой помощи – Центр диагностики и сердечно-сосудистой хирургии, где оперируют пороки сердца у наших детей. Совсем рядом самый крупный травматологический центр. Именно поэтому показатели младенческой смертности нашего округа одни из самых лучших в России. Конечно, наличие трех перинатальных центров, зональный подход – это дорогая история, но наш округ себе это позволил.

– Готовы ли вы принимать пациенток из других регионов?

– Да, мы ориентированы на то, что со временем станем таким центром притяжения для всего Сибирского региона и Урала.

– А проблема межтерриториальных расчетов вас не пугает? Просто к вам многие захотят приехать.

– Абсолютно нет. Это должно пугать других. У нас и сейчас этой проблемы нет. Да, тарифы разные. Наши пациенты очень выгодны для центров других регионов – например, на ЭКО у нас в ХМАО высокий тариф. Средний тариф – 80–90 тысяч рублей, а у нас – более 200 тысяч. Женщина выбрала медицинский центр, говорит: «Я хочу поехать туда». Пожалуйста. ХМАО не та территория, которая препятствует праву пациента выбирать место лечения. Полагаю, что и нам удастся найти понимание с другими регионами, откуда к нам приедут пациентки, мы станем более привлекательными для пациентов других территорий и, конечно, нашего округа. Пациент голосует ногами, а наша важнейшая задача – вдохнуть жизнь в эту новую реальность и постоянно совершенствовать качество оказания медицинской помощи, чему будет способствовать современная инфраструктура.